Московские ученые работают над словарем уникального диалекта русского языка, сохранившегося среди потомков российских колонистов на Аляске. Почти 150 лет он просуществовал там в роли языка национального меньшинства
Русская церковь на Аляске, построенная русскими колонистами
Фото: Alamy / ИТАР-ТАСС
Лингвисты Андрей Кибрик и Мира Бергельсон обнаружили этот диалект почти случайно. Муж и жена, он из Института языкознания РАН, она — из Иняза МГУ, поехали на Аляску изучать язык православных индейцев-атабасков. Тоже, кстати, наследие русской колонизации. Там они узнали, что в поселке Нинильчике на полуострове Кенай до сих пор живут потомки русских поселенцев.
— Местные активисты, люди сравнительно молодые, по-русски уже не говорящие, но очень интересующиеся языком предков, пригласили нас в Нинильчик,— вспоминает Мира Бергельсон.
Был 1997 год. Денег на дополнительные исследования у лингвистов не было, но тут помогла местная община. Церковный староста городка Кенай даже выделил лингвистам фургончик на колесах, в котором можно было жить. Ездить пришлось много. Нинильчик — 300 с небольшим домохозяйств, разбросанных вдоль побережья.
В Нинильчике исследователи из Москвы встретили нескольких стариков, совершенно свободно говорящих на русском. Причем наряду с Осколковыми, Квасниковыми и Демидовыми по-русски говорили и Леманы, и Куперы.
Лица у нинильчикцев, впрочем, по большей части вполне европейские. Носы картошкой, но у кого-то видны и эскимосские, и индейские предки. Но поначалу старики вели себя как самые настоящие американцы, то есть очень закрыто. Разрядили атмосферу маленькие дочки ученых, сопровождавшие родителей в экспедиции. Когда русскую семью пригласили на вечеринку в один из домов Нинильчика, девочки исполнили "Славное море, священный Байкал".
— У старых людей слезы на глазах выступили,— вспоминает Мира Бергельсон.— Все они с детства знали эту старинную песню. После того вечера перед нами открылись все двери.
Особое сословие
Русская Аляска не была колонией в привычном смысле слова. Купцы снаряжали туда экспедиции, били зверя, забивали трюмы пушниной и возвращались в Россию. Даже когда на острове Кадьяк было основано первое постоянное поселение, русские по окончании работ возвращались домой.
Дело в том, что, как пишут этнографы, все представители податных сословий России были закреплены за определенными общинами и не имели права поселяться где-либо вне их без санкции государства. Купить крепостных крестьян и переселить на Аляску ответственная за колонизацию Российская Американская компания не могла — это была привилегия дворянства. Поэтому вся история русской колонизации — сплошная череда просьб и челобитных в Петербург. Компания просила разрешить покупку крестьян — император не разрешал. Просила ссыльнопоселенцев — присылали несколько семей. Просила казаков — следовал категорический отказ.
В итоге единственными постоянными жителями колонии стали пенсионеры компании, которым после долгих бюрократических препираний разрешили-таки селиться за морем. Было даже официально учреждено новое российское сословие — колониальные граждане. Чтобы заслужить пенсию, русские с Большой земли должны были отработать на Аляске 15 лет. А креолы — все 20.
Креолы — это прежде всего дети русских колонистов и их алеутских жен, но не только.
— Известны случаи, когда компания за особые заслуги переводила людей из алеутов в креолы, а из креолов в промышленники,— объясняет антрополог и лингвист Евгений Головко, работавший в русской Америке в 2008 и 2009 годах.— Креолы не охотились в море, считая это ниже своего достоинства. Они были священниками, администраторами, капитанами судов.
Для состарившихся на службе креолов и промышленников построили семь пенсионерских поселков. Поселенцам выделяли землю, деревянный домик, семена, инструменты. Но колониальных граждан было немного. К началу 60-х годов XIX века на Аляске, по разным данным, жило то ли 113, то ли 94 пенсионера обоих полов. Уже в 1867-м Россия, как известно, продала Аляску. Сотрудники компании бывшую колонию покинули, а большая часть пенсионеров осталась.
За продажей последовало больше 10 лет полной изоляции — ни один корабль не заходил в Нинильчик. Но в 1880 году поселок посетили американские переписчики, насчитавшие 9 креольских семей, общей численность в 53 человека.
В "плавильном котле"
"Монах рожден, чтобы молиться, солдат — чтоб вечно воевать, чиновник — чтоб бумагами рыться, а мужик — чтоб вечно работать",— читает по памяти кто-то из пожилых жителей Нинильчика. Мира Бергельсон включает одну за другой записи немногочисленных стихов и присказок, составляющих местный фольклор. Стишок о природной разнице четырех сословий из тех, какие очень любили в дореволюционных школах. Видимо, оттуда он и происходит, ведь своя церковно-приходская школа в Нинильчике была.
Государство Аляску оставило, но Русская православная церковь ближе к концу века, наоборот, активизировалась, открывая школы где только могла. Последняя из них заработала в поселке Кенай аж в 1893 году, через четверть века после продажи колонии.
— Мы еще в 1997 году видели старые тетради с азбукой, хранящиеся на чердаке кенайской церкви,— вспоминает Мира Бергельсон
Но в 1917 году школа в поселке закрылась. И дело не в русской революции, а в усиленном давлении протестантских миссионеров на американское правительство. В 1930-х открылась школа американская. И там уже были совсем другие порядки.
— В 1920-е и 1930-е годы все преподавание на Аляске было передано протестантской церкви,— рассказывает Евгений Головко.— Абсолютно нетипичная ситуация для Америки, где церковь и тогда была отделена от образования. Но на Аляске проводили политику "плавильного котла". Ее инициатором был протестантский деятель Шелдон Джексон.
Джексон отвечал на вновь присоединенной территории Аляска за образование. Распределяя государственные деньги, он запрещал издавать книги и преподавать на туземных языках. Туземными считались и индейские, и эскимосские, и алеутские языки, а также русский язык. За родную речь наказывали всех. Нинильчикские старики до сих пор помнят, как в детстве за сказанное по-русски слово им мыли язык с мылом.
Эта политика принесла свои плоды: 50- и 60-летние потомки русских знают из языка предков только отдельные слова. Хотя в окрестностях Нинильчика есть и такие пожилые люди, как Арни Осколкофф, который уже в зрелом возрасте специально подучил русский и даже пытался читать "Анну Каренину" на языке оригинала. В этом поселке сейчас больше всего интересуются родным языком. Здесь больше всего и тех, кто способен более или менее свободно объясняться по-русски. А вот на островах Кадьяк и Еловом, где тоже селились пенсионеры компании, поддержать разговор на русском с Евгением Головко смогли только человек 10 глубоких стариков.
В семье Леманов — они потомки русских колонистов — знакомятся со словарем, который подготовили исследователи
Словарный запас
— Нам повезло, что наш консультант Луи (крестильное имя — Леонтий) Квасникофф так и не женился и прожил всю жизнь с мамой, которая вообще не знала английского языка,— вспоминает Мира Бергельсон,— то есть в доме говорили только по-русски. Мы его застали в возрасте 80 лет.
У Леонтия спрашивали названия растений, мест, предметов быта. Расшифровав аудиозаписи, лингвисты смогли затранскрибировать и описать первую тысячу существительных и положить начало словарю аляскинского диалекта. Сейчас, после второй поездки, словарь дорабатывается. На будущий год Бергельсон и Кибрик планируют третью поездку на Аляску, чтобы завершить проект мультимедийного словаря.
Но многое можно сказать уже сейчас. Если говорить о лексике, то 78 процентов существительных в языке Нинильчика — обычные русские слова, а 4 процента — принятые в России диалектизмы. Например, евражка — сибирское прозвище арктического суслика. Евгений Головко вообще убежден, что аляскинские диалекты не стоит рассматривать в отдельности и что они являются прямым продолжением диалектов Сибири.
Другие 3 процента слов — из словаря XIX века, когда туберкулез называли чахоткой, а финнов — чухне". Еще 4 процента пришлось на русские слова, изменившие звучание. Например, "калишок" вместо "кошелек". И столько же — на слова, поменявшие значения.
Нинильчик расположен примерно на широте Петербурга. Живут тут в основном рыбной ловлей и огородами. Летом косяками идет лосось — в это время в поселок возвращаются даже те его уроженцы, кто давно перебрался в столицу штата. Поэтому в местном диалекте много рыболовецких терминов. Например, слово "дорога" обозначает специальную загородку, которую ставят вдоль берега, чтобы завести рыбий косяк в ловушку.
Несмотря на иноязычное окружение, на заимствования в Нинильчике приходится только 3 процента словаря. Из атабаскского и эскимосского языков пришли названия растений и животных. Из английского — термины для обозначения благ цивилизации, но и они прошли русский "апгрейт". Так, машину местные называют не car, а "кара", почтовую марку — "стампа".
Местных слов и выражений ученые насчитали 3 процента. Словотворчество колеблется от вполне банального (самолет — "летучка") до весьма поэтичного имени "дедушка комар", которым в Нинильчике окрестили комара-долгоножку.
Лексические отличия между разными версиями аляскинского русского языка — вопрос открытый. В описаниях Головко встречаются некоторые слова, которых нет в словаре Бергельсон и Кибрика. Например, на островах Кадьякского архипелага ребенка называют старорусским словом "дитятко", а в Нинильчике используют переработанное английское заимствование "бэйбичка". Но словарь пока не полон и выводы делать рано.
Спустился тихий уэчер
Что характерно, звучание русских слов во всех версиях диалекта изменилось одинаково. Прежде всего это коснулось смягчения согласных, или, по-научному, палатализации.
— Здесь говорят не "бутылка", а "бутилка",— рассказывает Мира Бергельсон.— С другой стороны, слово "речка" на Аляске произносят твердо — "рэчка".
Русский звук v сменился на w. Здесь говорят "уэчер" и "уэчно". И это не влияние английского, ведь в английском есть оба звука. Кибрик и Бергельсон предполагают, что тут сказалось влияние алеутского. А Евгений Головко убежден, что перемены произошли под влиянием эскимосской фонетической модели.
Кстати, с алеутами потомки русских колонистов последние 150 лет не соприкасались. А значит, речь идет о более ранних языковых влияниях.
Главное грамматическое изменение касается родов. Средний род в Нинильчике исчез полностью. С женским все не так просто. В случаях, когда речь идет о существе женского пола, а само слово оканчивается на "а" (например, "баба"), род остается женским. Когда налицо только один из этих признаков ("дочь" или, наоборот, "уха"), возможны оба варианта. Когда нет ни того, ни другого, используют мужской род, как в словосочетании "мой соль".
Нерусский русский
Умирающий диалект интересен для ученых хотя бы тем, что он вообще дожил до наших дней.
— Мы привыкли, что русский язык всегда всех душит, будь то такие могучие языки, как татарский и башкирский, или малые языки Сибири и Кавказа,— объясняет Евгений Головко.— И вдруг русский оказался в положении языка меньшинства. И сам оказался под влиянием — сначала эскимосского, потом — английского.
Поддержки письменности он был практически лишен. Потомки колонистов были не очень грамотными людьми, они почти не писали, да и не читали ничего, кроме церковных текстов, да и те на церковнославянском.
Русский язык испытание выдержал. Многие десятилетия изоляции и политика "плавильного котла" его не уничтожили, хотя и изменили.
В Нинильчике русский диалект стал способом самоидентификации местных жителей, но именно как нинильчикцев, а не как русских. У них есть свой простенький англоязычный сайт и группа в Fasebook, посвященные родным местам. Если изучить их внимательно, то ловля лосося занимает там не меньшее место, чем русские слова, а жареные моллюски так же важны, как рецепты куличей. И то, и то — равнозначные элементы местной культуры коренных белых аляскинцев.
— Это мы считаем этих людей русскими, а сами они себя русскими не считают,— отмечает Евгений Головко.— На вопрос, кто такие, они отвечают: "Аляскинцы". Ну да, говорят, были в роду "русаки".
Аляскинцы часто вообще не знают, какое слово русское, какое — алеутское. Так, жители острова Елового свято убеждены что "лапта" (в эту игру там играют и по сей день) — эскимосское слово, так же как и "пиво". А в городке Кадьяк на одноименном острове потомков русских колонистов совсем мало. Даже меньше, чем филиппинцев. Но на свадьбах тут кричат "горко", а копченую рыбу называют "балык". И считают: это не русские слова, а исконно аляскинские.
