Сценарий к "Долгой счастливой жизни", как и к трем предыдущим фильмам Бориса Хлебникова ("Свободное плавание", "Сумасшедшая помощь", "Пока ночь не разлучит"), написан в соавторстве с драматургом Александром Родионовым. Родионов в свои 35 лет является одним из самых востребованных сценаристов в современном российском авторском кино — помимо Хлебникова он постоянно работает с Николаем Хомерики ("Сказка про темноту", "Сердца бумеранг") и Валерией Гай Германикой ("Все умрут, а я останусь", "Да и да"). Хотя дебютировал в кино он всего семь лет назад, как раз с фильмом "Свободное плавание". К этому моменту у Родионова за плечами был солидный театральный опыт — он переводил пьесы Марка Равенхилла "Шопинг & Fucking" и "Откровенные поляроидные снимки" и писал собственные, из которых самая известная — "Война молдаван за картонную коробку"
Фото: PhotoXpress
Вы, как постоянный соавтор Бориса Хлебникова, понимаете, как его вообще занесло в этот сюжет? Вот где Хлебников, а где фермерские хозяйства?
Почему вы так подчеркиваете, что эта жизнь — за тридевять земель? Каждый из нас мог бы оказаться на месте нашего героя. Он именно что городской тип, и это совсем не такой уж далекий опыт, хотя деревня эта и находится в далеких краях. Но — края далекие, а деревня-то точно такая же. Я помню, у нас с Хлебниковым было очень длинное путешествие из Москвы на Север, и мы удивлялись тому, что пейзаж не меняется долго-долго. А потом он стал меняться, с какого-то градуса северной широты, и довольно сильно. Но если вы приезжаете на сельскохозяйственный объект в тех краях, то вы все равно вдруг увидите кусок подмосковной природы. Вдруг выплывут какие-то те же ивы, бурьян ровно такой же, тот же вылезет борщевик, тот же болиголов, та же сныть. И люди приезжают туда заниматься сельским хозяйством как будто за тридевять земель, а вдруг оказывается, что их жизнь — она точно такая же. Мало чем отличается от жизни, до которой рукой подать от нас с вами.
Но она все-таки отличается от жизни столичного режиссера. И столичного зрителя.
Мне вот кажется, что зрители — это не столько те люди, которые в Москве придут на несколько показов. Для меня зрители — это люди, которые потом в течение нескольких лет будут пиратски скачивать и смотреть фильм в интернете. Более или менее случайно. А поскольку случайность — она и есть случайность, то вполне может быть, что что-то хорошее или плохое в жизни этих людей будет соприкасаться с тем, что происходит в нашем фильме.
А все же, чем, по-вашему, соприкасается эта история конкретно с жизнью Бориса Хлебникова? Это же не госзаказ на "фильм о современном фермерском хозяйстве", не публицистическое исследование, что-то же все-таки его туда потянуло?
Знаете, я по умолчанию считаю, что раз режиссера волнует эта история, значит, есть на то причина. Но мы, вообще-то, когда работали, не обсуждали мировоззренческие вопросы, мы говорили про куда более скучные вещи. Например, какой тип хозяйства будет у нашего героя — животноводческое или земледельческое? А еще вот что забавно: когда мы начинали работать с Борисом над этой историей, то она казалась со стороны немножко дикой и несвоевременной. Само слово "фермер" воспринималось как слово из прошлого. А сейчас фермерство стало трендом — повсюду в Москве открываются лавочки фермерские, фермерская еда стала органичной частью жизни людей. Но Боря же не знал об этом, когда мы начинали работу, и когда мы ездили первый раз на съезд фермеров, то молодых людей там почти не было и было такое ощущение вымирающего чего-то, каких-то последних отголосков эксперимента ельцинского времени.
Если бы сценарий писался после событий декабря 2011 года, он был бы другим?
Я рад, что в этом смысле мы были вне контекста событий. Потому что потом в какой-то момент мне показалось и самому, что все, что мы написали и сняли, как будто устарело, а сейчас я смотрю — и все подтверждается, к сожалению. Ведь не протолкнуться, правда, было в декабре 2011 года, а теперь эти люди куда-то же делись? Видимо, здравый смысл начал этих людей терзать — так же, как и наших героев. И поэтому, получается, что все-таки картина получилась актуальной. К сожалению.
Когда вы только затевались с этим сценарием, Боря рассказывал, что это будет почти ремейк классического фильма Фреда Циннемана "Ровно в полдень". В результате же от него ничего не осталось. Первые варианты сценария были более жанровыми?
Честно сказать, я ничего не знаю о существовании у нас жанра "вестерн" как явления, и поэтому нам, в отличие от Циннемана, не с чем было вести диалог. Ведь "Ровно в полдень" — это не вестерн, а такой жанровый обман. Как "Робинзон Крузо", который начинается обещанием, что мы сейчас будем читать про разные морские приключения, путешествия по Африке и другим странам, а на самом деле попадаем на остров и всю книгу там сидим. Точно так же в начале фильма "Ровно в полдень" нам обещают противостояние бандитов и шерифа, а дальше мы весь фильм ходим по домикам в маленьком городке за главным героем и видим, как от него последовательно все отворачиваются. Эта драма человеческих отношений, которая к жанру "вестерн" имеет в общем-то мало отношения. Но Циннеману было от чего отталкиваться, а у нас нет такой традиции, которую мы могли бы ломать. Поэтому Боря просто предложил задачу — постараться в сценарии передать, как каждый из нас видит этот фильм, но при этом, чтобы главный герой был не шерифом, а фермером, а его антагонисты — милиционерами.
Но антагонист же в результате поменялся? Вместо милиционеров появился местный бизнесмен Володя, и получилось, что против честного пассионария-неудачника — "эффективный менеджер".
Он не поменялся, а уточнился. Милиционеры тогда были бы "оборотнями в погонах", и это была бы история про паршивых овец в стаде. Наши антагонисты — не нарушают закона, и поэтому как антагонисты они сильнее.
Для вас герой Александра Яценко в "Свободном плавании" и его же герой в "Долгой счастливой жизни" могут быть одним и тем же человеком?
Ирония судьбы в том, что Саша Яценко играет еще и небольшую роль милиционера в нашем фильме "Сумасшедшая помощь", и мы с Хлебниковым шутили, что вот, значит, как сложилась жизнь у человека. Уплыл в "Свободном плавании" на барже, потом стал ментом, потом уволился из органов — и вот наконец понятно, почему он умеет стрелять.
Хлебников много раз говорил, что у него не получается жанровая картина, потому что в современной реальности он не видит ни героев, ни злодеев.
Мне интереснее думать не о том, может ли быть положительный герой, а про наши меняющиеся способности понимать, кто положительный герой, когда он положительный и в чем. То есть о том, какие мы. Вот это интересно, тут сразу смысл появляется. Но, как вы понимаете, правильных ответов на эти вопросы нет. Они все время меняются и растут, эти ответы. Не добро и зло относительны — а людям не хватает аппарата их воспринимать. И персонажам, и зрителям.
Ответьте тогда на конкретный вопрос: почему герой Яценко после предательства жителей деревни продолжает упорствовать и держаться за никому, в первую очередь ему не нужную землю?
Ну а какие варианты у него?
Сдаться. Уехать. Запить.
О, это было бы очень разумным выходом. Знаете, я не буду говорить про этого персонажа, а лучше расскажу вам о тех людях, с которыми я общался немножечко. Это фермеры, которые продолжают свое дело, хотя оно не имеет перспективы роста в силу тех или иных экономических причин. Фермеры, которые терпят крах, но почему-то снова пытаются заняться тем же самым, обреченным на новый крах делом. Так вот, упорство это, у него, как мне кажется, есть своя природа — это страстная любовь к своему властному союзу с землей. Знаете, как человек, которому какая-то женщина подмигнула однажды, и он вдруг решил, что она его любит. Он начинает чудить, и когда его не пускают к ней, когда муж уже вышел, когда она его послала, уехала,— а ему все равно кажется, что когда она ему подмигнула и улыбнулась, тогда это было правдой, и все остальное — чушь. Вот мне кажется, что у фермера с землей такие же отношения, и он верит в когда-то однажды ему померещившийся мир, в котором земля ему улыбнулась и он стал маленьким феодалом этой земли, частью которой являются и работники, и природа, и скот, и плохая погода, и хорошая, и деньги, идущие от этой земли,— как обед, который ему будет готовить эта подмигнувшая красавица. То есть вот это раз навсегда становится каким-то правдивым чувством, а все, что потом происходит,— это как бы помехи. "Она же дала мне понять, что она меня любит".
То есть это фильм о любви к земле?
О любви невзаимной. То, что я видел и слышал,— это часто были истории о крахе мечты о союзе с землей. Который люди не готовы признать. Вот такая история с этими фермерами.