Некролог
Фото: Дмитрий Азаров, Коммерсантъ / купить фото
Вчера в Москве на 89-м году жизни умер Борис Васильев, оставшийся в истории советской литературы как создатель собственного жанра — социалистического сентиментализма.
К собственной биографии Васильев относился едва ли не вдохновеннее, чем к своим романам. Даже в контексте русского ХХ века, когда одни и те же обстоятельства надо было то скрывать, то гордиться ими, она похожа на роман. Мама дворянка, отец военспец, один дедушка народник, создававший в США коммуны по заветам утописта Фурье, другой всю жизнь прожил в белорусском Слониме. Сам Васильев, в 17 лет попав на фронт, успел побыть бойцом комсомольского истребительного батальона, окруженцем, кавалеристом, десантником, слушателем Военной академии бронетанковых и механизированных войск и испытателем на уральском танковом полигоне.
В 1954 году, попав под хрущевское сокращение армии, он дебютировал как литератор пьесой "Танкисты", но довольно долго писательская судьба не складывалась. Его пьесы шли в окружных военных театрах. Первой книгой (1968) стал сборник сценариев для КВН. Из пяти первых сценариев запомнилась лишь написанная (в соавторстве с Кириллом Рапопортом и Юрием Чулюкиным) обаятельная история старлея Зайцева (Николай Трофимов), ошалевшего от выпавшей ему должности коменданта немецкого городка ("На пути в Берлин" Михаила Ершова, 1969).
Однако судьба сполна компенсировала писателю годы литературной поденщины. В августе 1969 года либеральная "Юность" опубликовала повесть "А зори здесь тихие", мгновенно ставшую феноменом советской массовой культуры. Спектакль по повести шел на Таганке, Кирилл Молчанов написал на ее основе оперу, а Станислав Ростоцкий снял (1972) хит проката. Всенародную популярность принесло то, что книга воплотила ожидания всех категорий читателей и зрителей.
Интеллигенция увидела в истории пяти девушек-зенитчиц, бестолково, но героически погибших в схватке с немцами, пацифистский пафос, сочла гражданской смелостью еврейство одной из героинь — Сони Гурвич — и пятно на биографии другой, дочери репрессированного. Простым читателям было просто до слез жалко девчонок, особенно тонущую в болоте Лизу Бричкину, сыгранную в кино Еленой Драпеко.
За первым звездным часом сразу же пришел второй. Снятые по сценарию Васильева (в соавторстве с Кириллом Рапопортом) "Офицеры" (1973) Владимира Рогового до сих пор остаются, можно сказать, культовым фильмом, сплавом казенного патриотизма с искренним. Но и "Офицеры", и "В списках не значился" (1974), повесть о последнем защитнике Брестской крепости, стоят несколько особняком от рецепта успеха, который Васильев нашел в "Зорях".
Он работал в жанре, который справедливо назвать социалистическим сентиментализмом. Его белоснежных героев было прежде всего жалко. Участкового, погибающего накануне выхода на пенсию, из фильма Михаила Ульянова "Самый последний день" (1972). Чудака егеря, убитого браконьерами, из повести "Не стреляйте в белых лебедей" (1973), экранизированной (1980) Родионом Нахапетовым. Десятиклассников, не знающих, что "завтра была война", на которой они погибнут, из повести (1984), экранизированной Юрием Карой (1987). Ангела во плоти, зарезанного хулиганами, из повести "Жила-была Клавочка" (1986).
В 1990-х читателям, однако, стало просто не до того, чтобы кого-то, тем более вымышленного, жалеть. Васильев обратился к чужому для него историческому жанру, а его творчество зажило собственной жизнью. В 2005 году "Зори" экранизировал в Китае режиссер Мао Вэйнин: кто-кто, а китайцы точно знают, что из наследия мировой культуры стоит адаптировать.