Вчера исполнилось сто лет Изабелле Юрьевой — легендарной исполнительнице русских романсов. Ее биография не была скандальной, как биография Ляли Черной. Ее имя не гремело, как имена Лидии Руслановой или Клавдии Шульженко. Амплуа Изабеллы Юрьевой было куда скромнее. А вот услуга, оказанная ею русской эстраде, оказалась гораздо более важной. Фанатичная поклонница цыганских романсов, Юрьева уберегла этот жанр от посягательств преследовавших его совидеологов и невольно стала едва ли не первым диссидентом отечественной сцены. В день рождения певицы о ее жизни и творчестве корреспонденту Ъ ЕЛЕНЕ Ъ-ЧЕРЕМНЫХ рассказала родная племянница Изабеллы Юрьевой ВЕРА СЕМЕНОВНА ТИР.
— Изабелла Даниловна родилась в Ростове-на Дону. Ее отец (мой дед) был мастером, кажется, по театральным шляпам, а мать работала пастижером в ростовском театре. Детей у них было пять человек — четыре дочери и сын. Изабелла — самая младшая. Совсем еще юной она несколько раз выступила где-то на незначительных площадках, и на нее обратили внимание. А одна из сестер Изабеллы училась тогда в Московской консерватории. Вот она и решила показать Изабеллу какому-то очень компетентному профессору. Когда он ее послушал, он сказал: "Вам не надо ставить голос — он поставлен от природы, а учеба вас испортит, потому что вы — готовая певица. Выходите и пойте".
Первый ее концерт был в саду "Эрмитаж". Она пела романсы, и ее моментально полюбила публика. Изабелла прямо как скорый поезд завоевывала известность. Народ ее очень любил. Очень любил. Но притесняли ее ужасно. Ужа-а-а-сно. Романс тогда ведь преследовался как буржуазный пережиток. Надо было петь про трактора и про забойщиков — такое было время. Что говорить, Изабелла Даниловна очень страдала. Еще бы, ведь ей запрещали делать то, что она любила.
Мне трудно сказать, кто был ее непосредственным начальником. Она выступала от ВТО. И где выступала! Тогда ведь не было еще ни концертного зала "Россия", не было даже Зала Чайковского. А она пела везде. Объездила буквально всю страну. В Москве ее приглашали даже в Большой театр. Я сейчас вспоминаю, что на одном из концертов там ей предложили микрофон, и Изабелла страшно разнервничалась, потому что микрофон ей мешал. Ну она и спела без микрофона. А знакомые потом сказали, что слышали все с самых дальних ярусов.
А знаете, какой у нее был голос? Очень низкий. Контральто. С сильным грудным форте и прекрасной дикцией. Каждое слово различалось даже в последних рядах. Поэтому ее песни и романсы всеми запоминались очень быстро. Знаете, была такая песня "Саша, ты помнишь наши встречи..." — ее пела вся Москва. Летом в домах открывались окна, и оттуда неслись эти слова: "...как незаметно бегут года-а-а". Изабелла исполняла ее в концертах очень охотно, но запись этой песни она не любила. Она вообще не любит свои пластинки, говорит: "Они мешают мне жить". Дело в том, что записывали-то ее допотопными методами, и голос ее получался на полтора тона выше. Она до сих пор ужасно переживает. Изабелла все время повторяет: "Ну зачем они делают меня писклей?" Но ничего теперь не воротишь. Пластинки остались, а голос на них не Юрьевой. Голос — чужой.
Тогда пели Козин, Русланова, Шульженко. С Козиным она очень дружила, но вы ведь знаете, что его потом посадили. А вот из дам-коллег дружбы ни с кем не водила. Мир сцены такой жестокий. Ей очень завидовали. Она пела всегда одна. Под рояль. У нее был такой совершенно замечательный пианист — Симон Каган. Про Симу Изабелла любила повторять: "У него в каждом пальце бриллиант" — так чудно он играл. Боже, какой это был превосходный музыкант! И он был очень интересный мужчина. Когда они оба молодые и красивые только выходили на сцену, в зале уже стоял шквал аплодисментов. Позже она стала петь еще и под квартет: гитара, аккордеон, саксофон, скрипка. Ну и обязательно, конечно, рояль. Потом, когда годы набегали, а голос слабел, Изабелла стала поговаривать: "Какие счастливые нынешние певицы — впереди оркестр, сзади подтанцовывают. За оркестром же очень легко спрятаться. А я была одна. Как в дремучем лесу. Вся ответственность на мне".
Изабелла всегда прекрасно смотрелась на сцене: в вечернем платье, строгая, красивая. Да и мужчины тогда ведь тоже выступали какие? Причесанные, в черных костюмах, обязательно с бабочками. А теперь? Выходят почти голые или в тряпках каких-то. Конечно, мы не молодые люди, мне, знаете ли, 77 лет. Но ведь плохая эстрада началась довольно давно. Я вот сейчас вспомнила слова моей мамы: "Какие пошли певицы: что не допоют — то задом довертят".
А знаете, что Изабелла с мужем уезжали во Францию? В 24-м или в 25-м году. Там у него были родственники, и они собирались там остаться навсегда. Но она не смогла во Франции жить. Она там давала концерты. Ее даже пригласили на фильм исполнить роль цыганки. Но не черной, а белой цыганки. Другая бы зацепилась еще как. А Изабелла не стала. Сказала, что не может без России. И они вернулись сюда. Там она, правда, успела родить ребенка — прямо в такси: не удалось довезти ее до больницы, и все произошло прямо в автомобиле. Представляете? Это был мальчик. А в три годика его не стало. Плохое случилось уже в Москве.
К счастью, после возвращения ее не преследовали. Потому что очень хорошо знали. Такого города, где бы ее не слыхали, наверное, нет. Когда ее послали выступать на фронт, ей сказали: "Вы должны петь не романсы, а песни". Но когда она выходила и с грузовика начинала петь советские песни, солдаты кричали ей: "Пойте романсы". Им это было нужно.
Романс был ее профессией. Она никогда не пела в домашнем кругу. Как-то не заведено было. У нее был прекрасный муж. Его звали Иосиф Аркадьевич Аркадьев. Такой, как говорится, муж-мама. Потому что по натуре Изабелла Даниловна — это человек, навсегда оставшийся в детстве. Да-да. Она осталась такой вот девочкой, которой надо, чтобы ее все любили, чтобы ей советовали, чтобы за нее волновались. Она ведь дружила с Зощенко. Он очень любил ее... как певицу. Она его тоже — принимала книги с его дарительными надписями. Ну при муже особенно-то не полюбишь. Да и сама она знаете как мужа своего любила! Когда он умер в 72-м, Изабелла очень сильно горевала. Она тогда сказала мне, что всю жизнь мечтала умереть пятью минутами раньше него. А вот не вышло. У нас в роду все долгожители.
Самый любимый романс Изабеллы — "Не надо встреч" ("То, что было,— все в прошлом, а теперь, что ж теперь говорить, так много пережито..."). Именно этот романс она пела года три назад на одном из последних своих концертов. Помните, ее еще поддерживал Кобзон? Романс прозвучал почти по-домашнему. Я не могу сейчас вспомнить весь его текст, но мне он очень дорог, потому что напоминает о молодости и о тех, кого мы любили.
Изабелла сейчас часто открывает записную книжку, чтобы кому-то позвонить, и говорит: "Вижу, что все вычеркнуто. Этих людей уже нет". Она много лет живет в доме, где родилась Марина Цветаева. Да-да, это тот самый красный дом в Трехпрудном переулке. Я как раз оттуда — там настоящий Смольный. Звонки. Люди с букетами. Но я и помощница Изабеллы Даниловны их не пропускали. Ей же вечером как-то надо было бы появиться на юбилейном концерте. Там под ее песни люди опять вспомнят многое. А у Изабеллы ничего, кроме воспоминаний, не осталось — это я про фотографии и вообще архив Юрьевой. Катастрофа. Один музей попросил все, что у нее есть, для своей экспозиции, и она послала туда свои фотографии, вырезки из газет и подаренные Зощенко книжки. Все это пропало. По поводу этого она часто повторяет: "Меня в жизни так обокрали, что я осталась ни при чем".