Молись, люби, не ешь
Лидия Маслова о фильме «Рай: вера»
Вторая часть трилогии австрийца Ульриха Зайдля "Рай: вера" выстраивает некую, возможно, кажущуюся этическую оппозицию первой: героиня первого фильма "Рай: любовь" занималась секс-туризмом в Кении, а второй фильм рассказывает о ее набожной сестре (Мария Хофштеттер) примерно того же зрелого возраста, напротив, очень расстраивающейся, что люди слишком много думают о сексе и мало — о Боге. Вскоре публику ожидает еще "Рай: надежда", где дочка героини первого фильма едет в летний лагерь для толстых и переживает там первую любовь с легким оттенком педофилии.
Вся эта трилогия с издевательским названием "Рай", скорее намечающая различные круги индивидуального внутреннего ада, проходит по грани женоненавистничества, хотя, пожалуй, "ненависть" в данном случае слишком сильное и эмоционально заряженное слово. Ульрих Зайдль таких серьезных чувств к объектам своего наблюдения не испытывает, и в этой, по крайней мере, внешней, сдержанности он похож на своего соотечественника-созерцателя Михаэля Ханеке. В фильме "Рай: любовь" пожилые и не слишком привлекательные австрийские туристки откровенничали на кенийском пляже: "Не люблю, когда меня рассматривают вплотную: сразу видно, как я уродлива", и с неизвестно откуда взявшимся девическим романтизмом мечтали, чтобы купленные ими чернокожие самцы, пусть хотя бы в пределах оплаченного времени, видели их не глазами, а как бы "всем сердцем". Ничего подобного, конечно, от самого Зайдля не дождешься. Он глядит внимательно, вдумчиво, почти не мигая, но с насмешливым прищуром, и, если настроиться на его волну, воспринимая происходящее с холодным, отстраненным антропологическим интересом, смотреть его фильмы довольно увлекательно — другой вопрос, каково более чувствительным людям, способным представить себя на месте кого-то из персонажей, в той или иной степени жалких. В то же время зайдлевские беспристрастные очерки совсем не про жалость, сострадание и гуманизм, и хоть человек тут совсем не звучит гордо, но не звучит он, однако, и позорно — пусть даже ту или иную степень неловкости и стыда поведение зайдлевских персонажей, безусловно, вызывает.
Впрочем, неловкие и постыдные ситуации — практически неизбежный итог для женщин, живущих в иллюзиях (хотя кто знает, смогли бы они без этих иллюзий жить вообще). В "Любви" героиня страдает излишне эмоциональным отношением к секс-туризму, наивно пытаясь втянуть кенийских альфонсов во что-то вроде пусть мимолетных, но все-таки человеческих отношений. А в "Вере" объект страсти совсем фантастический — довольно быстро можно заметить, что героиня, систематически раздевающаяся перед распятием и хлещущая себя плеткой, испытывает к Иисусу, которого она называет самым красивым человеком на свете, не только религиозные и не чисто платонические чувства.
В рамках миссионерской деятельности обожательница Иисуса ходит по квартирам различных граждан со статуэткой Богородицы, которую пытается пристроить под девизом "Богородица поможет вам сделать жизнь в Австрии лучше". Не везде Христовой невесте и матери Иисуса одинаково рады: семейная пара, живущая в гражданском браке, не понимает всей ужасности своего греха, а русская алкоголичка пристает к героине с едва ли не лесбийскими поползновениями. Несмотря на царящие повсюду Содом и Гоморру, героиня все-таки более или менее счастлива в своем сожительстве с Иисусом, пока в него не вклинивается после двухлетнего отсутствия ее муж-мусульманин (Набиль Салех), попавший в автокатастрофу и теперь передвигающийся на коляске, но все равно рвущийся исполнять свой супружеский долг, что ставит героиню в неловкое положение перед возлюбленным Иисусом, которому она клянется, что сможет побороть искушение.
Как и в других работах Ульриха Зайдля, несмотря на все показываемые им безобразия (а мастурбация распятием под это определение подходит без особой натяжки), от полного отвращения к роду человеческому и безнадежности в самый неожиданный момент вдруг спасает юмор. В "Вере", например, одной из запоминающихся в смысле внезапного, но крайне уместного переключения интонации является сцена, когда героиню встречает на пороге мужчина в одних трусах и, неохотно поддавшись на уговоры, пристраивает статуэтку Богородицы на заваленную вещами кровать, на которой никто не спит после смерти его матери, а потом на полном серьезе долго объясняет, почему ему трудно встать на колени для молитвы — потому, что у мужчин на ногах меньше жировых отложений (все-таки чувствуется, что тема женского ожирения Зайдлю как-то особенно близка). И хотя естествоиспытатель Ульрих Зайдль по большей части рассказывает о почти клинических случаях, над которыми смеяться вроде бы и неловко, но тем не менее по его фильмам понятно, что без юмора так же невозможно жить, как и без иллюзий.
В прокате с 28 марта