Память как средство от клея

Фестиваль кино

Программа документального кино на Московском международном кинофестивале (ММКФ) считается одной из самых интересных. Так ли это, пытался разобраться специально для "Ъ" АЛЕКСЕЙ МОКРОУСОВ.

Документальные ленты на ММКФ показывают сразу в нескольких программах. Это и основной конкурс документального кино, и программа "Свободная мысль", и введенное в преддверии сочинской Олимпиады "Олимпийское движение. Хроники".

В рамках "Хроник" показали едва ли не самую скандальную картину ХХ века — "Олимпию" Лени Рифеншталь. Незадолго до смерти права на нее автор продала Международному олимпийскому комитету. Отреставрированная версия, сделанная на материале нескольких киноархивов, включая Госфильмофонд России, стала событием мировых фестивалей. В Москве ее показывали в заполненном едва ли на треть зале — многие видели укороченные версии и не стали смотреть полный вариант (три с половиной часа). Пропаганды в картине хоть отбавляй — для многих (например, для Сьюзен Зонтаг) это решающее в оценке фильма, работа над которым продолжалась два года. Сегодня выяснилось, что самые знаменитые кадры "Олимпии" — вроде пролога — снимала не Рифеншталь, а ее коллега Вилли Цильке. Вопрос об авторстве не отменяет ощущения масштабности события, хотя восхищения Гитлером у режиссера могло быть и меньше.

Зато другой политический фильм, шведский "Пальме", собрал полные залы. История аристократа, ставшего лидером социал-демократов не только у себя в стране, но и в мире, рассказана на основе архивных кино- и фотодокументов, свидетельств родных, коллег и противников. Последних у Улофа Пальме (1927-1986) было много: его увлечение социальной справедливостью богатым не нравилось.

Фильм склоняет к мысли, что на взгляды Пальме повлияли детские травмы, опыт, полученный им в закрытой элитарной школе. Его ранняя карьера — он самый молодой парламентарий в истории Швеции — породила много завистников. Независимая внешняя политика, выступления против вьетнамской войны, визит на Кубу в 1975-м, борьба с апартеидом добавили недоброжелателей международных масштабов — например, Генри Киссинджера. США даже на два года отзывали посла из Швеции.

Хватало проблем и внутри страны. Под давлением профсоюзов Улоф Пальме был вынужден порой защищать решения, которые ему самому не нравились, он выступал и за развитие ядерной энергетики. В итоге не только аристократические круги, но и богема, поддерживавшая социал-демократов, от него отвернулись.

Убийство премьера в центре Стокгольма потрясло мир. В фильме показано, как накалялась атмосфера вокруг Пальме, как во время предвыборных митингов на сцену выбрасывали его чучело, а в школе старшеклассники говорили сыну Пальме, что мечтали бы видеть его в черном, в трауре. Убийцей стал, судя по всему, псих, но к роковому выстрелу его подтолкнуло само шведское общество — этот вывод очевиден для авторов ленты.

Ее вряд ли покажут по российскому телевидению: не тот формат, как и у другого хита ММКФ — "Двоюродного дяди" Алана Берлинера. В Нью-Йорке фильм показывали под названием "Переводя Эдвина Хонига: Альцгеймер поэта". В России герой ленты неизвестен. Поэт, биограф и переводчик Лорки, переложивший на английский классических испанских и португальских авторов — от Кальдерона до Пессоа, у нас Хониг не переводился.

Что происходит с человеком, когда уходит память? Можно ли жить без нее? Что не забывает даже заболевший Альцгеймером? Хониг, не узнающий на фото приемных детей и бывших жен, помнит о гибели своего маленького брата. Он говорит о времени, о дереве за окном, любит джаз и отбивает ритм на подушке. Сыновья описывают его как эгоиста, чья профессия (Хониг еще и критик) сказалась на их отношениях: лишь едкость в оценках, никакой любви. Но Берлинер очарован и восхищен героем, которого снимал не один год, пока тот не сказал в камеру: "Все, забудь меня. Уходи".

Фильм же Мумина Шакирова "Холокост — клей для обоев?" по телевидению покажут не только потому, что он в формате — идет 52 минуты. История двух близняшек из Владимира, ответивших в телевикторине на вопрос о холокосте, будто это клей для обоев, взорвала российскую блогосферу. Вместо того чтобы участвовать в коллективном сарказме, Шакиров организовал им поездку в Освенцим. Снятые там кадры, разговоры с сестрами и их матерью, с учителем истории ("Ах, если бы у меня был материал для урока!") создают неприглядную картину исторической памяти в современной России, где вопрос о роли Сталина в истории выглядит актуальнее, чем геноцид посреди культурной Европы.

Память о холокосте — это память о поражении цивилизации. Но критический взгляд на прошлое порождает скепсис по отношению к настоящему. Проще предложить забыть. Не зря и в фильме, и на посвященной ему пресс-конференции говорили, что о холокосте в России мало кто знает: достаточно спросить соседей, чтобы в этом убедиться. Или включить телевизор.