Выставка живопись
Масштабная не по залам выставка собрала десятки работ с хронологическим разбросом от начала XX до начала XXI века. Раскрыть тему посиделок с фруктами и сладостями в русской живописи "Ковчегу" помогли Музей Маяковского, Вологодская и Тверская картинные галереи, общество "Мемориал", Фонд Марджани и множество частных коллекционеров. Рассказывает ВАЛЕНТИН ДЬЯКОНОВ.
Агитфарфор — знаем, видели, агитлак — Палех на советские темы — открыли недавно, благодаря адвокату и коллекционеру Александру Добровинскому. А агитпряник не хотите? Под стеклом на стенде, рядом с формами для изготовления традиционного лакомства, выложена обложка целой монографии под названием "Скульптура русских пекарей. Из сдобного теста". Автор-составитель — Иван Ефимов, известный советский анималист и близкий друг Владимира Фаворского. Обложка украшена гигантским, судя по всему, пряником в виде герба СССР. Это самый неожиданный поворот темы, раскрытой галереей "Ковчег" с характерной для нее дотошностью на выставке "Сладкая жизнь". Отсылки к Феллини здесь, скорее, для отвода глаз. Речь идет об искусстве и мещанстве, вернее, о том, как простые радости в виде пирожного с кофе и вазочки фруктов бесконечно повторяются в живописи и графике от русского авангарда первого поколения до художественной молодежи, не забывшей идеалы комнатного искусства 1930-х годов.
Материальная база выставки пряничными формами не исчерпывается. Здесь есть необъятная полка с пакетиками сахара из собрания художницы Евгении Двоскиной, лагерная утварь из "Мемориала", открытки и даже салфетки из разных стран. Реклама малых форм из Музея Маяковского напоминает, что младенец "от чашки какао бросает плач, цветет, растет и станет силач". От эскиза стандартной упаковки для торта, сделанной в 1960-х, у всех граждан РФ старше тридцати гарантированно потекут слюнки. Не хватает только коллекций чайников и серебряных ложек. Впрочем, куда их ставить здесь — решительно непонятно, ибо кураторы "Ковчега" Сергей Сафонов и Игорь Чувилин не уступили пустоте ни пяди выставочного пространства. Помимо искусства и дизайна, на выставке много полезной информации об истории сахара. Есть даже рецепт чайного самогона для поклонников рукотворного алкоголя. "Сладкая жизнь" читается и как история продуктовой корзины русско-советского человека, и как история живописи: идее о том, что из духа натюрморта благодаря яблочкам Сезанна возник авангард, уже почти сто лет.
Сцены демократичных сборищ в заведениях и на природе появились в европейской живописи с первыми буржуа Центральной и Северной Европы. Народные гулянья от Питера Брейгеля Старшего и алкоголизм в низах от Адриана Браувера и Давида Тенирса Младшего воспринимались платежеспособными ценителями как малопристойные анекдоты в картинках. Ритуалы совместного питания в кафе всячески эксплуатировали импрессионисты в поисках образа индустриального общества или альтернативы ему, как в "Завтраке на траве" Эдуарда Мане. Похожий интерес к буржуазии расцвел в советском искусстве с приходом НЭПа. Карикатуры московского художника Алексея Успенского для сатирического журнала "Бегемот" показывают жертв и бойцов разгоревшейся классовой борьбы. Дама в богатой шубе и модной шляпке показывает плакат с надписью "Я выиграла по второму крестьянскому займу 5000 р." — то ли реклама лотереи, то ли критика общества потребления. "Ковчег" показывает неожиданную вариацию на тему Мане в виде громадного по меркам выставки полотна Петра Кончаловского "На лужайке" (1954). Тут, конечно, все чинно и благопристойно: советские люди культурно отдыхают на жаре, никто и плечика обнаженного не кажет.
Еда для художника — сюжет доступнее автопортрета, и "Сладкая жизнь" богата столами с фруктами, чашками и графинами. Чемпионом натюрморта был основатель "Бубнового валета" Илья Машков, и его на выставке много, как хорошего, так и разного. Но более сильное впечатление производят "Груши" Михаила Ларионова и "Натюрморт с вазой и кренделем" Константина Истомина — примеры идеального владения цветом и живописной фактурой. Ослепительно розовый фон у Истомина превращает набор вещей в черные тлеющие угольки. У Ларионова для фруктов столько же оттенков, сколько у эскимосов слов для снега. Третьей в эту компанию можно взять футуристическую поэтессу Елену Гуро с этюдом со стаканами на фоне гор. Из живых классиков не отстает бывший митек Александр Флоренский с рядами кухонных баночек и скляночек на черном фоне. Как и сама выставка, предметы быта уходят в бесконечность. Удивительно при этом, что "Сладкая жизнь" не утомляет, несмотря на тесноту и кучность,— видимо, в январе месяце живописных витаминов и теплых красок мало не бывает.