Музейная коррекция

Проект музей

После публичного обмена любезностями между директором ГМИИ Ириной Антоновой и директором Эрмитажа Михаилом Пиотровским в ходе прямой линии президента России профессиональное сообщество полнилось конспирологическими слухами. Говорили, что активные боевые действия в войне за наследство Сергея Щукина и Ивана Морозова между ГМИИ и Эрмитажем, длящейся уже около десяти лет, возобновились не случайно. Что идею вновь поднять вопрос о воссоздании ГМНЗИ (Государственного музея нового западного искусства), разрушенного товарищем Сталиным, напрямую обратившись к президенту Путину, якобы подали Ирине Антоновой устроители прямой линии. Что в Минкульте якобы готовят какую-то грандиозную пиар-кампанию, чтобы отвлечь общественность от более насущных культурных и политических проблем. Но как только на пресс-конференции в "РИА Новости" прозвучали слова Ирины Антоновой о том, что ГМИИ готов предоставить для "воссозданного" ГМНЗИ усадьбу Голицыных, ситуация во многом прояснилась.

Перед своим уничтожением ГМНЗИ, объединивший собранных Щукиным и Морозовым импрессионистов и модернистов, помещался в особняке Морозова на Пречистенке — там, где сейчас расположена Российская академия художеств. Полагают, что одной из причин расформирования ГМНЗИ стал "квартирный вопрос": тогдашнему президенту АХ СССР приглянулся купеческий особнячок. Отвоевывать нынешнюю штаб-квартиру РАХ никто не собирается. Речь о другом. Усадьба Голицыных — это бывший Голицынский музей, здание, включенное в комплекс будущего "музейного городка" ГМИИ имени Пушкина, то, из которого выселяют Институт философии РАН ради увеличения площадей гмиишной Галереи искусства стран Европы и Америки XIX-XX веков. То есть "воссоздание" — это создание при ГМИИ имени Пушкина нового, расширенного за счет Эрмитажа, отдела под вывеской "ГМНЗИ". По стилистике напоминает рейдерский захват: Эрмитаж должен отдать часть своей коллекции, потому что куратор российских государственных музеев Антонова главнее президента Союза музеев России Пиотровского и дорога до Кремля из ее кабинета короче. Разумеется, "воссоздание" подается исключительно как восстановление исторической справедливости: ГМНЗИ был ликвидирован в 1948-м по приказу Сталина, коллекции музея, слепленного из московских, кто спорит, собраний Щукина и Морозова, поделили между ГМИИ и Эрмитажем, началась очередная кампания против "формалистов". Однако фигура Ирины Антоновой в роли борца со сталинизмом выглядит несколько анекдотично.

Восстановление справедливости — вопрос щекотливый. Дело не только в аргументе Михаила Пиотровского, что, коль скоро "московские" коллекции надо вернуть в Москву, "петербургские" коллекции (то есть львиную долю старых мастеров, переданных в ГМИИ из Эрмитажа в 1920-х и 1930-х, когда с благословения товарища Сталина цветаевский музей слепков начали превращать в "московский Лувр") неплохо было бы вернуть в Петербург. Дело и в ленинской национализации: почему-то под реституцией у нас понимают лишь возвращение церковного имущества — с частными коллекционерами как будто бы поступили правильно (видимо, поэтому имена Щукина и Морозова не поминают в гмиишных этикетках). Дело и в сталинском "трофейном искусстве": в отношении "перемещенных ценностей" Ирина Антонова, лично принимавшая вывезенные из Германии трофеи, до сих пор придерживается сталинского в сущности курса прятать награбленное — достаточно вспомнить, как директор ГМИИ пыталась скрыть, что недостающие витражи Мариенкирхе, подлежавшие возвращению в Германию, хранятся у нее (см. "Ъ" от 30 июня 2005 года). Словом, отбирая у Эрмитажа щукинских и морозовских Ренуаров с Пикассо, ГМИИ развивает сталинский курс на создание музея-гиганта в Москве и перераспределение музейной собственности. Это, собственно, и имеет в виду Михаил Пиотровский, говоря об опасности новых музейных переделов. Если музейным фондом можно запросто распоряжаться по усмотрению какого-либо директора музея или какого-либо президента, значит нельзя исключать возможности очередной распродажи музейных сокровищ. Именно продажа эрмитажных шедевров за границу, а не передача части вещей в ГМИИ нанесла крупнейшему музею страны непоправимый ущерб.

Ирина Антонова напирает на патриотизм: дескать, ГМНЗИ был первым в мире музеем современного искусства, он несколько старше нью-йоркского MoMA, но в мире об этом не знают. Безусловно, ГМНЗИ был в авангарде эпохи, но сегодня в России нет ни одного настоящего музея современного искусства — это оно, а не Боннар с Матиссом, нуждается в государственной поддержке и признании. Воссоздав музей современного искусства столетней давности, мы покажем миру, что когда-то были первыми, а теперь плетемся в хвосте истории. На пресс-конференции Ирина Антонова заявила, что "музеев современного искусства в Москве полно", имея в виду, очевидно, филиалы Московского музея современного искусства (ММСИ). Это показывает, насколько далека главный куратор российских государственных музеев от музейной современности: ММСИ, конечно, делает стремительные успехи, но даже до маленькой хельсинкской Киасмы ему еще очень далеко.

Помнится, все были поражены тем, что, когда в стенах теперешней Галереи искусства стран Европы и Америки XIX-XX веков (то есть левого флигеля той самой усадьбы Голицыных, где должен быть ГМНЗИ) открывалась выставка Ильи Кабакова — по большому счету единственного знаменитого во всем мире современного русского художника,— Ирина Антонова демонстративно не появилась на вернисаже. Казалось бы, что за беда, что в ГМИИ имени Пушкина не признают современное искусство? Для него в Москве есть и другие места — от ММСИ до всяческих "фабрик" и "артплеев". Но проблема не в выставках — проблема в современном, а не сталинском музейном мышлении. Что сделал ГМИИ для пропаганды ГМНЗИ? Вывесил импрессионистов, фовистов и кубистов в тесных и темных зальчиках голицынской усадьбы, убив эту требующую света и воздуха живопись. Издал во многом мемуарную историю ГМНЗИ, написанную его сотрудницей Ниной Яворской, скончавшейся в 1992 году. Прекрасно, но это означает, что за все годы разглагольствований о воссоздании ГМНЗИ ГМИИ не смог произвести на свет более нового исследования, основанного на работе в архивах. Тут, впрочем, нет ничего удивительного. Научная жизнь в ГМИИ поставлена так, что тексты в каталоги к привозным выставкам пишут либо западные искусствоведы, либо приглашенные со стороны отечественные — самому ГМИИ нечего сказать ни об Уильяме Блейке, ни о Караваджо. Выставки же собственного изготовления демонстрируют исключительную нищету философии: видно, что даже школу "Анналов" тут считают чудовищной крамолой. Прямо как в сталинские времена, когда советское музейное сообщество было отделено от мирового железным занавесом. Если кому-то кажется, что воссоздание ГМНЗИ при ГМИИ можно подать как преодоление наследия сталинизма, он заблуждается. Увы и ах: это присяга на верность идеям вождя народов.