Генассамблея ООН во вторник большинством голосов приняла Международный договор о торговле оружием (МДТО) — первый юридически обязывающий документ, устанавливающий единые правила для рынка вооружений. Иран, Сирия и КНДР выступили против документа. Россия при голосовании воздержалась. Директор департамента МИД РФ по вопросам безопасности и разоружения МИХАИЛ УЛЬЯНОВ, возглавлявший российскую делегацию на переговорах по МДТО, рассказал корреспонденту “Ъ” ЕЛЕНЕ ЧЕРНЕНКО, что не устроило Москву в этом документе.
Фото: ПИР-Центр
— Почему Россия воздержалась при голосовании?
— В этом нет ничего удивительного. Тема достаточно чувствительная для России, учитывая, что мы являемся одним из крупнейших экспортеров вооружений. И, естественно, мы тщательно анализируем развитие событий, не спешим. Наша позиция не идеологизирована, как позиция многих стран, которые искренне верят в то, что, как только договор будет одобрен, в мире все изменится в лучшую сторону. У нас более рациональный и трезвый взгляд на эти вещи.
— Изменений к лучшему вообще не будет?
— В договоре есть положительные моменты. В частности: создание национальных систем контроля за оборотом оружия в странах, где таких систем нет, а таковых очень много. Из-за этого оружие зачастую утекает в нелегальный оборот, подпитывая преступность, терроризм, вооруженные конфликты. Когда договор вступит в силу, все, кто такие системы не создал, будут обязаны сделать это. Со временем эта мера может иметь позитивный эффект.
— А какие минусы есть у договора?
— У нас вызывает определенное разочарование то, что договор, продекларировав хорошие цели, по сути, получился довольно пустым. Там много лозунгов, но мало конкретики. Задачи сформулированы только в общем плане. А, как конкретно их осуществлять, договор представления не дает.
Нам так и не удалось добиться того, чтобы в нем было закреплено правило, в соответствии с которым оружие нельзя поставлять неуполномоченным негосударственным субъектам. А это, мягко говоря, самые ненадежные получатели.
— Например, сирийская оппозиция, которую собираются вооружать Франция, Великобритания и ряд других стан.
— В том числе. Неслучайно, несмотря на то что наше предложение получило широчайшую поддержку, консенсуса на сей счет не было. Вероятно, кто-то хочет иметь возможность поставлять оружие антиправительственным группировкам в странах, где у власти находятся неудобные для кого-то режимы.
Кроме того, в договоре нет положения по реэкспорту, которое могло бы ограничить перетекание оружия в незаконный оборот. Нам удалось добиться включения в текст специальной статьи по предотвращению попадания оружия в незаконный оборот. Но конкретики в ней маловато.
Все это можно было бы усилить. Эффективность договора будет не столь высока, как хотелось бы, если мы ставим задачу наведения порядка в сфере оборота вооружений. При начале работы Генеральная ассамблея ООН поставила задачу установить максимально высокие международные стандарты в области передачи вооружений. В реальности же договор установил минимально возможные стандарты.
— С чем это связано?
— С трудностями нахождения общих знаменателей. Ведь в переговорах участвовало почти 200 стран, а у всех разные приоритеты и интересы. В целом эти переговоры можно лишь условно назвать переговорами — это не был классический редакционный процесс, когда идет постатейное согласование всех положений договора. Здесь же высказывались различные точки зрения, а потом председатель суммировал их в своей версии проекта. Последний такой проект и был представлен на одобрение по принципу — «либо одобряйте в таком виде, либо отказывайтесь». Отчасти такую линию поведения можно понять: договориться в такой большой компании классическим образом и тем более за девять рабочих дней было невозможно.
— Но ведь это была уже не первая конференция по данной теме...
— Да, но она заранее была объявлена заключительной. То есть был социальный заказ завершить процесс, вот и завершили. Иными словами, был настрой любой ценой принять документ, невзирая на качество.
— Договор накладывает больше ограничений на экспортеров или импортеров оружия?
— Восприятие договора, естественно, субъективно каждым государством. У экспортеров создается впечатление, что он преимущественно касается их. В выступлениях представителей стран-импортеров все время подчеркивалась противоположная мысль: договор накладывает особую нагрузку на импортирующие государства. Я думаю, что там есть и то и другое.
— От чего будет теперь зависеть, присоединится ли к нему Россия?
— От нашего анализа. Мы взвесим все за и против. Нужно убедиться в том, что договор не будет создавать для нас каких-то проблем для легитимной торговли оружием.
— Там ведь есть пункт, запрещающий продавать оружие режимам, нарушающим права человека. Это означает, что наши поставки Сирии могут быть объявлены нелегитимными?
— Ключевой вопрос здесь: а судьи кто? Кто будет это определять? Такие оценки ведь часто бывают политизированными. Мы с довольно большим количеством других стран добились того, чтобы вынесение соответствующих суждений было отнесено к компетенции самих стран-экспортеров.
— По принципу «сам себе судья»?
— Да. Рассчитываем, что все страны будут относиться к этому ответственно. Нужно учитывать гуманитарные аспекты, риски разжигания конфликта, другие чувствительные моменты с тем, чтобы оценить ситуацию и принять решение. Но, если исходить из текста договора, запретить (поставки.— “Ъ”) тебе никто не сможет. Конечно, здесь возможны спекуляции, недобросовестные интерпретации и споры.
— Это все и сейчас есть.
— И, вероятно, продолжится — теперь уже в том числе со ссылкой на договор. Но повторяю: решение о том, осуществлять поставку или нет, относится к компетенции государства-экспортера. Я думаю, что это правильно. Как бы то ни было, мы тщательно проанализируем документ с участием специалистов из разных ведомств. Решение же о том, целесообразно нам к нему присоединяться или нет, примет президент.
Хочу подчеркнуть, что у нас была вполне достойная позиция. Однозначной поддержки договора мы выразить не могли, но с уважением отнеслись к стремлению большого числа стран как можно скорее его подписать и не стали мешать им. Имея определенные оговорки и ощущая необходимость взять тайм-аут для анализа, мы были готовы к тому, чтобы на конференции договор был одобрен, хотя, строго говоря, в мандате конференции не было такого пункта. Договор предполагалось только финализировать и представить Генеральной ассамблее.
— А что будет с ним теперь — после одобрения?
— Для того чтобы он вступил в силу, 50 стран должны сдать ратификационные грамоты. Думаю, что это произойдет достаточно быстро. Дальше начнется имплементация. Через год после вступления в силу должна будет состояться конференция государств-участников для обсуждения того, как он претворяется в жизнь. Возможно толкование каких-то неясных моментов. Поправки же можно будет вносить только через шесть лет.
— А до этого стоит ли ожидать серьезных изменений на рынке вооружений?
— У меня нет уверенности в этом. Легальную торговлю договор затронуть не должен. Что же касается нелегальной, то он слишком аморфный. Возможно, он принесет некоторую пользу, но серьезного воздействия на предотвращение попадания оружия в незаконный оборот, по крайней мере в ближайшем будущем, он вряд ли окажет.