Ренессанс кризиса
Полвека "8 1/2" Феллини
Знаменитый итальянский кинорежиссер Гвидо Ансельми, едва приступив к съемкам очередной картины, впадает в жесточайший творческий кризис. Картина не получается, а отступать уже поздно: производственная машина запущена. Ситуация усугубляется сложными отношениями героя с его чересчур утонченной женой (Анук Эме), вульгарной любовницей (Сандро Мило) и звездой неснятого фильма (Клаудия Кардинале), а также вмешательством фрейдистских образов детства и грешных мужских фантазий.
Таков сюжетный скелет фильма "8 1/2", который в 1963 году поставил знаменитый итальянский кинорежиссер Федерико Феллини. На роль главного героя Гвидо он собирался пригласить сэра Лоуренса Оливье, но в итоге сделал более демократичный выбор, остановившись на своем соотечественнике Марчелло Мастроянни. Том самом, который за три года до этого сыграл у него журналиста Марчелло в "Сладкой жизни". Оба фильма — об инфантильных мужчинах, переживающих кризис в творчестве и в личной жизни, запутавшихся во лжи, ненавидящих свое окружение и погрязших в нем. Оба героя ищут спасения в сексе, но при этом жаждут идеальной любви, красоты и высшего смысла.
"La Dolce Vita" — апофеоз жизненного стиля римской богемы 1950-х, именно благодаря своему пышному декадансу до сих пор вдохновляющего законодателей моды. Действие "8 1/2" разворачивается уже во второй половине ХХ века, когда декаданс становится темой и предметом художественной рефлексии. Как определил сам Феллини, его герой "задумал поставить фильм, а какой — позабыл": в итоге Гвидо "научился молчанию". Так и сам Феллини: он снимает кино о собственном кризисе, фильм о невозможности снять фильм. Он демонстративно называет произведение дробным числом, расшифровываемым в контексте фильмографии Феллини: он снял шесть полнометражных фильмов, два короткометражных и один совместный с режиссером Альберто Латтуадой — "Огни варьете", так сказать, полфильма.
Поразительным образом "8 1/2" делит историю мирового кинематографа на две части — до и после. Все, что было до,— попытки кинематографа доказать самобытность и одновременно конкурентоспособность по отношению к другим искусствам — литературе, театру, живописи. Все, что началось потом, продиктовано чувством самодостаточности кинематографа, а именно его, это чувство, сильнее всех выразил Феллини. С тех пор возник новый жанр — фильм о кризисе, или фильм о фильме. Назовем самые знаменитые картины: "Все на продажу" Анджея Вайды, "Американская ночь" Франсуа Трюффо, "Весь этот джаз" Боба Фосса, а из недавних — "Снято!" Амира Надери, иранца-эмигранта, которого судьба забросила в Японию.
Герой этого фильма Сюдзи — режиссер, которому не повезло: время великого авторского кино, кажется, безвозвратно ушло. Он никак не может собрать денег на очередной гениальный проект и, пока находится в простое, устраивает на крыше своего дома просмотры киноклассики для киноманов — таких же, как он сам. Сюдзи ходит на могилы своих богов — Ясудзиро Одзу, Кэндзи Мидзогути и Акиры Куросавы, а также организует одиночные демонстрации со слоганом "Кино — не шлюха! Кино должно снова стать искусством! Позор алчным продюсерам!". Жизнь наказывает экстремиста от искусства самым изуверским способом: незадачливый режиссер попадает в лапы якудзы за долги брата и вынужден отрабатывать их в образе человека-груши, мальчика для битья. За каждый удар одного из мафиози он получает определенную сумму, а выжить ему помогает прокручиваемый в голове список лучших фильмов мирового кино. Он мысленно отождествляется с героями "Искателей" Форда и "Дороги" Феллини, вспоминает "Голый остров", "Андрея Рублева", "Пролетая над гнездом кукушки" и другие легендарные картины. Тени знаменитых фильмов проецируются прямо на тело Сюдзи, лежащего на простыне,— избитого, но не сломленного. Естественно, почетное место в списке мировых шедевров занимает "8 1/2".
Вокруг самого нашумевшего фильма Феллини, получившего два "Оскара" (в номинациях "Лучший фильм на иностранном языке" и "Лучший дизайн костюмов в черно-белом фильме") и еще кучу разных премий, наплодилось огромное количество легенд и апокрифов. Говорят, во время съемок режиссер прикреплял на видоискатель камеры записку самому себе с надписью: "Помни! Ты снимаешь комедию!" Рабочим названием картины было "La Bella Confusione" ("Прекрасный хаос"). Хаос и в самом деле сопровождал эту работу. На студии "Чинечитта" шла забастовка, так что Феллини не имел возможности ежедневно отсматривать снятый материал, как это обычно делается, и увидел его уже за монтажным столом. Что же ему оставалось делать, кроме как смонтировать "8 1/2"!
Шутки шутками, но Феллини действительно не имел законченного сценария. В какой-то момент, уже войдя в подготовительный период, он совершенно забыл, о чем собирается снять картину, запутался в своих противоречивых идеях и уже собрался сообщить продюсеру Анджело Риццоли, что намерен остановить проект. Но тут его пригласили на день рождения к одному из операторов студии, и там, подвыпив, Феллини придумал сюжет о режиссере, переживающем кризис. Концепция развивалась и менялась и в процессе съемок, и, естественно, на монтаже. Сначала предполагался другой финал: Гвидо с женой сидит в вагоне-ресторане поезда, и перед его взором проходят все персонажи фильма, двусмысленно ему улыбаясь, в то время как поезд входит в тоннель. Но Феллини это не устроило, и он снял знаменитую финальную сцену на пляже во время заката: с недостроенной декорации под музыку Нино Роты сходят персонажи будущего фильма Гвидо Ансельми: они объединяются в хоровод вместе с клоунами, символизируя и смысл, и тайну творчества — а может, и самой жизни. Трудно сейчас поверить, но эта волшебная сцена предназначалась всего лишь для рекламного ролика картины, но в итоге триумфально завершила сам фильм.
В нем Феллини открыл новый язык абсолютно свободных монтажных сопоставлений, который до него еще почти не использовался в звуковом кино, а впоследствии был развит Рене, Бергманом, Тарковским и другими режиссерами. Речь идет не об интеллектуальном, а прежде всего о чувственном кинематографе (так что, например, Годар в этом контексте не может рассматриваться как соперник Феллини). Никто еще так глубоко и лирично не раскрывал посредством камеры свой внутренний мир, те тонкие импульсы, которые вдохновляют творца. Столь же эмоциональной, отвечающей внутренней мелодике фильма оказалась музыка Нино Роты, свободно смонтированная с фрагментами классики.
Новый язык был труден для понимания. Ведь обычно воспоминания, сны, фантазии отделялись от реальных сцен с помощью специальных эффектов — наплывов, светофильтров, искаженных пропорций и других подобных подсказок для зрителя. В эпоху цветного кино стал популярен прием перевода другой реальности в черно-белую гамму. Феллини отказался от всего этого: у него два мира существуют в общем потоке жизни, потоке сознания. Занятно, что на первых прокатных показах фильма в Италии демонстрировались специальные копии, на которых фантазии были отделены от реальности с помощью специального тонирования.
Проверку на демократичность восприятия фильм Феллини прошел на Московском фестивале 1963 года, где его включили в конкурс. Кстати, еще одна легенда: это вовсе не была мировая премьера; до этого картину показали вне конкурса на Каннском фестивале. Однако участие в ММКФ стало знаковым событием: лидер авторского кино Европы попал в коммунистическую Россию. И — оказался конкурентом советских фильмов "Знакомьтесь, Балуев!" и "Порожний рейс". В ЦК КПСС дали установку, что первый из них должен победить, для этого была проведена большая партийная работа среди членов жюри из социалистических стран. Так, югослав заявил при обсуждении, что Феллини снял "педерастический фильм", а советские идеологи делали упор на то, что он пессимистический и непонятен народу. Ко всему прочему Никита Хрущев заснул на просмотре. Только принципиальность председателя жюри Григория Чухрая — при поддержке Стэнли Крамера, Сатьяджита Рея и Жана Маре — спасла ситуацию: большой приз достался "8 1/2". Этот эпизод стал кульминацией и началом заката ММКФ, а для Феллини награда, полученная в СССР, оказалась самой экзотической и, как он сам признавался, самой дорогой.
Только очень молодые или очень плохие люди не пережили увлечения Феллини. Можно не любить его как режиссера, но ведь без него не было бы ни музыки Нино Роты, ни улыбки Кабирии-Мазины. А если и были, то вот "8 1/2" — точно нет. Это первый (в смысле — лучший) фильм, где герой — кинорежиссер; первый фильм о неснятом фильме; первый фильм, где вывернуто наружу творческое нутро художника, являющее собой гарем и церковь одновременно. Здесь грешат и каются, каются и грешат. Здесь простак Мастроянни окончательно входит в кондицию интеллектуального идола. Здесь кинематограф, уныло долбивший на потребу публике свои истории, неожиданно умолкает, а после начинает говорить уже совершенно другим — интимным, запертым до того в подсознании языком. И забыть этот язык никто уже не сможет никогда.