Группа Deep Purple выпустила новый альбом «Now What?!», который немедленно занял ведущие места в чартах европейских стран и даже вошел в топ-20 на родине, в Великобритании, чего с группой не случалось 20 лет. Продюсером альбома стал Боб Эзрин, ответственный за успех классических дисков Kiss и Элиса Купера, а также «Стены» Pink Floyd. БОРИС БАРАБАНОВ поговорил с фронтменом Deep Purple Йаном Гилланом о вкладе Боба Эзрина, конкуренции с Black Sabbath и дружбе с российскими политиками.
Фото: Юрий Мартьянов, Коммерсантъ / купить фото
— Йан, предыдущий альбом Deep Purple «Rapture Of The Deep» вышел в 2005 году. Вы уже тогда знали, что будет продолжение?
— Нет, за 44 года истории Deep Purple мы привыкли не строить планов. Все идет, как идет, никто даже не задумывается о том, что будет дальше. И вот проходит семь лет — и бах! Мы снова в туре с новыми песнями, наслаждаемся концертами и даже не думаем о записи.
— Вы впервые работали с Бобом Эзрином?
— Да.
— Наверное, было сложно следовать его идеям и не потерять то, за что вас любят?
— Изначально Deep Purple были инструментальной группой. И это было очень мудро со стороны Боба Эзрина напомнить нам об этом. Он сказал: «Следуйте за музыкой. Если песня требует пять или десять минут звучания, пусть это будут пять или десять минут». Боб сделал лучший саунд за всю историю Deep Purple. Я сейчас говорю не о песнях, а именно о звуке. Он сделал его из того, что у нас уже было, не изобретая велосипеда. В основе Deep Purple по сравнению с 1969 годом ничего не изменилось — те же инструменты, тот же подход к написанию песен. Немного изменился персонал, но мы с Роджером Гловером и Йаном Пейсом на месте. Боб Эзрин просто освежил немного наши мозги, заставил сконцентрироваться. Мы много импровизировали, и песни выросли из джем-сейшенов. Боб воспринял эту запись очень близко к сердцу, в какой-то момент мне показалось, что он на самом деле хочет играть в этой группе. Он очень дисциплинировал нас. Мы ведь в этой группе все совершенно разные. В культурном, политическом, религиозном смысле мы пять противоположностей, если мне будет позволено так выразиться.
— В песне «Hell To Pay» Боб Эзрин, похоже, вспомнил, как записывал многоголосия для альбомов Kiss и Элиса Купера.
— Голосовые наложения я использовал раз 20 в песнях Deep Purple до этого альбома, так что здесь нет никаких заимствований. Просто Боб очень хорошо знает, как записать мой голос десять или двадцать раз и все сложить вместе.
— Известно, что песня «Above And Beyond» посвящена памяти покойного Джона Лорда (органист, сооснователь Deep Purple.— “Ъ”).
— Когда нам сообщили о том, что Джон умер, песня была уже почти закончена. Я помню, мы сидели какое-то время в студии молча, а потом стали вспоминать какие-то истории, связанные с ним, какие-то шутки. Примерно так же было, когда умер мой отец. Его уже не было, но его дух был с нами. На его похоронах я написал такие строчки: «Души, которые были тронуты, теперь переплетены навсегда». Когда я работал над песней «Above And Beyond», я понимал, что она о разлуке, но не знал, о какой,— это расставание влюбленных или это кто-то отправляется в дорогу... И эти строчки, которые я вспомнил, когда умер Джон Лорд, связали все воедино.
— Судя по всему, вы очень много времени тратите на тексты.
— Я пишу всю жизнь, постоянно, даже когда в этом нет необходимости. Стихи, статьи, эссе, заметки. На любые темы. Как я уже сказал, мы в группе все очень разные, поэтому для Deep Purple я пишу максимально загадочные тексты, иначе по каждому слову мы спорили бы до бесконечности. Мой принцип — звучание слова важнее, чем его значение.
— На песню «Vincent Price» Deep Purple сняли первый за 20 лет клип. Зачем он вам понадобился?
— Это было не мое решение, и не думаю, что кто-либо в группе так уж мечтал об этом. Я ненавижу телевидение и вообще любое устройство, в котором можно выключить звук или подать его вот на эти малюсенькие динамики. Ну, надо так надо... Процесс съемок был забавным. Мы придумали пародию на фильмы ужасов 1960-х... Поймите меня правильно, я не люблю не конкретный ролик, а саму концепцию существования на экране. Она никак не пересекается с моим представлением о музыке. Для меня музыка — там, на сцене, перед публикой. Это то, что мне действительно небезразлично.
— Песня «Vincent Price», безусловно, представляет темную сторону Deep Purple. В связи с этим хочется вспомнить еще об одном громком возвращении — о Black Sabbath, где вам тоже довелось работать. У них вот-вот выйдет новый альбом. Нет чувства конкуренции?
— Это не темная сторона, это шутка! И мы никогда не конкурировали с Black Sabbath. Мы могли соревноваться только в том, кто больше выпьет,— и все. Мне остается только удивляться, когда пресса пытается столкнуть нас лбами. Ну какая конкуренция? Тони Айомми — мой добрый друг, он пришел в норму и, надеюсь, прекрасно себя чувствует (гитарист Black Sabbath Тони Айомми успешно излечился от рака крови.— “Ъ”). Я слышал альбом Black Sabbath — он фантастический! Группе предстоит турне, и я могу только пожелать им успеха.
— Deep Purple тоже организовали турне в поддержку «Now What?!» Последний раз, когда вы выступали в Москве в «Олимпийском», группа обошлась вообще без декораций и экранов. Готовите ли что-то для новой программы?
— Мы никогда не заморачивались на тему продакшн. У нас есть наши инструменты, мы выходим на сцену и играем. Зачем нам меняться? Если вся эта постановочная сторона важна для других групп — флаг в руки. Но мы знаем, как нам войти в контакт с аудиторией без всяких экранов. Я в этом плане консерватор.
— Вы приезжаете в Россию не только на большие билетные концерты, но и на частные мероприятия, играете для очень серьезных людей, общаетесь с руководителями государства. Наверняка заходит разговор не только о музыке...
— Если я раскрою вам содержание таких бесед, нас, пожалуй, больше не пригласят... Это дело частное. Давайте я вам так отвечу. На протяжении всей карьеры Deep Purple мы избегаем ассоциаций с какими-либо политическими силами или идеями. Мы и без того нарушили слишком много правил. Мы ведем кочевой образ жизни, мы не следуем моде, мы не используем дорогой продакшн на концертах, мы ничего не планируем, и мы не выступаем на митингах. С 1960-х у нас мало что изменилось. За свою жизнь я приобрел множество друзей. Они жили в мусульманских странах, они жили в коммунистических странах, в странах с диктатурой. Бог спас, я никогда не вмешивался в их политические дела. Но это не значит, что мне наплевать и у меня нет своего собственного мнения насчет того, что происходит, и что я не интересуюсь развитием событий в этих странах. Я понимаю, какого рода комментария ждут от меня ваши читатели, но, вы уж простите, я никогда не делаю то, чего от меня ждут.
— В этом году вы снова выступаете на джазовом фестивале в Монтрё, с которым связаны исторически. Ушедший недавно из жизни основатель фестиваля Клод Нобс упоминается в песне «Smoke On The Water». Вы как-то помянете его?
— Да, у нас есть одна идея. Вероятно, мы не будем играть песню «Smoke On The Water» в основной программе, а исполним ее на открытой сцене на берегу Женевского озера, под фейерверк, для всех гостей фестиваля.