Поить, кормить, платить Депардье — сделать все, чтобы не разочаровался, не сбежал, не выбросил наш паспорт
Сюрреалистический жест Жерара Депардье — первый в истории француз с мировым именем, который вступил в российское гражданство, — имеет гораздо больше смыслов и бессмыслицы, чем это кажется на первый взгляд. Французская душа — потемки. Да-да, у французов есть тоже своя национальная душа, не менее загадочная, но еще более скрытная, чем у русских. Несмотря на целый океан французской литературы, энциклопедия французской души до сих пор не написана именно потому, что француз не позволяет себе и другим копаться в собственной душе, видя в этом вторжение в свою собственность и агрессивный, постыдный акт, вроде публичного задирания юбки. Щадя французские чувства, нужно, однако, сказать, что без внедрения во французскую душу жест Депардье, этого француза из французов, можно даже сказать Француза Французыча, объяснить невозможно.
Французская душа, как и наша, родная, во многом полярна, но полярна по-своему. С одной стороны, она мятежна, революционна и своенравна. Она — республиканка, Марианна Французская. В ней есть отмеченная многими легкомысленность, которая помогает ей сражаться с фобиями жизни и которая, в сущности, объясняется тем, что, несмотря на все исторические перипетии, это счастливая душа, не убитая, не затоптанная в асфальт. С другой же стороны, французская душа склонна к честолюбию, переходящему в тщеславие, к личностному эгоцентризму, к определенной кастовости и самокрасованию. Француз готов отстаивать самые радикальные демократические принципы, но он будет счастлив и горд оказаться в компании королей, принцев, олигархов, голливудских актрис и вообще влиятельных людей. Он не любит власть других, но его собственная власть греет его французскую душу. В довершение ко всему, он — врожденный патриот своей сказочно красивой, богатой искусствами и ухоженной, как кожа светской красавицы, страны, и потому он приходит в бешенство, когда Франция делает глупости, прогибается, например, перед Америкой, короче, делает не то, что ей полагается делать по ее божественному и вместе с тем вольтерьянскому предназначению.
Депардье прекрасно укладывается в эту амальгаму чувств, существуя в круговерти идеологий. Французская душа, как и наша, верит в слово больше и глубже, чем в дело, но, в отличие от нас, французская риторика позволяет ей беспрепятственно и велеречиво говорить о предметах, которые она не знает или знает из рук вон плохо. Говоря о нашей стране, ее великой демократии и прочих приятных вещах, которые французская вежливость считает необходимым подчеркнуть, Депардье блестяще продемонстрировал эту особенность национального сознания. Его личностное общение с главой государства на "ты", объятия от всей души, совместное поедание пищи и возможность самовыразиться в высших сферах — вот это та самая масленица, которая и нужна коту.
Я помню, как ликовал другой известный француз, Морис Дрюон (я состоял при нем тогда, в начале 1970-х, на юбилее Достоевского, переводчиком), когда он удостоился чести отобедать в Кремле с Фурцевой и как он радостно кивал, выслушивая от нее советскую концепцию ввода войск в Чехословакию. Но тогда Дрюона осадил тогдашний французский посол. Прошли годы, и Дрюон снова ликовал, когда он попал в высшие кремлевские сферы — королевский прием важнее неких абстрактных принципов. Впрочем, Дрюон не додумался до нашего гражданства.
Другое дело — Депардье. Сын жестянщика-коммуниста, он до сих пор помнит, как его отец слушал "Радио Москвы", и ему до сих пор кажется, что мы — авангард мирового коммунизма — живем в предвкушении поющего, грядущего счастья. Коммунизм очаровал многих великих французов, от Пикассо до Арагона, он был как импортная острая приправа к французскому обеду.
Теперь же только в глазах Депардье мы хромаем в лучшее будущее, но зато сам жест Депардье связан с тем, что реально захромала и сама Франция. Она выбрала социалистического президента и решила для выполнения предвыборных обещаний оглушить богатую рыбу из числа своих граждан чудовищно абсурдными налогами. Эти налоги вряд ли бы спасли экономику Франции, но вот тут важен принцип. Богачи бросились врассыпную. Депардье попался вместе с ними на этой очевидной налоговой глупости, которую уже отменили, но которая показала, что сегодняшняя Франция — не то. И Депардье, сын не только жестянщика и коммуниста, но и парижского бунта 1968 года, актер, снимавшийся в острых, антибуржуазных и сексуальных фильмах, культовый носитель "французскости" и богемного духа, хохмач и клоун, тоже чувствует, что в стране происходит что-то не то. Где нынешние Пикассо и Арагоны, где культурное превосходство Франции? Одна тоска... Он заметался и попался в наши российские сети. Кремль, которому надоели все эти разговоры о том, что креативный класс бежит за границу от авторитаризма и репрессивных законов, в этой истории умело сорвал пропагандистский банк и утер нос, в частности, французским журналистам, которые, мягко говоря, писали о путинской России без малейшей симпатии.
Все это яркий пример того, что пропаганда советской школы по-прежнему может достигать успехов и без особых усилий предлагать заезжей знаменитости прокричать "Слава России!". Больше того, это сигнал, что надо идти дальше и побеждать в идеологической войне этот застрявший в своих проблемах Запад, укреплять имидж страны и учиться на ошибках полуврага.
Я посмотрел французские газеты, пишущие о Депардье, и поразился их растерянности. Одни объявили, что он политически и по-человечески умер, другие верят в его воскрешение, третьи неуклюже сравнивают его поступок с фашистскими паспортами, выданными Гитлером судетским немцам в 1938 году...
В сущности, Депардье нанес страшный удар по антирусской направленности французской журналистики. Она так старалась высмеять все попытки России стать цивилизованной страной (часто это и в самом деле было смешно), что, казалось, докопалась до самого сердца француза, ненавистника деспотий, а тут такой казус! Значит, неубедительно у нее получалось? Или просто самодостаточный француз плевал на свою печать...
На самом деле надо взглянуть, как французы относятся к России. По моим представлениям, их отношение похоже на четырехслойный пирог. Речь идет не только о сегодняшней Франции. Это вечный пирог. У этого пирога верхний слой — самый противный. Он все портит. Это политический слой. Франция, несмотря на временные союзы с Россией, готова рассматривать Россию как деспотическую, имперскую страну-угрозу, а также (если пользоваться словами философа Бориса Гройса) как свое (в том числе и политическое) "подсознание". Что значит это подсознание? Это то, что хочется порой делать, но совесть не позволяет...
Второй уровень входит в противоречие с первым. Французы знают и любят культуру России. Начиная с Мериме и Мелькиора де Вогюэ Франция открыла для себя русскую литературу, а дальше были русские балеты, русский авангард... Вот почему Депардье опирается в своем решении на русскую культуру, приводя в пример Валерия Гергиева и, некрасиво ругая русскую оппозицию, не смеет тронуть Каспарова — это тоже часть культуры: русские шахматы.
Третий слой пирога — это вечная, старая Россия, в сущности, не умирающий миф-симулякр, который порождает большое количество идей и вещей, от роскоши кремлевских палат до бефстроганова, от Транссиба до балалайки, от черной икры до русских красавиц в кокошнике. Эту интригующую невидаль тоже почитают в Париже.
Четвертый уровень — это теплота русского общения, русская дружба, тосты и карамазовские разговоры, Натали уже не в кокошнике, а в популярной песне, доступные и недоступные девушки (в зависимости от личного общения). Это также положительный слой, доступный на личном уровне даже французским журналистам.
И есть еще что-то, это не уровень, а цирковой номер. Россия — это анти-Франция, в хорошем и дурном смысле, она стоит не на ногах, а на голове, как у Шагала, и потому она манит в разных своих проявлениях, включая коммунизм.
Если банализировать первый уровень, вывернуть его наизнанку и полюбить (французы любят вонючий сыр!), как сделал Депардье напором собственных слов, то тогда получается съедобный и необычный пирог. В любом случае его хочется попробовать. К нам ездили пробовать этот пирог самые разные французы. Помним Кюстина. Помним Мальро, Селина, Жида, наконец, того же Арагона с двойным дном. Это тревожный список. Все они отвернулись от России. Некоторые с таким треском, что русское посольство скупало антирусские книги Кюстина в Париже... Жид тоже хорош: написал антисоветское "Возвращение из СССР". Был и Ив Монтан, который братался с Хрущевым, а потом скупал паршивое советское нижнее белье и показывал его в Париже как дикость.
Так что за Депардье надо пристально следить. Держать крепче француза (в своих объятиях)! Отменно поить его и кормить, размещать в лучших дворцах и не давать ему разочароваться по примеру предшественников. Чтобы он не выбросил паспорт в мусорную корзину... Депардье! Может, именно благодаря ему здесь начнется наведение порядка и настанет счастье. Сделать все, чтобы не разочаровать прекрасного, всеми любимого актера, надраить страну до блеска, постричь, побрить, насадить алых роз, организовать (назло всем) гражданское общество, запустить в небо кучу ракет и спутников... А не то сбежит, негодяй!