Выбор Игоря Гулина

Проза и стихи

Автор: Михаил Соковнин
Издатель: Библиотека московского концептуализма Германа Титова

Наиболее полное на сегодняшний день собрание замечательного андерграундного прозаика и поэта. Хотя сборник и издан в серии "Библиотека московского концептуализма", к течению этому Михаил Соковнин имеет отношение очень касательное, разве что по кругу общения — Эрик Булатов, Олег Васильев, Всеволод Некрасов. Некрасов написал предисловие для предыдущего сборника 1995 года (здесь оно перепечатано), а магнитофонная запись, сделанная Васильевым, стала главным источником новообретенных, до сих пор не печатавшихся текстов. Впрочем, и андерграундным автором называть Соковнина как-то неловко, это подразумевает продуманный нонконформизм. С ним — по-другому. Тексты Соковнина — дело абсолютно частное. Они — продолжение дружеского разговора, с повторением компанейских шуток и выражений. Эти вещи будто бы не очень предназначены для сторонних читателей. Такая кружковость ощущается, с одной стороны, очень шестидесятнической, а с другой — отсылает куда-то в XIX век, к любимым Соковниным пушкинским временам.

В абсолютной частности письма у Соковнина, может, и хочется, но не получается увидеть сопротивление режиму и миру. Скорее, то, что в них есть — это апология героической пассивности, сдачи и гибели. Несколько раз повторяющийся девиз этих текстов: "Есть особенный смысл в том, чтобы не есть, но есться". Это пессимистическое, жертвенное содержание тем более удивительно, что Соковнин — автор очень светлой, искренне веселой ноты. Возможно, дело тут в предчувствии смерти. Он умер в классическом 37-летнем возрасте, и все тексты в этой книге умещаются примерно в десять лет — с середины 1960-х по середину 1970-х. Тексты эти — маленькая повесть, несколько забавных поэм и абсурдистских пьес, прекрасные стихи вроде таких: "О погоде погадай, // о погоде. // О погоде и природе, // о природе. // О природе и приросте, // о приросте. // О приросте и приплоде, // о приплоде и погоде; // о погосте". Главное же — небольшой прозаический цикл "Вариус", пунктирная биография персонажа, единственная вполне определенная черта которого — тяга к игривому самоудалению из жизни.

"Утц" и другие истории из мира искусств

Автор: Брюс Чатвин
Издатель: Ad Marginem, ЦСК "Гараж"

Умерший четверть века назад англичанин Брюс Чатвин — фигура очень разносторонняя: писатель, журналист и путешественник, археолог и антрополог, аукционный эксперт и теоретик коллекционирования. Эта книга — собрание его текстов, так или иначе связанных темами искусства и отчасти Восточной Европы. Здесь есть рассказы о поездках и встречах в СССР (среди героев — Надежда Яковлевна Мандельштам, Константин Мельников, знаменитый коллекционер Георгий Костаки), размышления о русском авангарде, истории из аукционной практики Чатвина и множество других вещей. Правда, его статьи и репортажи — тексты очень журналистские, любопытные наблюдения в них теряются среди множества неряшливостей и красивых фраз, вещей случайных или очевидных. В первую же очередь книгу стоит читать ради заглавного небольшого романа 1988 года — элегической биографии заядлого коллекционера майсенского фарфора. Ее герой, житель Праги по имени Каспар Утц, чудом сохраняет свои безделушки во всех катаклизмах, постигших Чехию в XX веке, но это выглядит проявлением не бережливости, а любви. "Утц" — история тихой страсти, взвешенного помешательства. Это повествование то ли в набоковском, то ли в зингеровском духе из-за своей эксцентричности избегает пошлости, свойственной мотиву "любви во времена катастроф". То, что не вполне получается у Чатвина в эссе, отлично удается ему в прозе.

Великий запой

Автор: Рене Домаль
Издатель: Издательство Ивана Лимбаха

Французский поэт, прозаик и мыслитель, последователь Георгия Гурджиева и переводчик разного рода восточной философии, Рене Домаль считается одним из младших сюрреалистов. Правда его вещи гораздо ближе не каноническим Бретону и Элюару и даже не лирическим умникам Преверу и Кено, а более старой, философически-хулиганской линии, идущей от Рабле через автора "Короля Убю" Альфреда Жарри. В романе "Великий запой" 1938 года, переведенном сейчас Валерием Кисловым, эти влияния не просто ощущаются, любимые авторы Домаля тут даже появляются мельком в качестве персонажей. Несколько героев, принадлежащих к разношерстной французской богеме, пьют и ведут абсурдные парафилософские диалоги. Русскому читателю они напоминают то, чем примерно в это же время занимались обэриуты. К примеру, открывается книга Домаля длинным рассуждением о том, как правильные звуки могут разрушать неугодные предметы, отчетливо рифмующимся с известной фразой Хармса о том, что поэтический текст должен быть способен разбить окно. В принципе, "Великий запой" — это роман-трактат о том, как отпустить мышление на свободу. В качестве практической иллюстрации этой достигнутой свободы русское издание романа сопровождается несколькими эссе Домаля.

Леннон

Автор: Давид Фонкинос
Издатель: Corpus

Давид Фонкинос — популярный французский прозаик, драматург и режиссер. У нас его начали издавать в середине 2000-х, но волна российской популярности писателя началась после выхода фильма "Нежность" с Одри Тоту, поставленного Фонкиносом по главному собственному бестселлеру. Переведенный сейчас роман 2010 года "Леннон" — не то чтобы биография знаменитого музыканта. Точнее подход к жизнеописанию здесь не очень канонический. Фонкинос заставляет Леннона рассказывать и осмыслять свою жизнь на сеансах психоанализа — таким образом, на современный лад обосновывая классический жанр исповеди. Годы действия с 1975-го по 1980-й — пятилетие перед смертью, когда Леннон практически не занимался музыкой и, соответственно, имел возможность чаще заглядывать в себя. Стоит сказать, что книга удачно дополняется вышедшим в конце прошлого года огромным томом ленноновских писем (Джон Леннон. Письма. Издательство "Слово"). Можно сравнить, насколько речь лидера The Beatles, сконструированная Фонкиносом, отличается от настоящего ленноновского письма.

Король Артур и рыцари Круглого стола

Автор: Питер Акройд
Издатель: Альпина нон-фикшн

За последние годы Питер Акройд превратился в чуть ли не самого переводимого на русский английского писателя. Один этот человек заменяет целый институт по представлению и обновлению знаний о Британии и ее культуре. Тут и бесконечные биографии прославленных англичан, и страноведение ("Лондон", "Темза"), и постмодернистские игры с английской историей в его романах, и наконец, осовремененные пересказы основополагающих текстов. В данном случае это "Смерть Артура" Томаса Мэлори — огромный фолиант XV века, одно из главных произведений о легендарном короле, так или иначе лежащее в основе всех последующих версий его приключений и рыцарской романтики в ее английском варианте. В книге — все, чего стоит ожидать: рыцари Круглого стола, Мерлин, Ланселот и Гвиневра, Тристан и Изольда, поиски святого Грааля. Никаких новых сюжетов и смыслов Акройд не вводит и даже интонацию пытается сохранять — как в оригинале. Он не переосмысляет роман Мэлори, наоборот — оживляет его, делает сложный и очень путаный текст вполне читабельным.

За чертой

Автор: Кормак Маккарти
Издатель: Азбука

Кормак Маккарти — один из самых почитаемых живых американских прозаиков, автор "Старикам здесь не место" и "Дороги", считающийся главным наследником Фолкнера. Его роман 1994 года "За чертой" — вторая часть "Пограничной трилогии", начатой книгой "Кони, кони". Впрочем, сюжетно романы вполне самостоятельны, связь между ними скорее мотивная, тематическая. Как почти все книги Маккарти, "За чертой" — своего рода философический вестерн. В конце 30-х годов, на исходе Великой депрессии, подросток по имени Билли Пархэм вместе со своим отцом пытается изловить беременную волчицу, поедающую их скот. Когда охота наконец увенчивается успехом, мальчик внезапно привязывается к зверю и решает доставить его в места естественного обитания — то есть в Мексику. Так начинается серия путешествий юноши через мексиканскую границу. Естественно, эти пересечения грани прочитываются как метафора взросления и познания. Единственная проблема с Маккарти: его главное изобретение — сверхкороткая фраза, писание почти междометиями. В переводе это очень сложно передать, и брутальные откровения его героев иногда звучат корявыми банальностями. Но тем любопытнее — получилось ли в этот раз.