Некролог
Фото: AFP
Вчера в Малаге на 83-м году жизни умер "человек-оркестр" испанского жанрового кино Хесус Франко. Год назад его фильмографию, блистающую названиями вроде "Она убивала в экстазе" (1971) и "Вампиры-лесбиянки" (1973), увенчал 199-й фильм "Аль Перейра против женщин-аллигаторов". Однако за маской трэшмейкера прятался самый свободолюбивый режиссер эпохи франкизма, удостоенный дружбы Луиса Бунюэля и Орсона Уэллса.
На поверхностный взгляд, Франко прост, как один сентимо — проще не бывает. Композитор-вундеркинд обратился к режиссуре в конце 1950-х, когда школы фильмов ужасов вдруг образовались в странах, и слова-то такого раньше не слышавших. Англичане вдохнули жизнь в списанных Голливудом монстров 1930-х, итальянцы специализировались на маньяках, орудующих колюще-режущими предметами, немцы тянули сагу о докторе Мабузе.
Испанец же не отказывал себе ни в чем. Отдал дань безумным ученым, свежующим, как "доктор Орлофф" ("Крики в ночи", 1962), танцовщиц, чтобы пересадить их кожу изувеченной сестре. Свел в рукопашной Дракулу с чудовищем доктора Франкенштейна, а самому доктору сочинил лютую смерть от руки Калиостро. Экранизировал не только "Жюстину" (1970) маркиза де Сада и "Венеру в мехах" (1969) Захер-Мазоха, но даже изначально невинные "Любовные письма португальской монахини" (1977). Был одним из пионеров ("99 женщин", 1969) фильмов о садомазохистских оргиях в женских тюрьмах и каннибалах. Снял, наконец, первый испанский полновесный порнофильм "Лилиана — извращенная девственница" (1984).
В общем, был "Эдом Вудом" со счастливой судьбой. Влюбленным в кино и сиськи графоманом, чья камера потакала его музам-эксгибиционисткам Соледад Миранде, погибшей в 27 лет в ДТП, и Лине Ромэй, в чье тело якобы душа Соледад переселилась. Любуясь голыми, вымазанными в крови, истошно вопящими девками, он порой забывал о сюжете настолько, что фильмы превращались в абстрактные балеты. Невозмутимо лепил по три фильма зараз: без сценария и раскадровки. Одна актриса утром осведомилась у мэтра, что ей предстоит сегодня. "Умирать".— "Но я умерла вчера!" — "Не волнуйся, вставим в другой фильм".
Лишь одно обстоятельство не дает ему остаться в истории курьезным фриком, чьи картонные ужасы и невинная порнография вызывают ностальгическую нежность пополам со скукой: он был испанцем.
Франко использовал множество псевдонимов, но само его имя звучало, как дерзкая партизанская кличка. Франко — как зловещий диктатор, без малого сорок лет "кастрировавший" испанскую чувственность. Хесус — как Иисус, который, как верил Франко, благословил его на крестовый поход против "большевизма". Когда человек с таким именем снимает при клерикально-фашистском режиме фильмы об одержимых монахинях, это уже революционный хеппенинг. О политическом мятеже и тяжелейшей травме, нанесенной национальному подсознанию гражданской войной, на экране не могло быть и речи: что ж, Франко поднял знамя не менее крамольного, сексуального, мятежа, а оргию насилия перенес в готический антураж. Если где-либо тюремные фантасмагории и ассоциировались с реальностью, то именно в Испании.
Получается: Франко — никакой не "Эд Вуд", а своего рода "Бунюэль", во вражеском окружении воплощавший сюрреалистические фантазии: сюрреалисты первыми сплавили в 1920-х сексуальное инакомыслие с политическим, восславив де Сада. Недаром с Франко сотрудничал Жан-Клод Карьер, сценарист Бунюэля: он познакомит Франко с великим сюрреалистом, когда в 1970 году церковь объявит именно этих двух режиссеров главными своими врагами и Франко переберется во Францию. Недаром Франко, за которым уже тянулся шлейф одиозных фильмов, взял в свои ассистенты на "Фальстафе" (1966) Уэллс: Франко удостоится чести смонтировать его незаконченного "Дон Кихота".
Уэллс, как все знают по фильму Тима Бертона, нашел добрые слова и для Эда Вуда, боготворившего автора "Гражданина Кейна", но своим душеприказчиком сделал все же не его, а Франко.