Ветеран-"афганец" Андрей Анохин, на показаниях которого главным образом строились обвинения в организации взрыва на Котляковском кладбище, выдвинутые против полковника ГРУ Валерия Радчикова, отказался от своих слов. Выступая вчера на суде, он неожиданно заявил, что оговорил Радчикова под давлением следователей. Да и сам Анохин, если верить его новым показаниям, бомбу на кладбище не взрывал. Теперь Радчикова могут оправдать.
Скандала ничто не предвещало. Во вторник судья зачитал показания Анохина (он обвиняется в том, что изготовил и привел в действие заложенную на кладбище бомбу), которые полностью изобличали Радчикова. Суть их сводилась к тому, что руководители Российского фонда инвалидов войны в Афганистане (РФИВА) допекли полковника ГРУ своими жалобами в Генпрокуратуру, ФСБ и Госдуму. Они утверждали, что Радчиков, прежде возглавлявший этот фонд, "оторвался от братьев-'афганцев', разворовал все деньги и связался с криминальными группировками". В результате у Радчикова один за другим стали срываться многомиллионные внешнеэкономические контракты, которые он проводил уже через другой ветеранский фонд, и полковник ГРУ решил разобраться со своими врагами. Исполнителей он нашел среди безработных "афганцев" — ими стали профессиональный армейский диверсант Андрей Анохин и разведчик Михаил Смуров.
По заданию Радчикова они изготовили бомбу, которую привели в действие 10 ноября 1996 года, когда на Котляковском кладбище собрались руководители РФИВА. "Афганцы" пришли почтить память своего председателя Михаила Лиходея, который был убит взрывом бомбы за два года до этого.
В показаниях Анохина, которые были зачитаны на первом заседании суда, подробно рассказывалось, как и при каких обстоятельствах Радчиков давал ему задание, как было изготовлено взрывное устройство, как велось наблюдение за будущими жертвами. При этом Анохин утверждал, что совершил теракт под давлением полковника ГРУ. В противном случае тот угрожал расправиться с тремя детьми Анохина и его женой.
Вчера в суде должен был выступить сам Радчиков, и, по словам его адвоката Павла Юшина, его показания должны были стать "настоящей бомбой" для судей. "Мы готовы опровергнуть обвинение по всем пунктам",— утверждал Юшин. Но Радчикову слово так и не дали, бомбу за него взорвал Анохин.
Когда подсудимых начали спрашивать, согласны ли они с выдвинутыми против них обвинениями, все трое, естественно, сказали, что не согласны. Судья уже хотел перейти к рассмотрению других материалов, когда Анохин снова попросил предоставить ему слово.
Сказал он следующее: "Я, обвиняемый Андрей Анохин, находясь в полном здравии и рассудке, заявляю, что все мои предыдущие показания, данные во время следствия, следует считать оговором Радчикова, Смурова и самооговором. К гвардии полковнику Валерию Радчикову я относился и отношусь с большим уважением, так же, как и к Михаилу Смурову, который является моим боевым товарищем. Оговорил я их под давлением следственных органов, которые в отношении меня нарушили все нормы закона".
По залу, который заполняли в основном родственники погибших на Котляковском кладбище и работники фонда, прокатилась волна негодования. "Сволочь, убил наших детей, а теперь в кусты",— говорили присутствующие.
Сам Радчиков выслушал показания Анохина спокойно, словно он уже был готов к такому повороту дела. "Анохин, на мой взгляд, был болен афганской темой — никогда не снимал камуфляжную форму, участвовал во всех собраниях ветеранов,— рассказывал Радчиков в интервью Ъ перед началом процесса.— Разговоры вел только о войне и даже в музыке признавал исключительно 'афганские' песни. Почему именно меня он назвал организатором взрыва, я не знаю. Думаю, что просто побоялся выдать настоящих заказчиков. Надеюсь, что судебное разбирательство поставит все на свои места".
Обвинение главным образом строилось на показаниях Анохина, и после того, как он отказался от своих слов, у Генпрокуратуры осталась единственная возможность избежать громкого провала: убедить суд в том, что за истину нужно принимать показания Анохина, данные во время следствия. Главным образом обвинение будет оперировать выводами нескольких экспертиз, проведенных по этому делу. Они установили, что в квартире Радчикова на улице Александра Невского хранилась точно такая же взрывчатка, которая использовалась на Котляковском кладбище. Правда, эксперты сделали вывод, что бомбу здесь не изготовляли и не хранили. Микрочастицы взрывчатки были занесены в помещение на одежде или обуви (эксперты называют это вторичным заносом). Защита собирается истолковать результаты экспертизы в пользу обвиняемых. Летом и осенью 1996 года Радчиков постоянно жил в своем подмосковном коттедже (там следов взрывчатки не нашли). Все это время в его московской квартире проводился капитальный ремонт.
В квартире устанавливали дорогую сантехнику, клеили обои с шелкографией и т. д. Смотреть на работы приходили все соседи Радчикова, и возможно, что следы взрывчатки были оставлены кем-то из них. Тем более что в этом доме живут в основном военные, в том числе имеющие доступ ко взрывчатым веществам. А одним из соседей Радчикова является Анохин. "Нельзя исключить и того, что взрывчатка была занесена кем-то из участников обыска,— говорит Юшин.— Среди них были и эксперты, которые ежедневно работают с тротилосодержащими веществами. Случайно там наследили или преднамеренно, сейчас уже не выяснить".
"Коммерсантъ" продолжит следить за развитием событий.
СЕРГЕЙ Ъ-ДЮПИН