В последние дни балетный мир пережил громкие кадровые назначения. Объявленные сейчас, реально все они состоятся летом 2014 года. Парижскую оперу покинет директриса балета Брижит Лефевр, занимавшая эту должность с 1995 года; на ее место назначен 35-летний Бенжамен Мильпье, хореограф и экс-премьер New York City Ballet. В Берлине уходит с поста интенданта Берлинской оперы Владимир Малахов, работавший в труппе с 2002 года; его заменит Начо Дуато, оставив должность худрука Михайловского балета.
Две крупнейшие и очень благополучные европейские труппы одновременно меняют своих многолетних руководителей, немало способствовавших их процветанию. Известно, что инициаторами смены власти в обоих случаях стали министерства культуры и конкретно чиновники, отвечающие за развитие театров. В Париже это будущий интендант Парижской оперы Стефан Лисснер, лоббировавший кандидатуру Бенжамена Мильпье, в Берлине — государственный секретарь по культуре Андре Шмитц. Главный довод обоих — необходимость продвижения современной хореографии на сцену главных государственных театров. Приглашение в Берлин Начо Дуато и неизбежные перемены в Михайловском театре — всего лишь следствия этого принципиального решения.
Вопрос о том, смогут ли новые арт-директора радикализировать репертуар театров и вообще — был ли он настолько рутинным, как думают чиновники, кажется праздным: что нам за дело до Берлинов и Парижей, с собственными бы театрами разобраться. Однако глобализация в большой мере затронула и балетный мир. В репертуаре театров разных стран все больше одинаковых названий, в международных по составу труппах все больше русских артистов. Да и в российских компаниях, где раньше лишь изредка попадались корейцы да японцы, сейчас все чаще работают танцовщики с Запада, начиная с премьера Большого американца Дэвида Холберга и заканчивая Кинан Кампой, американской стажеркой Мариинки, уже станцевавшей ведущие партии. Словом, смена курса ведущих европейских трупп заденет не только Михайловский театр (хоть его гендиректор Владимир Кехман и обещает, что Дуато несмотря ни на что треть своего времени будет проводить в Санкт-Петербурге), но и балетный мир в целом.
Репертуарная политика уходящих руководителей — Лефевр и Малахова — была достаточно сбалансированной, хотя их личные пристрастия полярно противоположны. Француженка до воцарения в Парижской опере курировала в местном минкульте современный танец и, став директрисой, не изменила своим пристрастиям: при ней в "колыбели классического балета" появились авангардисты разной степени одаренности — от Прельжокажа до Жерома Беля (список бесконечен), так что почитатели традиций даже сетовали, что классика занимает в афише слишком мало места. В Берлине выросший на русских академических традициях Малахов прежде всего озаботился укреплением профессионализма труппы, для чего внедрил в репертуар собственные редакции больших классических балетов, не забывая, однако, о гениях ХХ века (скажем, Бежаре) и современных авторах (вроде Мауро Бигонцетти), подаривших Берлину эксклюзивный репертуар. При этом он украсил труппу не только собственной звездной персоной, но и другими солистами, выросшими до мирового уровня (взять хотя бы Полину Семионову, выхваченную Малаховым со школьной скамьи из-под носа Большого театра).
Репертуарный баланс, сложившийся в обеих труппах, как раз и не устраивает министерских кураторов. Будущие руководители уже заявили о намерениях модернизировать афишу. Весьма средний хореограф Мильпье пообещал "по-настоящему изменить артистов, заставить их танцевать всякое другое — не только ту классику, которую они танцуют сейчас". Неизмеримо более талантливый Начо Дуато, естественно, тоже будет ставить собственные балеты; судя по работе в Михайловском театре, классикой он, мягко говоря, не увлекается. При этом нельзя сказать, что оба руководителя-хореографа находятся на острие прогресса, как, скажем, главный резидент-хореограф лондонского "Ковент-Гардена" Уэйн Макгрегор. И в общем-то пока непонятно, что такого новаторского они могут предложить своим новым компаниям. Зато очевидно, что жертвой преобразований падут в первую очередь многоактные классические балеты XIX века.
А с ними и профессиональный уровень балетных трупп. Ремесло и виртуозная техника классического танца окажется невостребованной — грубо говоря, умение крутить 32 фуэте и прыгать академические двойные assemble не будет играть никакой роли при приеме на работу, равно как и внешние данные артиста: в современных постановках не нужен вышколенный длинноногий кордебалет. Невостребованность академических кадров, несомненно, скажется на качестве обучения в балетных школах: в старейшей, парижской, и так выпускников девать некуда — во всей Франции лишь Парижская опера танцевала чистую классику.
При этом широкая публика, в отличие от прогрессивных деятелей и чиновников, традиционные балеты жалует и посещает исправно. Причем в любом качестве: столичные зрители, конечно, искушены и готовы потреблять только первоклассный продукт, провинция соглашается на любые "Лебединые" и "Дон Кихоты". При глобальном распределении мирового балетного труда спрос на старую классику смогут удовлетворить преимущественно российские компании, и без того регулярно гастролирующие с традиционными балетами — своего рода культурными нефтью и газом, поставляемыми Россией за рубеж.
Что из этого следует? Российские труппы будут пуще прежнего культивировать классику — основу не только исторических традиций, но и финансового благополучия. В отличие от западных наши культурные чиновники репертуарный консерватизм в основном только приветствуют. С одной стороны, хорошо, что хоть в чем-то (в классическом танце) мы останемся "впереди планеты всей". С другой — любое развитие (а уж балета — тем более) невозможно без движения. Наш балетный театр, почти весь ХХ век просидевший за закрытым занавесом, только-только начал восполнять упущенное, ставя классиков ушедшего столетия — от Баланчина до Матса Эка, и только-только наладил контакт с современными корифеями — от Макгрегора до Начо Дуато. И если этот путь будет перекрыт из-за мирового разделения труда, согласно которому России отводится роль поставщика классической древности,— мы, как и страна в целом, рискуем остаться сырьевым придатком, ответственным за высокотехнологичные кадры и музейные раритеты.