Петербургское издательство "Академический проект" готовит переиздание знаменитой книги Павла Щеголева "Дуэль и смерть Пушкина" (1916). Классический текст известен, зато абсолютной новостью является приложение — практически не известные в России документы из голландских архивов, касающиеся барона Геккерена, Дантеса и, косвенно, Пушкина. Директор издательства ИГОРЬ НЕМИРОВСКИЙ и главный редактор АНАТОЛИЙ БАРЗАХ прокомментировали важность сделанных в Голландии открытий.
— Документы, приведенные в приложении к вашему изданию книги Щеголева, найдены голландским исследователем Франсом Суассо. Но из всего корпуса документов выбраны прежде всего те, которые доказывают, что вопреки сложившемуся мнению усыновление Жоржа Дантеса бароном Ван Геккереном не состоялось. Почему?
И. Н. Прежде всего это разрушает столь умело распущенный Геккереном слух о том, что Дантес был его приемным сыном. В петербургском свете об этой паре было вполне определенное мнение: пожилой человек, покровитель, у него сыновние взаимоотношения с молодым человеком. То есть они не просто любовники — они играют в отца и сына. Дантес называет Геккерена "дорогой отец", они ведут себя как родственники. Из дневников Дантеса и других документов мы знаем, что Геккерен был принят семьей Дантеса. Еще до приезда в Россию Дантес познакомил Геккерена со своими родителями. Якобы даже Дантес запрашивал у своего вполне здравствующего родного отца разрешение на усыновление его Геккереном.
Разыгрывается такая любопытная коллизия: Геккерен усыновляет молодого человека — в чужой стране, без всякого состояния. А Геккерен был достаточно богат, хотя величину его состояния преувеличивают. Несмотря на то что Кавалергардский полк, в котором служил Дантес, был прекрасно известен своей сексуальной ориентацией, отношения Геккерена и Дантеса в обществе воспринимаются именно как семейные. Это были два иностранца, и почему у них сначала были разные фамилии, никого не волновало. Даже Пушкин в своем последнем письме Геккерену называет Дантеса "Ваш сын". И вот по документам из голландских архивов оказывается, что не было никакого усыновления. Что, как Геккерен этого ни добивался от нидерландского короля, формально усыновление не могло вступить в силу, а после дуэли Дантес, сохранив имя Ван Геккерена, потерял еще и дарованное ему нидерландское гражданство.
— Франс Суассо обращает внимание и на то, что в своем прошении к королю Вильгельму Ван Геккерен опускается до фальсификации фактов. Так, по закону Нидерландов усыновляющий должен был достичь 50-летнего возраста (Геккерену было 43), усыновляемый должен был быть несовершеннолетним (Дантесу исполнилось 24) и они должны были прожить под одним кровом не менее шести лет. В своем ходатайстве Геккерен указывает лишь на несоответствие первому пункту, умалчивая о втором и откровенно солгав в третьем (см. справку к этому тексту). Почему он так спешил?
А. Б. Всячески подгоняя ход дела, весной 1836 года Геккерен объявил в России об усыновлении как о свершившемся факте. Зачем нужен был этот обман? Похоже, лишь как ширма, скрывавшая их подлинные взаимоотношения, подлинное положение Дантеса в доме Геккерена, положение человека на содержании. Это было необходимо Геккерену как дипломату, это давало Дантесу куда более уверенное положение в свете.
И. Н. Почему уточнение с усыновлением важно именно в книжке Щеголева? До сих пор непонятно, кто инспирировал дуэльную ситуацию. Щеголев вслед за самим Пушкиным считал, что это был Геккерен. Современные исследователи, в частности Стелла Абрамович, склоняются к другим версиям. Приведенные Суассо документы показывают, что Геккерен для достижения своих целей никогда и ничем не гнушался.
— Но ведь свет и сам охотно закрывал глаза на истинную природу отношений Геккерена и Дантеса.
А. Б. Тот факт, что Дантес усыновлен Геккереном, играл на благородный образ обоих. Если бы они были просто любовники, о чем, конечно, тогда догадывались, то были бы осуждены светом. И Дантес не мог бы вести себя так, как вел, если бы не был назван сыном нидерландского посла. И даже формально его брак с Екатериной Гончаровой, видимо, был бы невозможен — никто бы его ухаживания всерьез не принял. А ведь этот брак явился одним из веских аргументов в пользу того, как Дантес якобы пожертвовал собой. Так долгое время говорили, хотя, как мы знаем, ничем особо он не жертвовал, а просто прикрывал браком свои грехи. Здесь есть определенный парадокс: для основной массы читателей факт с несуществовавшим усыновлением ничего не значит. Ведь и так всем известно: Дантес и Геккерен — "плохие", Пушкин — "хороший". Но для современников это было отнюдь не очевидно.
Мы привыкли упрекать близких Пушкина в том, что они не понимали серьезности ситуации. Но они вели себя согласно тому, что знали и видели. Дантес считался жертвой. Он — несчастный, молодой, прекрасный, влюбленный. Его "отец" — расстилающийся во благо сына, извиняющийся, пытающийся уберечь его от дуэли. Эта точка зрения, как будто, имела под собой веские основания. В свете такое мнение господствовало. Собственно так считали Карамзины, Петр Вяземский, почти все. И для этого Геккерену был совершенно необходим факт усыновления.
И. Н. Более того, родилась версия, которая активно муссировалась, например, Вересаевым. Что Пушкин с конца 1835 году активно искал смерти и его дуэль с Дантесом была лишь последним звеном в цепи суицидных попыток. Пушкин, действительно, долгое время находился в ужасном психологическом состоянии. И в какой-то мере изоляция, в которой оказался Пушкин, была результатом умелых шагов Геккерена и Дантеса к тому, чтобы создать у света уверенность в своей абсолютной лояльности. В том, что они жертвы тяжелого характера Пушкина — этого ревнивца и неудачника. Понятно, что общество сочувствовало Дантесу. Но даже близкие люди, от мнения которых очень зависит любой человек, и даже семья тоже неплохо относились к Дантесу. Исключение составлял, пожалуй, только брат сестер Гончаровых Дмитрий.
— То есть Пушкин оказался почти в полной изоляции.
И. Н. Вся эта ситуация в глазах света выглядела крайне нелепо: Дантес женился, Геккерен являл из себя вид человека, озабоченного общим благородством, несчастного отца, который очень серьезно переживает увлечение сына и в то же время помогает ему преодолеть пагубную страсть, Жуковский потратил громадные усилия, чтобы в конце 1836 года дуэль не состоялась. Все замирились. И вдруг все рухнуло. Пушкин пишет свое ужасное письмо Геккерену, оскорбляет его и его сына ("Ваш сын, зараженный сифилисом...") — когда пишется такое письмо, примирение уже невозможно. Интересно, что с этой точки зрения, именно отношения Геккерена и Дантеса как отца и сына сыграли против них — Геккерен не мог проигнорировать такое письмо о своем сыне.
— Вы описываете ситуацию с дуэлью, не включая в эту схему Наталью Николаевну.
И. Н. В принципе, я бы сказал, что Наталья Николаевна здесь не при чем. Фактически на ней лежит только одна большая вина — то, что она согласилась на встречу с Дантесом в доме Идалии Полетики. Правда, существует версия, что Полетика пригласила ее, не сообщая, что в доме будет Дантес. Но еще большей виной была ее глупость: прибежав от Полетики, она в слезах все рассказала Пушкину. И здесь дуэль была уже предопределена: когда жена, рассказывает мужу, что под угрозой самоубийства ее домогался поклонник, мужу не остается ничего, кроме поединка. Пушкин пишет письмо и предлагает дуэль. Ведь пока дело было лишь в анонимном пасквиле, примирение было возможно: не было доказательств, что Дантес или Геккерен имели отношение к его авторству. Рассказ же Натальи Николаевны не оставлял Пушкину выбора. Может, если бы она промолчала, то дуэли можно было бы избежать.
— В книге Суассо есть еще один заметный сюжет. Он касается доказательств того, что беременность Екатерины Гончаровой началась задолго до ее свадьбы. И Суассо, и вслед за ним автор предисловия к публикации в вашей книге Янина Левкович говорят о том, что этот факт также мог сыграть роль в решении Пушкина о дуэли.
И. Н. Документы, касающиеся добрачной связи Екатерины Гончаровой и Дантеса, лишь подтверждают довольно известный факт. Известно, что у них было свидание в день Ивана Купалы (Иоанна Крестителя — то есть в начале июля 1836 года), не исключено даже, что оно проходило на квартире Пушкина. В память об этом Екатерина будет затем называть Дантеса "мой маленький Иоанн Креститель". Да, она была беременна до свадьбы. Но что это меняет? У них была долгая семейная жизнь, говорили, что вполне счастливая. А на историю с дуэлью это вряд ли могло повлиять больше, чем все остальное. Дантес же женился на Екатерине.
— Выборка из книги Суассо подтверждает концепцию Щеголева?
И. Н. В общем, да. Мы привыкли смотреть на историю дуэли Пушкина глазами Щеголева, так смотрела на нее и Ахматова, и другие. Но на самом деле книга Щеголева не "история" и не "концепция", а прежде всего собрание документов о дуэли и смерти Пушкина. Многие его гипотезы давно уже забыты, другие еще активны. Голландские документы позволят теперь гораздо лучше почувствовать всю невероятную сложность ситуации.