Вчера президент России встретился в Кремле с главой Следственного комитета Александром Бастрыкиным в честь двухлетия создания ведомства. За несколько минут до этого специальный корреспондент "Ъ" АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ, в свою очередь, встретился с Александром Бастрыкиным и выяснил, зачем нужна финансовая полиция, как Валентин Юдашкин предлагал сшить парадную форму для Следственного комитета, а главное — что бывший министр обороны Анатолий Сердюков будет переквалифицирован из свидетеля в обвиняемого не раньше чем через год.
Президент России Владимир Путин рассказал главе Следственного комитета Александру Бастрыкину, что два года существования Следственного комитета — это еще не повод для радости
Фото: РИА НОВОСТИ
Встреча президента и главы Следственного комитета (СК) вот-вот должна была начаться (Владимир Путин потом поздравил СК с двухлетием, и, по-моему, от души). Александр Бастрыкин только что провел коллегию своего ведомства, где, кроме всего прочего, рассказал о своей идее учредить институт финансовой полиции.
Предварительного разговора с журналистами, конечно, не предполагалось. Между тем стоило оторвать глаза от гаджета, из которого можно было узнать именно про финансовую полицию и полюбоваться Александром Бастрыкиным в чудесной парадной форме, как я увидел перед своими глазами самого Александра Бастрыкина в этой генеральской форме. Словно сошел, как говорится, с обложки.
Странно было бы не поговорить с ним после этого.
— Про финансовую полицию — это правда? — поинтересовался я.
— Конечно. Это уже не новая моя идея. Если говорить о прошлом... Была такая налоговая мил... Отставить! — резко приказал себе Александр Бастрыкин.— Полиция! Так, кажется, называлась?
— Многие навсегда запомнили, как она называлась.
— Ну вот!.. Не знаю причин, почему она была ликвидирована. Но мне кажется, что она работала неплохо. Как мне кажется.
— Действительно, заметный был орган.
— А потом вдруг раз — и решение о ликвидации,— пожал он плечами.— Я не знаю почему. Сейчас я ощущаю, как руководитель СК, ее нехватку. Нас упрекают, что мало дел по налоговым составам... Но это потому, что дела передали в налоговые инспекции. И кто занимался налоговыми преступлениями? Девушки в основном. Ну а что эти девушки могут? Вот она посмотрит: сходится — не сходится... Они замечали раскрытые, латентные вещи. А налоговые преступления... Они же неочевидны.
— И кому будет подчиняться финансовая полиция, как вам кажется?
— Я думаю, что в подчинении президента,— предположил господин Бастрыкин.— Вот в Италии есть такая.
— Но что-то они не победили коррупцию.
— Но они все-таки... мафия! — с долей, казалось, какого-то уважения произнес Александр Бастрыкин.— Мафия вообще бессмертна! А вы знаете, что есть один путь победить мафию — создать свою мафию.
— А-а, вот в чем дело! Вот в чем ваша идея,— понял я.
— Вижу: догадались! — одобрительно кивнул глава Следственного комитета.— Так вот, в Италии она все-таки действует. Национальная полицейская гвардия, по-моему, называется.
Он неожиданно вздохнул:
— Эх, красивая у них форма! Даже красивее, чем у меня!
Я присмотрелся. Нет, этого не могло быть. Генеральская форма его была ослепительно хороша.
Я сказал ему об этом. Александр Бастрыкин очень оживился:
— А вы знаете?.. По секрету... Это форма милиции 50-60-х годов прошлого века... Если фильмы старые посмотрите... Только там стоечка вот так идет... наверх...
Он с удовольствием показал, как именно.
— Я вспоминаю детство.. Когда я был шести-семилетним ребенком, в Ленинграде милиция ходила в такой форме. Потом уже серая появилась.
Действительно, эта форма была красно-синей.
— Так это ваша собственная идея? — спросил я.
— По цвету — да...— признался он.— Ну и все остальное... Вот эти погоны — моя идея... Хотелось, чтобы у нас в Следственном комитете были офицеры.
— А не кто?
— Понимаете,— поделился Александр Бастрыкин совсем уж сокровенным,— в прокуратуре госсоветники, а у нас должны быть, я понял, генералы и офицеры. Ну а откуда первоначально эта форма, вы знаете, да? Царская, потом 43-й год, Сталин... Погоны эти — тоже моя идея!
На плечах его золотом сияли погоны.
— Ну да. Валентин Юдашкин потом военным перевесил погоны на груди, как известно...— сказал я.
— Юдашкин к нам приходил...— взгрустнул Александр Бастрыкин.— Я его внимательно выслушал. Посмотрел его образцы. То, что он нам предложил... Ну, это стюард на борту Air France!
— То есть не задалось у вас с Юдашкиным,— понял я.— Вернее, у Юдашкина с вами.
— Да,— подтвердил он.— Отказался я. Решил более военизированную форму сделать.
Разговор про форму, я понимал, мог быть бесконечным. Слишком важна эта тема для тех, кто служит. Решает все.
Между тем на вопрос, будет ли он и дальше укреплять свои позиции на рынке правоохранительных органов, Александр Бастрыкин тоже ответил с удовольствием:
— А мы к этому не стремимся! Я никогда не говорил: давайте нам все! В этом году мы намерены решать законодательные проблемы, совершенствование закона... Вчера, например, прошел закон, очень хороший, о возвращении ускоренной формы дознания. Это, кстати, уже было в конце 80-х годов... Вот украл человек кусок колбасы. Зачем следствие заводить? Участковый составляет протокол. Два свидетеля. Как в Англии! За три дня все закончено. Этим мы разгружаем МВД.
То есть ничего личного.
— А есть проблема поделить функции между вами и МВД?
— Есть, конечно,— подтвердил он.— Мы говорим: давайте мы заберем экономику, финансовые преступления... То, что определяет финансово-экономическую безопасность страны.
То есть и раскрытие налоговых преступлений должно, по его представлению, находиться все-таки под оперативным управлением Следственного комитета, а не только президента.
— А грабежи, разбои, общеуголовную преступность, кражи оставьте себе! — великодушно предложил он.— Я думаю, СК — это не тот орган, что вот все хватает и ни с чем не справляется! Это наиболее опасные преступления, посягающие на основы государства: финансы, экономика, коррупция, взяточничество... ну конечно, убийство, насилие, дети... Все! Нам вполне достаточно.
Он сделал паузу и продолжил:
— Поэтому нам больше даже людей не надо. Надо готовить кадры, методику, повышение уровня квалификации. И на этом остановиться.
Судя по тому, как Александр Бастрыкин отдавался этому разговору, было видно, что этот человек не волнуется, как считай что все остальные, перед встречей с президентом. По крайней мере не так, как однажды волновался Анатолий Сердюков, когда ждал очереди в таком же кабинете, а в приемной уже дожидался своей встречи и. о. губернатора Московской области Сергей Шойгу.
— Скажите, а когда уже Анатолия Сердюкова переквалифицируют из свидетеля в обвиняемого? — спросил я его наконец.
Он засмеялся:
— Ничего себе! Вот так, значит, взять и сказать?! Вы же сейчас запишете, и утром в газете, а вечером в куплете!
Вокруг уже стояли сотрудники трех информагентств, так что можно было не сомневаться, что будет наоборот.
И все-таки Александр Бастрыкин, надо отдать ему должное, ответил.
— Надо понять,— пояснил он,— что это не тот случай, когда пришел, увидел, убежал... Когда соскоб крови сделали, генетику провели и в тюрьму!
— А какой это случай?
— Мы сейчас,— сказал Александр Бастрыкин,— привлекаем экономистов, финансистов, чтобы все это было доказательно. А то ну придет защитник... И скажет: что у вас есть? Показания девушек? Так они все могут носить субъективный характер. Не очень, скажет, это все доказательно, убедительно. Мы хотим, чтобы это было убедительно. Все не так просто... Я же тоже руководитель... И я никогда не подписывал финансовых документов. Это вещь очень серьезная. Этим должны заниматься специалисты. У меня есть специальный зам, который подписывает. Не потому, что я ухожу от ответственности. А потому, что в этом нужно скрупулезно разбираться.
Он имел в виду, что и Анатолий Сердюков мог не подписывать.
— Обоснованность принимаемых предложений... Ее надо проверить. Экономическая, законная, законодательная, юридическая, любая... Поэтому, чтобы мы вышли в суд, а тем более когда речь идет о министре обороны и его помощнике, мы должны выйти с существенными доказательствами специального плана. А они получаются в ходе применения знаний специалистов.
Александр Бастрыкин вдруг заговорил суконным языком плаката. Речь шла о действительно уже важных вещах.
— Поэтому,— продолжил он,— по всем сюжетам мы сейчас назначили финансово-экономические экспертизы, в ходе которых независимые эксперты нам скажут: "Здесь правильное было решение, а здесь неправильное"... Ведь сейчас оценка любого объекта... Сложное дело! Вот во что комнату эту можно оценить?! Я не знаю. Кто-то скажет миллион долларов, кто-то — сто тысяч рублей...
— Павел Павлович Бородин точно скажет,— предположил я.
Глава Следственного комитета кивнул.
— Так что мы хотим выйти в процесс, имея четкие доказательства, полученные с помощью специалистов. Чтобы все наши обвинения были обоснованными. А не просто показаниями людей. И это потребует времени.
— Какого? — попробовал уточнить я.
— Я думаю, что не скоро,— задумался он.— К сожалению... Ведь начали с... Первоначальный ущерб, который заявляли,— три миллиарда рублей. А сейчас, по-моему, выходим уже за 13 миллиардов. Расширяется география, появляются новые эпизоды, новые люди... У них же огромное хозяйство было. Но тут и палку перегнуть нельзя. От некоторых активов надо было освобождаться, это правда. Что Шойгу сейчас и делает, собственно говоря. Кстати, и мы тоже просим его... Да, он кое-что готов передать из его хозяйства для укрепления нашей базы... Так что если в год мы уложимся, это будет здорово.
— Да уж, осечки не делайте,— попросил я.
— Мы серьезно к этому подходим,— заверил господин Бастрыкин.— Не должно быть осечки... Да...
— А не боитесь, что Анатолий Сердюков может скрыться, например?
— Ну куда сейчас особенно скроешься! — засмеялся Александр Бастрыкин.
— Тем более что у него же есть охрана,— добавил я.
— Но я не говорил этого! — опять рассмеялся глава Следственного комитета.— Это вы сказали!