Президент благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» ЕЛЕНА АЛЬШАНСКАЯ рассказала ОЛЬГЕ АЛЛЕНОВОЙ, почему считает законопроекты о стимулировании усыновления, разработанные правительством РФ, недостаточными для решения проблем детей-сирот в России.
Фото: Павел Кассин, Коммерсантъ / купить фото
— Помогут ли законопроекты, которые правительство разработало и вносит в Госдуму, решить проблемы сиротства в России?
— Кардинально решить проблему не помогут. Хотя, безусловно, они работают на стимуляцию семейного устройства, потому что, действительно, деньги — это мотивация, особенно в первый период, когда их только начинают обещать и когда люди еще не очень понимают, что на самом деле представляет собой воспитание чужих детей.
Те меры, которые связаны с упрощением прохождения процедуры усыновления,— тоже вполне разумная часть законопроекта, и их давно надо было ввести. Часть из них — устранение тех препятствий, которые были введены за последние годы.
Но если смотрим на проблему в целом, то все эти меры не решают проблем социального сиротства. Проблема социального сиротства не в том, что мало детей усыновляют. А в том, что много детей попадает в казенные учреждения; в том, что дети разлучаются со своей семьей. Это и есть суть социального сиротства, когда родители ребенка живы, но ребенок не может по разным причинам проживать с ними. И вот работа с этими причинами является единственной возможностью решать проблему социального сиротства. Решение последствий этой проблемы никогда не приводит к ее искоренению. Это — во-первых. Во-вторых, есть небольшая, но очень серьезная опасность того, что сейчас, простимулировав максимально семейное устройство детей, прежде всего именно материальным способом, мы создадим еще большее неравенство между приемными и кровными родителями. И мы создадим ситуацию, при которой воспитывать ребенка в родной семье будет все так же тяжело, а зачастую практически невозможно, если мы говорим о детях с тяжелой инвалидностью, например, и в удаленном районе. А воспитывать этого же ребенка в чужой семье, но при полной поддержке государства и серьезном материальном стимулировании будет легче. В этом смысле мы рискуем получить увеличение количества детей, которые остаются без своей семьи, в том числе и за счет каких-то схем, когда родители договариваются с кем-то. И повышать материальное стимулирование семей с приемным ребенком, не повышая возможности для семьи вырастить родного ребенка,— очень неразумный подход, с моей точки зрения. И это говорит о том, что на подготовку законопроектов был отведен слишком короткий срок, люди просто не успели все продумать.
— Помимо ста тысяч рублей за усыновление, какие меры в этих законопроектах еще важны, на ваш взгляд?
— Речь идет и об увеличении пособий для опекунов детей-инвалидов. Еще там прописаны меры налогового стимулирования, точнее, возврат налоговых вычетов, но это совсем небольшие деньги. Но, к сожалению, самый большой блок поправок, которые мы предлагали, в эти законопроекты не вошел.
— С вами консультировались, когда разрабатывали эти законопроекты?
— Да, безусловно.
— Какими конкретно были ваши предложения по сохранению детей именно в кровных семьях?
— Мы, помимо того, что были согласны с поправками, связанными с упрощением процедур семейного устройства, предлагали большой объем тех правок, которые касаются именно профилактики социального сиротства. И как раз предлагали не делать различий между приемными и кровными родителями тех же, например, детей с инвалидностью, а сделать разовые государственные пособия для всех. И настаивали на том, чтобы единовременное пособие выплачивалось не только усыновителям детей-инвалидов, но и при других формах семейного устройства. И предлагали отпуск по уходу за ребенком, которого взяли на любую форму устройства и в любом возрасте. Это необходимо, потому что семье нужно время, чтобы адаптироваться друг к другу, познакомиться, начать быть семьей.
Я очень надеюсь, что те наши поправки, которые не были учтены сейчас, будут учтены позже. Потому что, если я правильно понимаю, было необходимо идти строго по указу президента и выполнять те меры, которые были упомянуты в его указе, а там, к сожалению, ни о какой профилактике не говорилось. Только в одном предложении упоминалось, что надо продолжить работу над законом о социальном интернате. И реализация этого указа тоже исключительно связана с семейным устройством. Но мне кажется, что вслед за таким большим объемом бонусов, связанных с приемом в семью чужого ребенка, однозначно должна идти компенсация и меры системной поддержки и сохранения ребенка в его родной семье, иначе мы действительно создадим нехорошие качели. И, конечно, бонусы не могут быть связаны только с одной-единственной формой принятия ребенка в семью — усыновления. Мы должны исходить из интересов конкретных детей, для каждого из которых наилучшая форма семейного устройства — та, в которой он нуждается. И в первую очередь — возврат в кровную семью.
Еще нам казалось неправильным выплачивать сто тысяч рублей и тем, кто усыновляет ребенка с инвалидностью, и тем, кто усыновляет ребенка старше семи лет. Это совершенно разные вещи, требующие совершенно разной поддержки. Мы советовали, во-первых, развести эти категории, а во-вторых, сохранить возможность семьям, в которых рождаются дети с инвалидностью, получать ту же разовую выплату в размере ста тысяч.
Но вообще, когда мы говорим о профилактике, то это, прежде всего, не деньги, а система работы с семьей. Необходимо изменение Семейного кодекса, который сейчас довольно жестко регулирует вопросы выявления «неблагополучного» ребенка, ограничения семьи в правах, лишения семьи ребенка родительских прав, но практически ничего не говорит о необходимости сохранения ребенка в кровной семье, о том, что эта работа в принципе кем-то ведется, кто-то за нее отвечает. Всего этого нет ни в нашем Семейном кодексе, ни в законе об опеке и попечительстве. Нигде не говорится об обязательствах органов власти применять некие меры помощи семье, которая оказалась в трудной жизненной ситуации. Отсутствие механизмов такой помощи приводит к тому, что у нас дети очень легко уходят из одной семьи в учреждение, а дальше — в приемную, тогда как, мне кажется, треть, а может, и больше детей могли быть сохранены в своих кровных семьях — если бы с этими семьями велась нормальная работа, если бы у них была серьезная поддержка, в том числе инфраструктурная.
Если органы опеки выявили семью в трудной жизненной ситуации, то дальше идет цепочка довольно грустная по отношению к этой семье, и в этом случае должен бы включаться в работу некий орган сопровождения семьи, который рассматривает в качестве своей цели сохранение, проживание ребенка в этой семье. И ради этой цели расписываются действия разных социальных служб и ведомств, потому что это однозначно межсекторная, межведомственная ситуация, и не может это делать один работник опеки. Органы опеки и попечительства и комиссии по делам несовершеннолетних сейчас от социальных служб совершенно отдельно существуют, они между собой никак не связаны, не обязаны друг к другу обращаться, не обязаны друг друга подключать. Это очень плохая ситуация на самом деле. Если есть вот такое внимание к семье, то первое, что должно возникнуть, это социальная помощь и поддержка. Второе — безусловно, должна быть система выбора семьей того, кто эту помощь оказывает, чтобы она могла менять исполнителей. Это не должна быть жесткая, одна-единственная структура. Это необязательно одна соцзащита. Нужно опять же продумать систему общественного контроля. Самая большая проблема у нас в том, что до сих пор существует такая старая советская система, когда есть бюджетное учреждение, по госзаказу выполняющее одни и те же услуги и просто получающее на это бюджет (и неважно, хорошо ли оно это делает, нужны ли эти услуги населению). Качество этих услуг зачастую оставляет желать лучшего. Но ничего не меняется, потому что нет никакой конкуренции в этой сфере, нет никакого контроля в этой сфере.
И вот эта задача по сохранению ребенка в кровной семье должна стоять всегда на первом месте. Даже если в итоге по какой-то причине ребенок был размещен в учреждение, это размещение должно считаться временным. В большинстве западных стран лишить родителя родительских прав на ребенка очень сложно. Практически невозможно. Если есть только добровольный отказ от своих родительских прав. Потому что всегда есть шанс, что человек может измениться. Если, конечно, речь не идет о преступлениях по отношению к ребенку. И возможно, на эти изменения нужен месяц, возможно, полгода, а возможно — десять лет. Но у ребенка должен быть шанс вернуться в свою кровную семью, он не может быть усыновлен кем-то, если есть шанс ему вернуться в кровную семью. И усыновлению могут подлежать только те дети, у которых совершенно четко потеряна эта связь навсегда. У нас, к сожалению, в семейное устройство зачастую не попадают те дети, которые в нем нуждаются, и попадают те, которые нуждаются не в семейном устройстве, а в возврате в родную семью. Потому что нет системы, связанной с пониманием того, что нужно конкретно этому ребенку. Вот того самого индивидуального подхода. У нас система услуг, а вовсе не индивидуальный подход. У нас ребенок устраивается в семью вне зависимости от того, поработали с его родной семьей над восстановлением в правах или нет. Одновременно у нас до сих пор эти казенные учреждения рассматриваются частью семей как услуга по воспитанию и содержанию детей, поэтому очень часто, особенно в провинциях, родители добровольно своих детей отдают в интернаты. Это называется — «дети, которые находятся в интернате по заявлению». На самом деле очень часто эти родители детей там практически не навещают, и дети, по сути, являются сиротами. Надо это менять. Ребенок не может жить в интернатном учреждении — если родители не справляются с его воспитанием, им должна быть оказана помощь. Если даже помощь есть, но нет результата, то ребенок должен быть размещен в другую семью. Но это не должен быть детский дом. И это решение о размещении должно приниматься разумно, после того как действительно выявится, что нет ни малейшего шанса на проживание ребенка в родной семье. Если же нет возможности жить в родной семье временно, то ребенок временно размещается в другой семье. Собственно говоря, все это, все эти формы предполагаются нашим законодательством, у нас есть усыновление в качестве постоянной формы размещения ребенка. А в качестве временной есть опека и попечительство, опека по договору, так называемая приемная семья. И все эти формы изначально и были задуманы как возможность разместить ребенка в семье, когда еще непонятно, вернется он в родную семью или нет. Тем не менее на самом деле все формы у нас используются совершенно одинаково. Зачастую органы опеки просто не понимают, какая между этими формами разница. И точно так же не могут это объяснить потенциальным приемным родителям. Просто говорят, что в одной форме платят больше денег, а в другой меньше. Вроде как ничем другим они не отличаются. Это на самом деле, конечно, не так.
Подводя итог, главная задача — сохранение ребенка в кровной семье. Вторая задача — устройство ребенка в замещающую семью. Пока мы не выстроим всю систему в такой последовательности, любые стимулирующие меры будут помогать конкретным семьям, которым стало проще собрать пакет документов или которые порадовались за эти сто тысяч рублей, и теперь они могут что-то купить, что-то сделать для ребенка. Но если мы говорим о системном подходе к изменению ситуации, то, конечно, это еще не те шаги, которые могут ее изменить.