Сожжение буровых установок в Новохоперске, штурм общежития "Мосшелка", оборона пакгауза в Петербурге — кажется, все чаще возмущенные граждане готовы отстаивать свои интересы силой. Эта радикализация плохо поддается социологическим исследованиям, но ей явно способствует власть, которая в спорах общественности и бизнеса не исполняет роли справедливого арбитра.
Пылающий Хопер
22 июня в Новохоперском районе Воронежской области после проведения митинга против добычи цветных металлов произошли беспорядки. Группа из нескольких сотен человек направилась к лагерю геологов, проводящих разведывательные работы на никелевом месторождении, сломала забор и подожгла геологоразведочное оборудование. Полиция не применяла силы.
О ситуации в Новохоперске "Деньги" писали еще в прошлом году ("Битва Хопра со злом", N35 от 3 сентября 2012 года). Суть конфликта в том, что в экологически чистом районе Воронежской области планируется организовать никелевое месторождение. Медногорский медно-серный комбинат, принадлежащий Уральской горно-металлургической компании, получил лицензию на разработку месторождений на основании действующего федерального законодательства — по конкурсу, результаты которого утвердило правительство. Проще говоря, решение о добыче никеля в Новохоперском районе было принято в Москве. Местные жители были возмущены отсутствием публичных слушаний с их участием: фактически их исключили из процедуры принятия решения о судьбе района.
Уровень непопулярности решения о добыче никеля в Новохоперске сопоставим с уровнем поддержки "Единой России" в отдельных республиках Северного Кавказа. Еще в декабре 2012 года на открытых слушаниях в Общественной палате РФ были обнародованы результаты исследования, проведенного Институтом социологии РАН, согласно которому 98% жителей Новохоперского района считают проект вредным, а треть готова противостоять работам даже не в правовом поле. В течение года после объявления решения о разработке никелевого месторождения местные жители мирными способами вели борьбу против проекта, признаваясь, однако, и в своей готовности силой не допустить начала работ.
В компании УГМК действия нападающих назвали хорошо спланированными. В официальном заявлении компания подчеркивает, что среди нападавших было много приезжих из других областей (еще в прошлом году представители местного казачества говорили корреспонденту "Денег" о том, что они рассчитывают на поддержку казаков из других регионов). Пресс-служба УГМК подчеркивает, что компания ориентируется на создание на территории России "современных, экологически безопасных производств, обеспечивающих социально-экономическое развитие территорий, на которых они расположены". "Компания не только в полном объеме выполняет все требования действующего законодательства в сфере охраны окружающей среды, но и ориентируется на использование наиболее современных и передовых технологий, гарантирующих высокую безопасность производства, в том числе и экологическую",— сообщают в пресс-службе УГМК.
"Ситуацию усугубило действие компании, которая вела геологоразведку на землях, арендованных с целью производства сельскохозяйственной продукции, оградив эти работы забором, перекрывающим несколько чужих участков,— парируют в своей рассылке активисты движения "В защиту Хопра".— Предписания полиции Новохоперского района об устранении нарушений землепользования компания не выполняла".
Силовой сценарий
В этом году состоялось несколько акций, в ходе которых возмущенные граждане продемонстрировали готовность не только что-то оборонять, но и атаковать. В январе в выпуски новостей попало предприятие "Московский шелк", расположенное в одном из центральных районов Москвы. Активисты "Антифы" смели охранников и взяли общежитие штурмом — это была самая крупная леворадикальная акция со времен нападения на химкинскую администрацию в 2010 году. Таким способом они пытались защитить жителей ведомственного общежития ЗАО "Московский шелк" в Большом Саввинском переулке: в планах "Мосшелка" — сдать общежитие под офисы (как и большинство зданий, отошедших компании в 90-е). Выселяемым жильцам предприятие, их бывший работодатель, предлагало в качестве компенсации квартиры, но некоторых не устраивали условия выселения. Несмотря на радикальную акцию жильцов все-таки выселили, на активистов завели уголовные дела по статье "Хулиганство" — с января они находятся под домашним арестом. Впрочем, жильцы не успокоились и в мае попытались разбить палатку возле здания мэрии Москвы. Их сразу же забрали в автозак.
Похожая история с захватом здания была в Петербурге. В январе 2013 года градозащитники захватили старинный пакгауз Варшавского вокзала и организовали в нем сквот в знак протеста против демонтажа здания. 4 февраля захватчиков выгнал ОМОН, 23 активиста организации "Градозащита" были задержаны. Некоторые из них стали фигурантами уголовного дела по статье о применении насилия в отношении представителей власти. ГУВД вынесло владельцу здания — холдингу "Адамант" — предписание, в котором предлагало "осуществить мероприятия по исключению возможности в дальнейшем забаррикадирования на объекте антисоциальных элементов". 30 марта губернатор Петербурга Георгий Полтавченко приостановил снос пакгауза Варшавского вокзала, но к тому моменту историческое здание было уже практически разрушено.
Впрочем, иногда готовность жителей к радикальным действиям приводит и к позитивному результату. Например, в июне этого года правительство РФ решило отказаться от возведения Кудепстинской теплоэлектростанции в Краснодарском крае. Акции протеста против строительства ТЭС продолжались больше года. В мае 2012-го после одного из санкционированных митингов протестующие разгромили строительную технику на площадке, где должна была располагаться ТЭС.
Непрогнозируемый бунт
Готовность силой защищать свои интересы — явление в России не новое. Несанкционированные и силовые акции протеста случались и в прошлые годы: перекрытия трасс после монетизации льгот в 2005 году, действия защитников Химкинского леса, которые в буквальном смысле ложились под бульдозеры и бросали файеры в здание горадминистрации... Пример самых радикальных действий — "приморские партизаны", которые в первой половине 2010 года занимались нападениями на сотрудников правоохранительных органов в Южном Приморье. Тогда, по данным социологического исследования "Левада-центра", сочувствие приморским стрелкам готово было выразить 22%, одобрение — 3% респондентов. В отдельных слоях российского общества симпатии были еще сильнее: до 42% наиболее обеспеченных россиян (способных приобретать дорогие вещи, товары длительного пользования) и 46% москвичей выразили свое сочувствие, еще 10% москвичей — одобрение действий "приморских партизан".
"Подобные действия плохо прогнозируются с точки зрения социологии",— считает политолог Глеб Павловский. Он приводит в пример соцопросы 1992 года, проводившиеся после либерализации цен: их данные свидетельствовали о том, что к силовым акциям протеста готово более 50% граждан, но бунта так и не случилось. "В то же время несанкционированные акции против монетизации льгот проходили при небольшом протестном потенциале",— отмечает политолог.
Всероссийских опросов о готовности к насильственным акциям протеста в последние годы три крупных социологических фонда ("Левада-центр", ФОМ и ВЦИОМ) не проводили.
"Чтобы вычленять группы радикально настроенных граждан, готовых к активным действиям, нужна сложная выборка. Мы своим инструментарием их не можем выявить",— признался "Деньгам" представитель фонда "Общественное мнение" (ФОМ).
"Готовность граждан к радикальным акциям сложно зафиксировать всероссийской оптикой,— подтвердили "Деньгам" в "Левада-центре".— Вопрос о готовности к силовым акциям встречался в двух специальных опросах, которые проводились на митингах оппозиции в сентябре и январе 2012-2013 годов. С высказыванием "с этой властью невозможно бороться законными методами, она понимает только язык силы, нужно идти на открытый конфликт" в сентябре было согласно 27,8% опрошенных протестующих, в январе — 25,2%". Подобную разницу можно списать на статистическую погрешность. "Определенный запас поддержки у таких настроений есть",— констатирует социолог "Левада-центра" Денис Волков.
Подобные опросы проводились и среди молодежи 16-34 лет в средних и крупных городах в 2011 году, при этом радикальные действия экологов одобряло 68% опрошенных, нацболов и "Антифы" — всего 7%, нацистов — 3%. "Допустимость насилия в глазах общества очень сильно зависит от его субъекта,— поясняет социолог Денис Волков.— Нужно учитывать, что ответы на вопрос о силовом протесте с формулировкой "отстаивать свои права и интересы" и "отстаивать свою детскую площадку" будут кардинально отличаться".
После очередной санкционированной акции оппозиции зимой этого года популярной была шутка "Русский бунт, бессмысленный и согласованный". В последнее время мне доводилось посещать немало судов над всевозможными активистами и общаться как с оппозиционерами, так и с сотрудниками правоохранительных органов: бросается в глаза рост готовности применять силу с обеих сторон. Многие активисты всерьез считают, что посещение тренажерных залов и секций единоборств может иметь практическую пользу для их дела.
Русских Тахрира или Таксима все же пока не предвидится. "В силу ярко выраженной политической пассивности подавляющей части российского населения реализация протестно-революционного сценария в сложившихся условиях невозможна",— констатировали в конце прошлого года эксперты Центра стратегических разработок (ЦСР) в докладе, подготовленном для Комитета гражданских инициатив Алексея Кудрина. При этом они отмечали, что рост легитимности такого сценария в обществе "повышает чувствительность к потенциальным спусковым механизмам массовых протестов". Одним из таких триггеров может стать очередная волна экономического кризиса, считают эксперты.
"Большая часть радикальных протестных акций происходит, когда затронуты интересы конкретного человека, конкретного сообщества,— говорит социолог Денис Волков.— У сообществ пока нет готовности консолидироваться — люди предпочитают решить свои проблемы и успокоиться". Впрочем, он считает, что для роста радикальных настроений есть определенные предпосылки: например, властью взят курс на сворачивание деятельности НКО, которые были одним из каналов цивилизованного диалога с недовольной частью общества. В судах, а тем более посредством публичных слушаний спорные вопросы тоже решаются редко. Устраняясь от роли арбитра в спорах граждан с хозяйствующими субъектами, власть тем самым способствует радикализации протестующих. Силовые акции протеста, конечно, сразу дают однозначный повод для их подавления. Пожалуй, только этим для власти они и удобны.