Среди россиян сегодня идет новая самоидентификация: по отношению к религии, идеологии, границам разрешенного. Ярость, с какой порой проводятся межи, впечатляет. Откуда она, эта ярость?
Я вот о чем.
Те русские споры, которые мне приходилось за "тучные годы" слышать (и в некоторых участвовать), были если и боями, то своего рода с тенями. Каких бы горячих тем ни касались. Восток и Запад, государство и личность. Это были как бы условные схватки условных либералов и условных консерваторов, условных западников и условных почвенников. Типа, бьемся до первой хрипоты, а дальше айда ужинать, и там, под пивасик и свиную рульку, продолжим думку думать о судьбах страны. А пока заказ ждем, ты мне лучше скажи: ты сколько за свое КАСКО платишь? А отдыхать вы в этом году планируете где?
Как-то так оно шло. Преувеличиваю, конечно, но не сильно.
Исключение составляли лишь националисты-скины, вот эти ребята были бескомпромиссные, готовые биться до крови, хоть чужой, хоть своей. Страшно угадывалось, что в битве за чистоту крови их не пугают ни сума, ни тюрьма, что для них это не интеллектуальное приключение. Их потому и сторонились все: и западники, и славянофилы.
Но в последнее время соотношение истовых и неистовых незаметно сместилось, и устойчивая прежде конструкция стала гнуться и скрипеть.
Например, появились ярые верующие, готовые ради веры на все. И это не только мусульмане, про которых я мало что знаю. Появились те, кого Сергей Минаев называет "атомными православными": искренне убежденные, что мы — Богом избранная страна, что это по Руси Богородица ходила, православие или смерть. Но не одни они: за последние полгода я услышал о паре семейных драм, связанных с новообращенными протестантами: телевизоры выбрасывались на помойку (что, по мне, еще не грех), Новый год не праздновался, сексуальная жизнь отменялась, имущество отписывалось общине.
Появились новые внеразнарядочные патриоты, то есть не безумные женщины с портретами Сталина и не привезенные автобусами на Поклонку коллективы (хотя эти тоже никуда не исчезли), а складно излагающие свои мысли люди. При этом искренне и со страстью поддерживающие "закон Димы Яковлева", например. Потому что нельзя отдавать детей туда, где все прогнило, сгнило и смрадно. Эти люди бывали в Европе, и их ужасает, сколько во Франции черных (кстати, и Гитлера именно это во Франции ужасало, но "Майн кампф" они не прочли: толстенный том и скукота!). С первым таким убежденным я познакомился лет пять назад в баре в аэропорту: мы оба ждали рейса в Америку. Это был ученый, профессор. И он с ходу стал уверять меня, что нью-йоркские небоскребы в 2001-м взорваны ФБР для поднятия авторитета президента США. Я тогда внутренне расхохотался (ага, еще один конспиролог, переносящий свое внутреннее на весь мир, в психологии это называется "проекцией"). Но больше не смеюсь. Поскольку слишком часто стал встречать тех, кто и вправду всерьез убежден в скором конце Запада. И это все люди из того круга, где знают про шпенглеровский "Закат Европы", хотя Шпенглера, как и Гитлера, не читали (и это характерно).
Я могу ошибиться, но повторю еще раз: число социально успешных людей, со страстью и яростью отстаивающих идеи, приличествующие, скорее, тем телеканалам, которые приличный человек не смотрит, и отстаивающих эти идеи не за деньги, не ради карьеры, не в порядке мыслительной физкультуры, их число заметно (а может, и критически) прибавилось.
Последняя (но уверен, что список пополняется!) категория пламенных борцов — яростные гомофобы. Еще позавчера не столько толерантные, сколько равнодушные, они стали искренне страстны и страстно искренни. Они и правда всюду видят гей-пропаганду и требуют ее запретить (их бы во двор Людовика XIV, когда мужчины наклеивали мушки и манерно-жеманно кадрили дам!).
И, поверьте, я долго пытался понять эту темную ярость — отчего прилично одетые, умеющие читать (а порой и писать) книги люди стали искренне, не гиперболы ради кричать что-то вроде того, что "атеисты — это больные животные"? Но именно так высказался Юрий Вяземский — ведущий "Умниц и умников", бывший интеллектуал. Не знаю, как теперь мне, животному, быть: не так давно Вяземский, подписывая мне свою книгу, расточал комплименты.
В оболванивание пропагандой я верю мало. Скорее уж в то, что, работая в пропаганде, циничные пропагандисты порой ловятся в свои же сети. Такое порой случается с рекламными агентами, которые первыми покупают свой товар, хотя и знают ему цену. Недурно разбирающийся в медийных технологиях Даниил Дондурей назвал это явление "новой искренностью".
Но ответ, который мне кажется более точным, я нашел случайно, полгода назад. Тогда у меня был тяжелый период, я дни и недели проводил в больницах, пусть в качестве не больного, но посетителя, занимая ежедневный пост у реанимаций. И я там много чего насмотрелся. Это сильное чувство, не дай бог никому: сидишь в какой-нибудь районной больничке, за окном дождь, пол заляпан краской, санитар выкатывает покрытый простыней труп, гастарбайтеры с лицами фаюмских мальчиков белят потолок и красят стены, сесть негде, провозят еще один труп, а ты не можешь поделать ничего, только ждать.
Я тогда многое узнал и про силу горя, и про особенности транспортировки больных с множественными переломами. Теперь я знаю, что нельзя на месте аварии помогать пострадавшим, искренне желая помочь, но не умея. А надо вызывать спасателей, скорую и да, мучиться от бессилия и ждать. Сегодня я понимаю, почему, когда на моих глазах за границей однажды сбили велосипедиста, все схватились за телефоны, но никто не бросился помогать. Тогда я был в ужасе. Теперь знаю резон.
Страсть, не облагороженная знанием, есть страсть губительная.
Меня в сегодняшней искренности чувств больше всего пугает то, что искренние патриоты России, готовые убить всех сомневающихся в ее величии, не читали ни Татищева, ни Ключевского, ни Костомарова, про неподъемные пересказы летописей Соловьева вообще молчу, а про старшего Лурье или Зимина даже не заикаюсь.
Предсказатели конца западного мира не знакомы с идеями современных критиков западной цивилизации (и я даже не про Шпенглера, а про всю россыпь интеллектуалов, от Закарии до Фридмана и от Фукуямы до Хантингтона).
И гомофобы, разумеется, и слыхом не слыхивали ни о Кинси, ни о Мондиморе (хотя недурно бы поинтересоваться: а как вообще устроено человеческое половое влечение?); они даже "Людей лунного света" Розанова не прочли и о всем цикле статей о христианстве и эротике Бердяева не слышали, а эти два религиозных публициста таким, как они, еще сто лет назад от души давали пендюлей.
Человеку, одержимому страстью, все время кажется, что он знает верное решение в силу одной своей искренности, он верит в чувство как в третий глаз. Сон разума — он же недостаток знаний — рождает чудовищ, в том числе и чудовищ прямолинейных решений. А мы — нация необуздываемых страстей. До сих пор.
Эта наблюдение, как вы понимаете, не сегодняшнее, и свежего в нем только то, что к сегодняшнему дню оно имеет непосредственное отношение. Включая день политический.
Как сказал один мой коллега, "в условиях реакции самообразование становится подвигом, а все остальное — подсобным делом...".
Собственно, вот и все.