«Такие люди, как Уго Чавес, появляются раз в несколько веков»

В воскресенье исполнилось два месяца со дня смерти президента Венесуэлы Уго Чавеса. Бывшая переводчица лидера боливарианской революции ГАЛИНА ДУБРОВСКАЯ, переехавшая с семьей в Каракас в 1994 году, рассказала корреспонденту “Ъ” ПАВЛУ ТАРАСЕНКО о многочисленных встречах с ним, а также поделилась своей точкой зрения на причины народной любви и ненависти к почившему президенту.

— Вы неоднократно переводили Уго Чавеса. Каким человеком он вам казался?

— Он не просто казался, он был удивительным человеком. Такие люди появляются раз в несколько веков. У Чавеса была гениальная память — он мог наизусть цитировать огромные куски из литературных, политических произведений и при этом ни разу не заглядывать в бумажку. Я ни разу не видела его читающим свою речь. А ведь говорил он подчас по пять часов и более.

Чавес был очень начитан, при этом как-то признался, что начал читать очень поздно. Он вышел из среды сельских учителей, которые жили в бедности и не могли покупать много книг. Так что стал читать он, по сути, только после поступления в военную академию.

— Расскажите о своих встречах с ним.

— Первый мой большой перевод лидера Венесуэлы проходил в его резиденции — он беседовал с одним российским журналистом более четырех часов. Когда мы вышли, журналист, уже пожилой человек, сказал мне: «Я, конечно, думал, что Чавес неглупый, но, что он такой умный, я себе даже не представлял». Эта беседа, наполненная мыслью, юмором и знанием российской литературы, его отношение к людям, стратегическое видение политики — все это поразило и журналиста, и меня.

— А какая у вас была самая запоминающаяся встреча?

— Одна из них — во время нефтяного бойкота (2002 года.— “Ъ”). Забастовка поставила власти в практически безвыходное положение. Ее участники испортили оборудование на заводах, экипажи танкеров отказывались подходить к берегу. Из-за этого страна осталась без бензина. Меня срочно вызвали в президентский дворец. Там был какой-то россиянин, владелец нескольких танкеров, которые в то время находились в Карибском море. Обычно Чавес очень много говорил и шутил. Но в этот раз он был серьезным, немногословным, не позволял себе ни единого лишнего жеста. Наш человек тогда помог Венесуэле: в порт пришел его танкер под греческим флагом.

— Работать с Чавесом было сложно?

— Расскажу, как я переводила его на полуострове Парагуана, где расположена зона свободной торговли. Мы посещали завод по производству телевизоров, компьютеров и мобильных телефонов. Чавес выступал в помещении этой огромной фабрики, стояла адская жара — около 45 градусов. Тогда я в одиночку синхронно переводила пять часов, но не устала так, как обычно после получаса перевода. А все потому, что мне было интересно, я включилась в его речь. Создавалось впечатление, что не он говорит, а я. Магия.

— В неформальной обстановке вы его наблюдали?

— Например, я была свидетельницей того, как он пел. Кто-то запаздывал на встречу, и Чавес дожидался его в своем кабинете вместе с помощницей. У обоих были хорошие голоса, и они вместе пели. Чавес знал немало венесуэльских народных песен.

— Это, наверное, подкупало простых жителей страны.

— Подкупало то, что умел говорить с людьми, он был очень доходчив. При этом, как известно, говорил очень много. Чавес был выходцем из равнинной зоны страны, из так называемой зоны льянос. А жители этих районов славятся тем, что много говорят, много шутят и много поют.

Как синхронный переводчик, я могу сказать: Чавес был гениальным оратором. Например, он выдавал серьезные концепты, а потом вдруг останавливался и рассказывал про свою бабушку или дочек, пел... В это время люди могли переварить серьезную информацию. А потом Чавес легко возвращался в исходную точку.

— В последние дни предвыборной кампании я увидел, что одни люди его ненавидят, другие едва ли не боготворят.

— Могу сказать, что количество людей, которые искренне оплакивали его смерть, огромно. Мы были в квартире, когда с улицы раздалось протяжное «Аххх...». Моя дочь сказала: «Наверное, Чавес умер». Включили телевизор, и выяснилось, что она права. Буквально через минуты улицы были полны людей. Никто их на этот импровизированный митинг не посылал.

— Но если говорить о последних предвыборных манифестациях в поддержку Николаса Мадуро, то не все их участники приходили по зову сердца — некоторые признавались мне, что в ином случае их бы наказали на работе.

— Никто их не наказывал бы. Просто в дни больших демонстраций крупные министерства и компании освобождали людей от работы и назначали им место сбора. И все. А что сам человек думает, что его накажут в случае неявки, так в этом никто не виноват.

Любовь венесуэльцев к Чавесу была поистине огромной. Я впервые поняла, что такое народ, во время попытки государственного переворота 2002 года. Окна нашей квартиры выходят на проспект, который ведет к президентскому дворцу. Утром 13 апреля, 11 лет назад, по нему пошли несколько человек, затем потек ручеек, а потом настоящий людской поток. В то время у нас в квартире был ремонт. И в эти дни строитель к нам не приходил. Я его спросила потом: «Почему вы не пришли? Было трудно до нас добраться»? А он мне ответил: «Нет, я был около дворца». На мой вопрос, зачем и кто его туда послал, он обиделся и сказал: «Мы с братом пошли, потому что хотели пойти».

«Среди сторонников оппозиции есть много тех, кому противны лидеры античавистского лагеря»

— Однако оппозиция в Венесуэле пользуется примерно такой же широкой поддержкой.

— Оппозиция здесь действительно большая. Но ценности, которые они отстаивают, людям по вкусу не приходятся и не придутся. В основном они защищают крупный капитал. Недавно смотрела интервью одного из самых богатых людей Венесуэлы. Он живет во дворце с огромным количеством картин, золотых и серебряных предметов. Его спросили, хочет ли он уехать, на что получили ответ: «Да, конечно, ведь я не хочу все это терять. И вообще я очень уважаю Америку и думаю так, как думают американцы». Вот вам и оппозиция. Впрочем, это представители радикального лагеря. Среди сторонников оппозиции есть много тех, кому противны лидеры античавистского лагеря. Но просто они так не любили Чавеса, что предпочли объединиться с «фундаменталистами».

— Почему за время правления Чавеса венесуэльское общество столь сильно раскололось?

— Раскол не появился. Он был всегда. Эта страна 40 лет катилась по наклонной вниз. Во время нефтяного бума в Венесуэлу приехало много людей из соседних стран. Но бум кончился — и произошел дефолт, страна начала беднеть. Уго Чавесу досталась пустая казна, он начинал практически с нуля и добился столь многого. А представители крупного капитала тем временем отстаивали свое. Экономическая власть до сих пор находится в основном в их руках, и они этим очень пользуются.

— Например?

— Вспомню опять о нефтяной забастовке, в ходе которой государство потеряло более $10 млрд. При этом до этого, во время попытки госпереворота, Чавес повел себя очень мягко. Он должен был посадить в тюрьму всю верхушку путчистов во главе с однодневным президентом. Но им разрешили уехать из страны, а менее чем через год они и затеяли забастовку.

Как-то я сопровождала владельцев нефтехимических заводов в Сибири, которые приехали на завод неподалеку от Каракаса. По дороге они стали расспрашивать меня о забастовке. Я рассказала, как оппозиция уничтожила все оборудование. У меня спросили: «Их, конечно, посадили?» Нет, у них даже не конфисковали имущество! Более того, у зачинщиков забастовки еще хватило наглости требовать компенсацию за выселение из казенных домов на территории предприятия, в которых они жили. Им выплатили выходные пособия, и теперь они спокойно живут в Майами.

— Но сложно отрицать, что у многих бизнесменов чависты фактически отобрали компании.

— До сих пор этот процесс шел очень умеренно. Например, если говорить о сфере СМИ, более 80% масс-медиа находится в частных руках. В основном они используются оппозицией. Так что, когда говорят, что в Венесуэле нет свободы слова, это может только вызвать смех. В России, Франции или Британии, если бы журналисты позволяли себе то, что позволяют себе местные журналисты, уже не осталось бы ни одной газеты. В Венесуэле же, как бы Чавеса ни оскорбляли — безобразно, отвратительно, гнусно, ничего со СМИ не происходит. То же касается и интернета. В Facebook, например, писали, что фотографии финального митинга в поддержку Мадуро — это либо монтаж, либо прошлогодние фото.

— Конечно, это вряд ли так, но факт, что людей свозили на манифестацию в Каракас на автобусах.

— И что? Они ехали добровольно. При этом мы посчитали: в каждый автобус влезает примерно 50 человек, если пригнать 200 автобусов, это будет 10 тыс. человек. Мелочь.

— На ваш взгляд, Николас Мадуро сможет стать достойным преемником Чавеса?

— Если у Мадуро пойдет все так, как предвидел Чавес в своем «Плане Родины», то очень многие простые люди его будут поддерживать. Если он станет на более радикальный путь, то возникнет очень серьезное сопротивление.

«Привыкнуть к Венесуэле было совсем нетрудно»

— Поговорим немного о вас и вашей семье. Как вы очутились в Венесуэле?

— Мы переехали сюда из Москвы в 1994 году, когда моему внуку, мулату, стало небезопасно находиться там.

— И быстро привыкли к новым условиям?

— Да, это было совсем нетрудно. Во-первых, у меня к тому времени уже было много друзей отсюда. Я ведь работала переводчицей и принимала немало делегаций из Венесуэлы. Во-вторых, здесь живет удивительно приветливый и отзывчивый народ. Когда я не знала на первых порах, как пройти куда-то, они или очень подробно мне все объясняли, или брали за руку и вели в нужном направлении. Венесуэльцы благожелательны ко всем, кто благожелателен к ним. Стоит лишь чуть-чуть улыбнуться глазами, и сразу и на их лицах возникают улыбки. В общем я ни разу не почувствовала себя иностранкой. В-третьих, через неделю после переезда я начала работать в местном университете, делала то же самое, что и в Москве: преподавала перевод.

— А к климату легко ли было привыкнуть?

— Каракас находится на высоте 1 тыс. м над уровнем моря, так что здесь вечная весна и не бывает супержары. Я приехала сюда в конце февраля и моментально очутилась в райских для себя погодных условиях.

— Неужели все было так просто?

— Первые годы, естественно, были и трудности. Например, то, что дочь защищала свой медицинский диплом, а я работала одна. Но мы прошли через это. Спустя десять лет после переезда получили гражданство. Периодически ездим в Москву, очень скучаем по друзьям.

— А много ли еще русских в Каракасе? Можно ли говорить о русской диаспоре?

— Считать можно по-разному. Ясно лишь, что столь большой диаспоры, как, например, итальянская, у русских нет. В большинстве своем здесь живут представители старой волны миграции, уехавшие из СССР в 50-х годах. Не все их дети и внуки говорят по-русски. Есть приятные люди и среди представителей современной миграции, например, преподаватели математики. В основном же переехавшие в последние два десятилетия занимаются бизнесом.

— А как они делятся по политическим предпочтениям?

— Примерно пополам. В основном за Чавеса новые мигранты, то есть те, кто переехал в 70-х и 90-х годах. Старая миграция в основном поддерживает оппозицию.