Фестиваль современное искусство
Фото: Коммерсантъ / Геннадий Гуляев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Геннадий Гуляев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Геннадий Гуляев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Геннадий Гуляев / купить фото
Седьмой по счету Фестиваль коллекций открывается выставкой известного художника Сергея Шутова, посвященной теме личного архива. Шутов собрал на красивых стендах а-ля советская стенгазета вырезки из советской прессы, ранние работы и дорогие сердцу артефакты. Получилась выставка о том, как искусство отдельно взятого круга художников взаимодействует с жизнью. Рассказывает ВАЛЕНТИН ДЬЯКОНОВ.
С рынком все не слава богу: галереи закрываются, коллекционеры уезжают — самое время показывать выставки скромных, но разнообразных собраний художников. Потом, эта выставка погружает в прошлое не только самого художника, но и весь Государственный центр современного искусства. Шутов разворачивает экспозицию в мансарде Дома Поленова, которая была единственной выставочной площадкой центра до того, как в 2004 году Михаил Хазанов построил неподалеку новое здание. У бывалых посетителей многоугольник мансарды, фирменный кривой пол и дыры в потолке вызовут ностальгию не меньшую, чем некролог Брежневу с портретом на полосу или экземпляры газеты "Лимонка". Шутов уверенно возвращает нас в кипящий котел 1980-1990-х годов, которые, как и положено сколько-нибудь удаленной эпохе, выглядят подчас временем бедности и тесно связанной с ней невинности. Вот, например, письмо будущих основателей Новой академии Георгия Гурьянова и Тимура Новикова директору кинокартины "Здравствуй, мальчик Бананан" (будущая "Асса", конечно же) с просьбой выплатить суточные — а то даже поесть не на что. Вот другое письмо, открытое, от Тимура Новикова обозревателю "Ъ" Михаилу Трофименкову: Новиков требует не смешивать его с Арно Брекером и тусовкой лимоновцев. Хотя у Шутова-то они как раз рядом — и тут же рисунок футуриста Давида Бурлюка и режиссера Сергея Эйзенштейна, то есть та эстетика, против которой Новиков боролся.
К счастью, Шутов не дает окончательно погрузиться в уютный мир идеологических баталий перестройки и младокапитализма, которые ныне продолжаются в куда более серьезном разрезе. Тут и там попадаются отрезвляющие напоминания о времени железного контроля над политикой и обществом: на один из стендов приклеена статья из газеты "Известия" под названием "Запад ищет сенсаций" (1981), в которой знаменитый священник-диссидент Дмитрий Дудко клянется в лояльности советской власти и клеймит падкую на инакомыслие Европу. Покаяние Дудко — один из самых травматичных моментов для интеллигенции 1970-х: еще один герой духовного сопротивления пал под натиском КГБ. Шутов, однако, человек другого поколения, и для него падение Дудко лишь часть большой мозаики.
По форме шутовские стенды напоминают постмодернистские коллажи Раушенберга, вдохновленный кинематографом коллаж цитат. Но вместо фактурности американца перед нами скорее взгляд из космоса. Сквозь россыпь документов и артефактов снова и снова просвечивает тема астрала во всех его проявлениях. Тут и там попадаются боги индуистского пантеона. Статьи о советских космонавтах соседствуют с некрологами, напоминая о том, что рождение фантастики как жанра было тесно связано с темой воскрешения мертвых и вечной жизни: "Философия общего дела" Николая Федорова вдохновляла и Циолковского, и советских писателей-утопистов. Тем, кто интересуется советским фарфором, будет интересно взглянуть на фигурки иных космонавтов в комичных шапках, позирующих с игрушечными ракетами. Это и с социологической точки зрения интригующий материал, ведь на детских площадках уже давно не встретишь космических Колумбов. Игры в полет ради возбуждающей неизвестности и встречи с незнакомыми мирами кончились. Благодаря тщательно отрисованной голливудскими умельцами Вселенной космос населен героями и злодеями разных типов. Воображаемые баталии по всему миру отправили на свалку реальные космические программы: зачем тосковать по неизведанному, если можно населить Вселенную креветками с шекспировскими страстями?
В общем, Шутов держит сбалансированную, но не равнодушную дистанцию по отношению к личному и общественному прошлому. Он никогда не обращается к зрителю с готовыми тезисами об историческом процессе. Эго Шутова — эго художника, которому удается быть и реалистом, и идеалистом одновременно. Это характерная для постмодерниста позиция: автор и зритель равны — первый не имеет права учить второго. Выставка Шутова в таком разрезе не столько про космос, историю СССР и место художника в мире документов, сколько про особый способ отношения к реальности. Корректный и космический — в том смысле, что помимо обстоятельств, порождающих бумажный круговорот, есть еще и нейтральное пространство: звездное небо над нами, сомнение в собственной правоте внутри нас, в общем, то, что мешает человеку успокоиться и застыть. Может быть, в нынешний момент пассионариев со всех сторон политического спектра такая выставка покажется чересчур спокойной. Но надо же время от времени повисеть над схваткой.