Некролог
Фото: Дмитрий Кузьмин, Коммерсантъ
В субботу в Париже на 76-м году жизни умер художник, актер, поэт Владимир Котляров, известный под самокритичным псевдонимом Толстый.
Он уже хоронил себя: покидая СССР, искусствовед и реставратор Котляров оставил в семейной нише на Донском кладбище кенотаф со своим именем и годами жизни "1937-1979". Он уже умирал и воскресал: обреченный врачами на неподвижность, преодолевая немыслимую боль, заново научился ходить. Он не просто восторженно любил и пожирал жизнь, но и сам был ее пульсирующим, чрезмерным сгустком.
Он любил жизнь, но верил в святой дух авангарда — радикального, шаманящего. Как футуристы и дада, он презирал дух наживы: на склеенных вместе купюрах всех стран мира Толстый писал рельефные, невероятно красивые, мерцающие стихи-манифесты, заклиная деньги знать свое место. А цену деньгам он слишком хорошо знал. В Париже, вместо того чтобы жить по правилам эмигрантского гетто, примкнуть к одному из идеологических кланов, торговать былым инакомыслием, Толстый укладывал асфальт, мыл — по завету Маяковского: "Я лучше в баре бл...м буду // подавать ананасную воду" — тарелки в ресторане для проституток. Иначе говоря, стремительно становился парижанином.
Лидеры гетто за 20 лет ухитрились не выучить ни слова по-французски, а Толстый вынырнул со дна жизни уже французским поэтом, ценимым местными словотворцами, и востребованным актером, обитателем квартиры под Эйфелевой башней. На его счету — 40 фильмов. В "Королеве Марго" (1994) он сыграл палача, восхитив свою партнершу Изабель Аджани. Репетируя главную роль в "Угольной пыли" (1990) Эрика Барбье, четыре месяца провел на ринге, куда в 53 года вышел впервые.
Да что там ринг: Толстый распинал себя на всамделишном кресте в одном из своих богоборческих и боговдохновенных перформансов. За любой из них в России ему впаяли бы сейчас всамделишный срок, а в 1981 году он отделался неделей в римской каталажке за то, что, забравшись в фонтан Треви, вопил: "Берегите папу!". Оказавшись вдруг пророком — через девять дней папу ранил турецкий фашист — Толстый недоумевал: он-то "покусился" на папу, придя к выводу, что встряхнуть европейцев, забывших о страхе,— божьем и творческом,— можно только так, наотмашь.
"Смутьян" — вот слово, объединяющее и творческие амплуа Толстого, и его роль в жизни друзей. К ним он был столь же требователен, сколь бескорыстно щедр и верен, а требовал от них бескомпромиссности и неуемности, для него самого органичных. Поэтому его сообщниками по альманаху, созданному в 1984 году в пику "хорошему тону" эмигрантской печати, стали ярчайшие, как и он, индивидуалисты, космополиты, мятежники, визионеры или хулиганы — Наталья Медведева, Эдуард Лимонов, Алексей Хвостенко, Вагрич Бахчанян.
Альманах Толстый назвал "Мулетой": до ребяческой дрожи влюбленный в корриду, он видел себя матадором, дразнящим всех, кто пытается "быковать" в свободной вселенной искусства и слова. В 1986-1988 годах Толстый издавал еще и "самиздатский" на вид "листочек" "Вечерний звон". Едва ли не самым безобидным материалом "Звона" были рисунки, демонстрирующие чудесное превращения лица Солженицына в лицо Сталина. Из федерации французских анархистов "Черное и красное" Толстый вышел — разругавшись на почве признания ими парламентских методов,— и создал свою группу с феерическим названием "Черный передел Земли и Воли". На президентских выборах, впрочем, голосовал за вечную кандидатку-троцкистку Арлетт Лагийе, хотя ее шансы не превышали статистическую погрешность. Впрочем, не "хотя", а именно потому что не превышали: ведь и Владимир Котляров никогда бы не стал Толстым, если бы соблюдал благоразумие в творчестве.