Рыбная рулетка

Деньги в разных краях России пахнут по-разному. В дельте Волги — рыбой. Чтобы почувствовать этот запах, корреспондент "Денег" прятался с рыбоохраной в камышах, откровенничал с бракушниками, освободил осетра и осмотрел подпольный нефтеперерабатывающий завод.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Предыдущая фотография

Следующая фотография

1 / 4

Фото: Мария Заикина

Чтобы вывести бракушника на чистую воду, мало его выследить — нужно догнать, пока он не успел избавиться от рыбы

Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев  /  купить фото

Браконьерские сети — улов ночного рейда рыбоохраны

Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев  /  купить фото

Впечатляющее гостя рыбное изобилие дельты Волги на самом деле лишь жалкие остатки былой роскоши

Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев

ТЕКСТ АЛЕКСЕЙ БОЯРСКИЙ

С именем Сталина

Евгений Ковалев представлялся мне пожилым и седеющим: начальник рыбоохраны Волжско-Каспийского территориального управления Росрыболовства, в ведение которого входит Астраханская область и Калмыкия,— должность все-таки полковничья. Оказалось, Ковалеву 32 года, а на вид и того меньше. Начальником он тут всего полгода. "А предшественник убит пулей в затылок?" — расчехляя камеру, шутит фотограф Дмитрий Лебедев. "Он утонул — вышел на лодке в дельту Волги и не вернулся, правда, это произошло уже после его увольнения",— уточняет Ковалев, и нам за шутку становится неудобно. Ему, наверное, на этом кресле должно быть неуютно и страшно. "Должность действительно рисковая. И для человека без юридической подготовки становится расстрельной,— говорит он.— А насчет страха... В меня стреляли — уже не страшно". В его кабинете, прямо напротив двери,— три портрета Иосифа Сталина. Ковалев даже собирался подарить нам одну из книг Сталина, отсюда же, из шкафа, но разговор, хорошо уж это или плохо, ушел в сторону.

Между портретами вождя фото самого Ковалева — еще в форме капитана юстиции, стоит рядом с Путиным после получения из его рук ордена в Кремле. "Раньше я работал в прокуратуре, милиции, а сюда попал после Следственного комитета",— поясняет он. Позже я выяснил: в 2008 году, будучи следователем по особо важным делам, Евгений Ковалев вел дело бывшего начальника астраханского УБОПА, обвиненного в организации заказных убийств. Два киллера стреляли в Ковалева во дворе дома — он был ранен в плечо, но умудрился их задержать. Вот такого железного человека поставили навести порядок в системе рыбоохраны одной из самых богатых рыбой территории.

Заметим, зарплата у рядового рыбинспектора со всеми премиальными не больше 20 тыс. руб. в месяц. "И что, взяток не берете?" — задаю прямой вопрос. "Вы обратили внимание, что на вас смотрят сразу три портрета товарища Сталина?" — отвечает Ковалев. В управлении введен экстерриториальный принцип дежурств: инспекторов не ставят на участки рядом с их родными поселками, периодически перекидывают с участка на участок — с незнакомых людей брать мзду побоятся. "Редко когда за неделю не придет ни одной жалобы на меня или моих сотрудников,— смеется Евгений.— Ведь я начал перевешивать рыбу — этого здесь уже лет пять так активно никто не делал". По его оценкам, местные промысловики, как правило, добывают в три--десять раз больше, чем положено по квоте. Почему так, ему понятно: предприятие с квотой до 180 т нерентабельно. А таких в регионе более 80% — не могут же они все работать в убыток. Ковалев берет бумагу, чертит схему: рыбаки в лодках, плавучая приемка рыбы, конечный пункт доставки — здесь теряются сведения о реальном вылове, меняются документы и исчезает рыба. Чтобы доказать незаконность происхождения улова, необходимо свести воедино кучу документов с разных этапов его пути, а главное, своими силами перевесить иногда десятки тонн свежей рыбы и не дать ей протухнуть. А потом ее до суда нужно хранить в морозильниках.

"Здесь все друзья-приятели,— рассказывает Евгений Ковалев.— Сегодня — рыба с липовыми документами, якобы о вылове по квоте партнеров, которые от них открещиваются. А завтра с этими "партнерами" договорятся, и они подтвердят выдачу документов. А если рыба в ходе проверки испортилась, то я сам могу сесть". По сложности подобная инспекция даже одного предприятия — как войсковая операция, проверка требует нескольких дней и одновременного участия кучи ведомств. Устраивать такое можно лишь эпизодически. Но уже сам факт начала таких проверок сильно обеспокоил местных промысловиков, и, похоже, они стали давить на Ковалева по всем каналам. При мне ему звонили из прокуратуры с предупреждением о недопустимости проверок на воде. Мол, рыбак в лодке — часть предприятия, а проверять предприятие можно не чаще чем раз в три года. Абсурд, конечно: рыбоохрана для проверки рыбаков и существует, а рыбаки — они на воде. "Мы делаем упор на борьбу с промышленным браконьерством — частное на его фоне незначительно, но и с ним, конечно, боремся,— поясняет Евгений Ковалев.— Кстати, этой ночью идем в рейд. Хотите с нами? Захвачу вас прямо с базы".

Ушел на базу

Самые клевые места на Волге — ниже Астрахани, ближе к морю. От города более 100 км на машине, потом паром, и снова едем несколько километров. Уже почти рядом с Калмыкией в поселке Мумра нас встречает на катере Ахмет, управляющий одной из баз туристического холдинга "777-999". Идем по "главному банку" — одному из каналов, которые вместе с множеством проток и рукавов составляют раскаты, дельту, на которую распадается Волга перед морем. Для местных жителей река заменяет дороги, а моторная лодка — автомобиль. Светит солнышко, летают бакланы, цапли, ветер треплет волосы — красота. Заметив у берега мужика, перебирающего что-то в лодке, Дмитрий Лебедев запечатлел его своим гигантским профессиональным аппаратом, что имело некоторые последствия (о них ниже).

База "177" стоит на берегу главного банка, на острове Кабаний. Здесь в номерах со всеми удобствами может одновременно разместиться до 60 человек. По сути, это обычный отель с рестораном, баней, бильярдной и Wi-Fi. Туристы прибывают, разумеется, исключительно ради рыбалки. Стоимость двухместного номера — 4,5-6 тыс. руб. в сутки с учетом услуг персонального егеря, который будет развозить гостей на моторной лодке. По словам владельца холдинга Дмитрия Желязкова, первую точку он открыл в 1999 году, взяв в аренду и восстановив неработающую базу астраханского общества охотников. Сейчас у него уже семь баз, выше и ниже Астрахани. Названия, все эти "77", "99", "177", подразумевают, что бизнес ориентирован на москвичей, которые еще недавно составляли до 90% клиентуры. Сегодня — лишь 60%: то ли астраханская рыбалка все популярнее в регионах, то ли москвичам поднадоела. В базу "177" было вложено около $2 млн, из них $500 тыс. ушло на лодки и моторы, затраты окупились за четыре года. Другие точки, находящиеся ближе к Астрахани, обошлись дешевле.

По словам Дмитрия, стоимость номера для туриста, равно как и популярность базы (таких здесь уже около 400, а неофициальных заведений — около 3  тыс.), определяется не условиями проживания, а исключительно близостью к местам, особо богатым рыбой. Именно поэтому пребывание на этом не самом роскошном объекте самое дорогое. Еще до введения моратория на раздачу участков реки в 2012 году Дмитрий успел арендовать 8 км главного банка под любительско-спортивное рыболовство. "Мне выделены квоты, около 10 т на сезон, за которые я плачу вперед по ставкам сбора и выполняю мелиоративные работы. Продаю путевки на рыбалку. Правила позволяют мне регулировать антропогенную нагрузку на арендованный участок, который стал играть роль еще и воспроизводственного",— говорит Дмитрий.

Наличие своего участка позволяет принимать туристов, даже когда в местах общего лова рыбалка запрещена. Путевка на 5 кг улова стоит 200 руб. Таких участков под арендой в Астраханской области — меньше 1% всех речных угодий. Дмитрий Желязков считает, что закон о любительском рыболовстве, предусматривающий платные услуги и рыбалку на арендованных участках акваторий, необходимо принять как можно быстрее. "Астраханскую область за сезон посещает около 3 млн рыбаков-любителей. Если каждый вылавливает в среднем по 10 кг рыбы, то это получается 30 тыс. т, что соизмеримо с квотами области на промышленный вылов — 50 тыс. т,— рассказывает Желязков.— Многие просто приезжают на "Газелях" и делают заготовки для ресторанов. Конечно, нужен налог, на который будут производиться мелиоративные работы, поддерживающие клев,— выкос камыша, углубление каналов и т. д. Только выполнять эти работы должно не государство, а предприниматель, кровно заинтересованный в притоке рыбы, а значит, и туристов на свой участок. Вот я даже копаю ямы, кидаю коряги — создаю на своем участке нерестилища".

За разговорами смеркается. Немного волнуюсь: скоро прибудет начальник рыбоохраны Ковалев, обещавший ночной рейд.

Ночь в камышах

Час ночи. На двух катерах с выключенными фонарями на полной скорости несемся в раскатах среди камышей к Каспию. Инспектор Андрей кричит, чтобы все сидели,— не дай бог, на что-нибудь налетим — и проверяет координаты по навигатору Garmin. Где-то в этом районе вчера были замечены выставленные сети — скорее всего, сегодня ночью их приплывут проверять хозяева. "Навигатор — основная улика, его браконьер во время погони сразу скидывает, еще до рыбы,— рассказывает Андрей.— Он же тоже свои сети находит по записанным в навигатор координатам". Сориентировавшись, прячемся на катерах в зарослях камышей, прислушиваемся — ждем звука мотора. Попутно мониторим пространство приборами ночного видения. Включать двигатель и светить прожектором нельзя, а разговаривать — пожалуйста, голос на реке не слышно уже за несколько метров. "Задержание я не гарантирую,— предупреждает Ковалев.— Наш "Мастер" идет 75 км/ч, а браконьерская лодка типа "Амур" — 105 км/ч. Но в любом случае рыбу они сбросят — не посадим, так хоть экономический урон нанесем: столько средств и труда насмарку".

В три часа начало светать — никого. В пять часов, самое браконьерское время,— опять никого. И, что странно, никого вообще, даже на горизонте пусто, что для этого времени редкость. Каспий как вымер. В шесть становится ясно, что засада организована впустую. При дневном свете отчетливо виден ряд притопленных пластиковых бутылок, которые используют вместо поплавков на сетях — этим здесь давно никого не обманешь. Продвинутые браконьеры ставят современные сети-невидимки, которые держатся без поплавка, но такие стоят дорого.

Снимаем пять сетей — все пустые. "Смотрите, сетка крупная — осетровая",— показывает Андрей. Он сверяет координаты, и мы идем на другой участок, где проводим траление дна, выкинув веревку с крюком. Буквально сразу же достаем "снасть" — огромные остро заточенные здоровенные крючки (их делают из сварочных электродов) на веревке. Проходящей рыбе достаточно задеть за один крючок — она начинает биться, запутывается в остальных и уйти уже не может. Для переборки "снасти" браконьер поднимает ее по частям на лодку. При неправильном обращении можно зацепиться за крючок и под тяжестью приспособления самому уйти на дно. Как инспекторы узнали, что "снасть" лежит именно в этом месте, они не рассказывают. На найденной конструкции сидит один-единственный живой сазан — килограммов на двенадцать. Мы его отпускаем.

На обратном пути замечаем лов на тоневом участке — звено рыбаков делает затонение: с берега заводит невод до середины реки, а потом, стягивая, собирает рыбу. Сейчас в сетях в основном селедка, хотя в зависимости от сезона попадается все, что угодно. В грязной воде у самого берега, буквально в луже, выгороженной корягами, едва заметен характерный загнутый нос и плавник — осетр. Запрещенная роскошь. "Он им в сети попался, должны были выпустить, но оставили,— комментирует Евгений Ковалев.— Формально завести дело не получится — он же типа в реке, типа сам приплыл, типа свободен". Раз людей задержать не можем, хотя бы просто освободим осетра. Инспектор заставляет звеньевого отнести рыбину в реку. Тот спокойно, хотя и тихо, говорит мне, что, конечно, хотели сварить на все звено, как всю жизнь делали все рыбаки,— не все ж селедкой питаться.

На другом участке прямо напротив привязанного мечика (так здесь называют баркас) на дереве напоказ висит дохлая ворона. Ее умные сородичи намек понимают и расклевывать улов не летят. На большом столе в вахтенном домике ножом вырезано: "Рыбацкое дело воровское — потому жалованье давать им маленькое и каждого третьего вешать, дабы не повадно другим было". И подписано почему-то не "Петр I", а "Леня". Леня — это бригадир.

У бракушников

Обычный деревенский дом в Мумрах. "Только уговор: имен в статье не называем",— в который раз повторяет хозяин. Собрать местных браконьеров (их тут называют бракушниками) для интервью ему труда не составило — просто позвал нескольких соседей. "Вас сразу срисовали, как только вы из Астрахани приехали и на реке фотоаппарат достали,— смеется добродушный гигант.— А когда узнали, что Ковалев сюда собирается... Как узнали? Да бросьте, еще когда телефонов не было, здесь соседям семафорили, а сейчас все все мгновенно узнают. Журналисты с камерами, сам Ковалев выехал — кто ж сети проверять выйдет!" Выяснилось, что сфотографированный нами мужик в лодке перебирал браконьерскую снасть — увидев нас тогда, жутко перепугался. Соседи вынесли ему строгий выговор — по неписаным правилам перебирать снасти в светлое время суток нельзя.

По словам бракушников, от прежних объемов незаконного вылова осталось не больше 10%. Еще лет семь назад по вечерам по банку непрерывно сновали байды, а сейчас тишина. Байда — большой самодельный баркас из дерева или пластика, с усиленной кормой, выдерживающей два-три 200-250-сильных мотора. Такое плавсредство разгоняется до 120 км/ч. Высокие борта, на носу — крытая полость для ночлега, ближе к корме — ящики для горючего. Посудина способна выходить в море, брать на борт до 2 т рыбы, а также горючее и провизию для автономного плавания на неделю. Цена снаряженной лодки доходит до 1 млн руб. Байду мне тут же показывают у забора на соседней улице — затащили для ремонта, а может, уже навсегда. Говорят, что от байд теперь избавляются, стараются продать. "Ну смотри,— загибает пальцы чернявый парень в камуфляже.— Одну белугу пять лет назад сдал перекупщику, получил на руки миллион. И заметь, речь только об икре — саму рыбу не тащили. А сейчас белуга редкость, осетры дохлые. Возьмешь икры на 100 тыс. руб., и что?" Осетров тоже стало мало, поэтому сейчас в основном берут частик — так здесь называют щуку, сазана, сома, судака и т. д. Тонна частика за недельный рейд по 30 руб. за кило — 30 тыс. на четверых в байде. Если вычесть стоимость бензина, остаются гроши. А если встретишь рыбоохрану, придется все выбрасывать и удирать. В последние годы борьбу с браконьерами в погранзоне вменили в обязанность пограничникам, у них катера быстроходные, догоняют даже порожнюю байду. Оскудение реки и пограничники делают промысел бракушников все менее выгодным. Что касается мелкого и бытового браконьерства, здесь им занимаются абсолютно все, за исключением беременных женщин и грудных детей. Вдоль населенных пунктов ловить можно круглый год, но только на удочку. Тем не менее вся прибрежная зона в маленьких секретах (ловушка из сети) и притопленных бутылках, которые почему-то не сносит течением.

"Бывает, что везет,— говорит бритоголовый молодец лет тридцати.— В соседнем селе есть такой Сеня. Всю жизнь бедный-бедный — сеть старая, лодка дырявая. И вот однажды в эту сеть ему попалась белуга на 300 кило — сразу дом начал строить, машину купил". Но, как правило, все, что стоит на реке у своего забора, приносит лишь несколько килограммов частика в день — просто на еду. В сезон мужики работают в рыболовецких артелях (где тоже не побрезгуют попавшимся осетром), егерями на базах. Если повезет, принимают в своих домах туристов — от 500 руб. в день. Оклад егеря до 10 тыс. руб. плюс чаевые — их иногда до 40 тыс. руб. набегает.

"Сколько мы с тобой прошлой зимой набраконьерили частика? — обращается бритоголовый к гиганту.— Где-то по 500 руб. в день". Есть квоты, нет квот, разрешен лов или запрещен — все равно все ловят, иного источника средств к существованию просто нет. Почти у всех мужчин судимость за браконьерство. По словам Дмитрия Желязкова, из 30 его егерей — 27 с судимостями. Шутка ли, не из кого набирать общественных помощников рыбинспектора для патрулирования участка. Реальные сроки сейчас дают крайне редко — считают, что штраф на 100 тыс. руб. гораздо эффективнее. Например, бритоголовому недавно за одного осетра дали шесть месяцев условно и 10% отчислений из зарплаты. Аналогичная история — у его рыжего товарища, который по договоренности с звеньевым взял домой 26 кг щуки (при наличии кучи родственников это немного), а справку выписать поленился. Если их сейчас поймают, сроки придется отсидеть, но они все равно рискуют, и дело даже не в висящей ипотеке за квартиру, стоящую 400 тыс. руб., а просто есть хочется.

Астраханский "самовар"

Рост цен на ГСМ тоже делает улов золотым. Рыбаки говорят, что дизтопливо для своих баркасов берут не на АЗС по 29 руб. за литр — его им сливают с проходящих судов по 15-20 руб. Хранят солярку прямо в бочках на участке. С бензином для моторок и автомобилей сложнее, но земля же не без предприимчивых людей.

"Приезжайте, оно там стоит и пахнет",— приглашает нас по телефону Елена Бердникова, хозяйка фотостудии из села Яксатово в 20 км от Астрахани. Мы приезжаем, Елена ведет нас к заброшенной мазутной котельной, примыкающей к кирпичному заводу рядом с жилой зоной. В нос бьет специфический запах. Поворачиваем за угол и сразу видим хорошо известный по кадрам из Чечни "самовар" — самодельный агрегат для перегонки нефти. От "самовара" тянутся трубы к резервуарному парку — видимо, остался от котельной. "В прошлом году вовсю работали, бензовозы подходили, а в этом году вроде бы прекратили",— поясняет мне с территории кирпичного завода через решетку забора какой-то мужик. Видимо, после поднятого местными жителями шума хозяева "самовара" дело свернули. Правда, сельчане уверены, что что-то по ночам тут происходит. "Запах идет по всему поселку — вон в 150 м школа, детей там тошнит",— говорит Бердникова.

Здание бывшей котельной принадлежит некоему Мартику Амбарцумяну, а вот участок вокруг, где и стоит агрегат (кстати, с подведенными газом и водой), в аренду не сдан — числится за местными властями. Бердникова показывает мне пачку листов — 12 ответов из разных ведомств, от администрации области до прокуратуры и Росприроднадзора. Тем не менее местные власти почему-то до сих пор не демонтировали "самовар", владельцы которого формально не обнаружены. Я по телефону попросил прокомментировать ситуацию Дмитрия Филиппова — замглавы администрации МО "Яксатовский сельсовет", он ответил, что разговор не телефонный, и предложил зайти через пару часов. Но перезвонил через час и сообщил, что комментариев не будет.

Икра царская имитированная

В Астраханской области все не только ловят как могут, но еще и продают как умеют. Вот на пристани бодрый пенсионер дядя Коля на "резинку" (леска с цветными крючками с "кембриками" — изоляцией от провода) одну за другой таскает селедок.

Во дворе у дяди Коли аккуратные закрытые рабицей вешала с подлещиками — сам ловит, сам вялит. Потом сдает оптовикам по 10-25 руб. за штуку. Селедку солит и продает по 100 руб./кг. "И щучью икру я сам солю",— дядя Коля показывает пустые стеклянные банки с этикеткой "Икра царская осетровая имитированная со сливочным кремом". На банках производителем указан вовсе не дядя Коля, а петербургская компания "Европром". Кажется, я такие видел в магазине "Пятерочка"...

"Мне эти банки прямо с этикетками присылают, я закручиваю и отдаю",— бесхитростно объясняет дядя Коля. Таких домашних производств здесь много — местные продают им свой улов (от 10 руб. за штуку). На рыбном рынке в Астрахани вобла только вот из таких частных сушилок — коробок с этикетками я не видел. Позже, посетив промышленное производство в цехе крупнейшей на Юге России рыболовецкой артели "Дельта Плюс", я понял разницу. "Видите, у нас сейчас вся сушка идет в закрытых шкафах с регулировкой температуры,— завпроизводством артели Иван Даютов указывает на пустые уличные вешала.— В это время года насекомые откладывают яйца. Конечно, можно провести специальную обработку, укрыть, да и если потом заморозить, червяки помрут. Но вряд ли это в домашних условиях кто-то делает".

Обедая напоследок в шашлычной на набережной Астрахани, я обратил внимание, что шашлычник время от времени отворачивается от мангала и что-то дергает рукой за бортом кухни. Подойдя поближе, я увидел знакомую "резинку" с кембриками — как у дяди Коли.