Основатель и глава Saxo Bank предрекает еврозоне мучительную стагнацию. Кипрский кризис — лишь один из примеров плохого решения, указал он обозревателю "Денег" Надежде Петровой.
В кризис люди перестают верить в перспективы финансовых рынков, меньше доверяют банкам. Как все это повлияло на Saxo Bank?
— Мы находимся в юрисдикции, которая воспринимается как безопасная по сравнению с другими европейскими странами, и за пределами Дании не занимаемся обычной банковской деятельностью. Но вы правы, банковская отрасль в целом сейчас испытывает кризис доверия.
"Стрижка депозитов" на Кипре, если она произойдет, скажется на вашем бизнесе?
— У нас нет рисков, связанных с кипрской ситуацией. Разумеется, у нас есть представительство на Кипре, но у нас нет денег на Кипре. Ситуация может повлиять на Saxo Bank косвенно, так как мы работаем в Скандинавии, Швейцарии, Сингапуре — в регионах, куда люди могут начать выводить средства с Кипра.
Если объявленное намерение (так называемый налог на депозиты.— "Деньги") будет реализовано, это напугает людей во всех европейских экономиках: что помешает этой ситуации повториться в другой стране, нуждающейся в финансовой помощи? Сейчас трудно предсказать, какие именно последствия могут быть у такого решения, но оно однозначно нанесет серьезный ущерб слабым европейским экономикам и самой европейской валюте. Но, кстати говоря, за последние несколько лет похожие по качеству — плохие — решения принимались неоднократно.
Что вы имеете в виду?
— Реальная проблема — в самом евро, в том, что эта валюта сконструирована неправильно, поэтому она порождает все новые проблемы, и любые решения носят временный характер. Таких решений было много, например меры количественного смягчения. Эти действия подрывают доверие к евро, к облигационному рынку еврозоны. Благополучие финансовой системы строится на доверии, и, если подрывается доверие к самой валюте, это будет иметь далеко идущие последствия.
В чем, по-вашему, заключается "конструктивная ошибка" евро?
— Ошибка очень простая. Если у всех территорий одна валюта, значит, на них действует одна и та же процентная ставка. Но они существуют в разных экономических условиях, и это значит, что для какой-то страны эта процентная ставка будет выше, а для какой-то — ниже, чем того требует экономическая ситуация. Это первая очень большая проблема: вы не можете контролировать экономические условия. Вторая — у вас нет общей системы гарантирования долга: Греция сама гарантирует свои облигации, Испания — сама. И большая проблема, конечно, в том, что страны соблюдали дисциплину в плане государственных расходов, только когда готовились войти в еврозону, а после вступления в нее уже не считают себя обязанными это делать.
Если у вас разные экономические условия и по-разному растет производительность труда, через короткий период времени неизбежно окажется, что конкурентоспособность одних стран гораздо меньше, чем других, и они не в состоянии продолжать продавать свои товары и услуги. Очевидно, что сейчас именно такая ситуация, и Германия понятным образом гораздо более эффективна, чем Греция и другие страны. Различия огромны. В старые времена девальвация валюты давала возможность добиваться конкурентоспособности. Сейчас варианта внешней девальвации нет, остается только внутренняя девальвация, что означает резкое сокращение заработной платы и госрасходов и приводит к социальной нестабильности, чему мы уже были свидетелями. Единственное спасение — в готовности богатых экономик переводить деньги бедным и гарантировать их долги.
И даже если богатые страны на это готовы (а они, очевидно, не очень к этому склонны), бедные страны, которые исторически были очень важными, которые обладают своей сложившейся культурой, оказываются в ситуации, когда они должны признать себя странами второго сорта. Евро — это нездоровый способ держать вместе огромное количество разных экономик и разных культур, и дальнейшее осложнение ситуации — вопрос времени.
То есть создание евро изначально было плохой идеей?
— Да. Евросоюз изначально был плохой идеей. Когда в Дании проходил референдум о присоединении к ЕС, нас убеждали, что речь идет о свободной торговле, снятии барьеров, возможности свободного передвижения товаров, услуг, рабочей силы и что это не потребует от нас отказа от своего суверенитета. Но происходит обратное. Сегодня трудно организовывать бизнес, потому что нужно учитывать все требования ЕС, и, в общем-то, приходится отказываться от национального самоопределения в пользу такого вот объединения. Хорошо, что моя страна не вошла в еврозону: 17 государств, которые в нее входят, сейчас в беде, другие страны ЕС чувствуют себя лучше, чем страны еврозоны.
Что может положить конец этой серии неправильных решений, привести к выздоровлению экономики?
— Мне кажется, на это потребуется очень долгое время, по крайней мере Европе. Возможно, Европа как депрессивная территория обособится, и ее проблемы не будут выливаться наружу, но такое трудно себе представить. Скажу, наверное, что кризис в Европе может длиться еще десять--двадцать лет. Чем быстрее она избавится от евро, тем быстрее кризис пойдет на убыль.
Если не решить проблему евро, дальше будет только хуже. Евро должен перестать существовать. Нельзя сказать, что после этого все сразу наладится — какие-то сложности останутся, и могут появиться какие-то новые, но совершенно очевидно, что их количество и их острота будут спадать.
Похоже на Великую депрессию.
— Я всерьез озабочен ситуацией в 17 странах, которые сегодня составляют еврозону. Аналогичная ситуация была в Японии, и ее повторение, в общем, было ожидаемо.
Посмотрите на Аргентину начала XX века — ее экономика входила в число крупнейших и по ВВП на душу населения была сопоставима с германской. Но долгое время там проводился политический курс, который привел ее к экономическому коллапсу.
Я думаю, мы станем свидетелями серьезных перемен. Может быть, некоторые страны Западной Европы слишком привыкли к статусу богатых и думают, что им уже не обязательно работать, использовать ум и интеллект, чтобы оставаться богатыми. И теперь другим странам пришла пора вести себя рационально и становиться привлекательными для привлечения средств извне. Это естественный процесс.
Как это повлияет на инвестиционную индустрию? Ваш бизнес от этого пострадает?
— Нет. Даже в депрессивных экономиках, и в Аргентине, и в Японии, были компании, которые получали прибыль. Всегда есть шанс побороться за самого себя. И в Европе останутся деньги, даже если она перестанет демонстрировать какой бы то ни было рост, хотя, конечно, можно предположить, что инвестиционный бизнес в рамках еврозоны уменьшится в размерах.
Мы задумывались над подобной перспективой, поэтому целенаправленно диверсифицировали свое географическое присутствие. Наверное, самое крупное наше представительство находится в Сингапуре. Нам очень нравится Восточная Европа и нравится Южная Америка. В прошлом году мы открыли представительство в Южной Африке и ожидаем там достаточно интересной работы. Поэтому я не сильно озабочен будущим Saxo Bank. Я озабочен будущим тех стран, которые мы любим, озабочен тем, что западноевропейские государства считают свое привилегированное положение, которое у них было долгое время, чем-то данным Богом. Но это положение было получено в результате упорного труда, и его легко потерять.
Считаете, Восточная Европа может их спасти?
— Да, посмотрите: страны Восточной Европы смогли измениться за довольно небольшой срок с тех пор, как пошли по капиталистическому пути развития. В них выросло качество жизни, и система налогообложения в большинстве из них гораздо продуманнее и комфортнее для бизнеса, налоговое давление гораздо меньше. В пример можно привести Польшу, но на самом деле сказанное справедливо для большинства стран Восточной Европы. Поэтому умные инвесторы будут перемещаться из Западной Европы в Восточную.
Saxo Bank основан в 1992 году датчанами Ларсом Кристенсеном и Кимом Фурне как брокерская компания Midas. Переименован в 2001 году после получения европейской банковской лицензии. Банковскую розницу развивает только на локальном рынке Дании. Основной, международный, бизнес связан с предоставлением брокерских услуг частным и корпоративным инвесторам.