Новый директор Государственного музейно-выставочного центра РОСИЗО ЗЕЛЬФИРА ТРЕГУЛОВА ответила на вопросы СЕРГЕЯ ХОДНЕВА.
Фото: Дмитрий Лекай, Коммерсантъ / купить фото
— Чем вас мог заинтересовать этот пост? Сейчас РОСИЗО совсем не выглядит заметным игроком в музейно-выставочном процессе.
— Да, понятно, что сегодня эта организация совершенно не играет той роли, которую могла играть когда-то. Подчеркиваю, могла. Если мы вспомним 2000-е, то РОСИЗО выступало как координатор и организатор в таких масштабных проектах, как Europalia в Бельгии, где было показано несколько абсолютно блестящих выставок. Хотя даже и тогда РОСИЗО той функции, на которую оно могло претендовать после смены руководства в конце 1990-х, не выполняло.
— Что это за функция?
— Тогда РОСИЗО хотело быть своего рода исполнительным органом Министерства культуры. Быть не просто координатором, но создателем контента и инициатором больших выставочных проектов, которые бы представляли русское искусство за рубежом. Или разворачивались в самой России. Причем планировали работать и с современным искусством, и на тот момент такие яркие кураторы, как Екатерина Деготь и Иосиф Бакштейн, были приглашены в качестве заместителей директора. В эти же годы РОСИЗО было координатором выставки «Москва—Берлин-2» и так далее. Но в полном масштабе эти большие организационные задачи тогда реализовать, к сожалению, не удалось. Сейчас никакого специального инструмента для реализации этих задач нет.
— И этим инструментом должно стать реформированное РОСИЗО?
— Да. Оно и было когда-то таким инструментом, но сейчас растеряло все свои функции и фактически проиграло по всем фронтам. Сейчас, если говорить о выставках, РОСИЗО участвует в тех зарубежных выставках, где принимают участие региональные музеи, которые в силу понятных причин испытывают трудности с вывозом своих произведений за рубеж, с контактами, с получением согласований и так далее. Вот эту очень служебную и весьма ограниченную функцию РОСИЗО выполняет.
— Но ведь РОСИЗО занимается еще и собственными фондами?
— Тут ситуация тоже немножко усложнилась. Во-первых, из-за того что РОСИЗО перевели из Высоко-Петровского монастыря в Люблино. Они, правда, за последние годы вполне неплохо обустроили в Люблино запасники, сделали там выставочный зал. Но он работает как данность района Люблино, а не как что-то заметное хотя бы только в московском масштабе. При этом в РОСИЗО — об этом немногие знают — есть еще большой запасник на Профсоюзной. Там хранятся остатки того, что закупалось в советские времена с выставок и потом распределялось по музеям всей страны. А также уникальный архив Министерства культуры СССР, который хранился в свое время в тогда еще Загорске. И я застала еще те времена, когда в одной и той же башне Троице-Сергиевой лавры хранились остатки архитектона Малевича, рисунки Розановой и огромные полотна Налбандяна и Герасимова с изображениями Сталина. Иногда это те вещи, которые находились раньше в фондах Третьяковской галереи. И это очень интересный блок, который, конечно, очень активно надо использовать на выставках и показывать. РОСИЗО это делает. Но опять же ограничивается собственным собранием, а оно не настолько самодостаточно, чтобы создать проекты, которые могут претендовать на серьезное внимание публики после ряда выдающихся выставок последних лет десяти.
— Как вы лично представляете себе задачи РОСИЗО в его обновленном виде?
— Понимаете, есть, во-первых, одна очень важная вещь. Сейчас отношения Министерства культуры и музеев — это отношения самостоятельно существующих институций. Музеи стали чувствовать себя независимыми.
— В смысле выставочной политики?
— И в смысле финансирования. В тех же музеях Кремля за последние восемь лет выставки делаются исключительно на спонсорские деньги. Ни одной копейки государственных денег на них не потрачено с 2006 года. И понятно, что у музеев могло возникнуть ощущение, что их собрание самодостаточно, что они на его основе могут создавать яркие и сильные выставочные события. И делать это независимо от организационной помощи РОСИЗО. С одной стороны, в этой самостоятельности нет ничего плохого. Многие музеи ее использовали, создавая абсолютно полноценный выставочный продукт, я могу с полным правом привести в пример те же музеи Кремля. Но вы, наверное, обратили внимание, что, скажем, программа последних годов культуры России в той или иной европейской стране сводилась к единичным проектам, организованным двумя партнерами — российским музеем и организацией с принимающей стороны.
— А ситуация, когда есть большой исторический юбилей государственного значения, будь то Полтава или 1812 год, и по этому поводу возникает масса разрозненных, часто скудных и совершенно нескоординированных выставок, она из той же серии?
— Да, безусловно. Кто-то делает свою выставку по той теме, на которую есть прекрасные экспонаты в другом собрании, вместо того чтобы объединиться и сделать большую хорошую выставку. Но такая координирующая инициатива должна исходить от государства, от Министерства культуры, и должна быть институция, которая может все эти музеи объединять, осуществлять координацию, через которую может происходить финансирование, и которое может служить инструментом для создания масштабных музейных проектов. И это правда довольно важно для представления российского искусства и российской культуры как за рубежом, так и в регионах. Потому что речь идет не только о выставках за границей. Нужно создавать и у нас совершенно другой по качеству продукт, который был бы конкурентоспособен с тем, что делают западные кураторы. Очень современный, очень зрелищный, очень продуманный. Это задача, которая для меня наиболее интересна. Я долгие годы работала как куратор больших междисциплинарных выставок, включавших от 20 до 56 участников, а в последние годы работала в музеях Кремля и представляю себе музейную работу изнутри. Думаю, что мне есть что предложить и в смысле опыта, и в смысле международных связей.
— А что именно могло бы предложить РОСИЗО регионам?
— Например, создание передвижных выставок из собраний столичных музеев. Гастроли центральных музеев — очень важная тема, министерство давно над ней работает, и многие музеи относятся к этому очень серьезно. Но на местах, как правило, обнаруживается, что там скверные витрины, плохой свет, старый побуревший ковролин, и в таких условиях выставка выглядит невыгодно. Поэтому возникла идея формировать передвижные выставки сразу как некий комплекс — вместе с дизайном и оборудованием. Чтобы показывать эти экспонаты заведомо так, как они заслуживают. Но мне кажется, что еще РОСИЗО могло бы возобновить практику централизованной закупки государством произведений искусства, которые бы потом распределялись по музеям. Включая искусство современное, которое, кстати, находится сейчас в гораздо более выгодной ценовой категории, чем раздутый и перегретый рынок классического русского искусства.
— Что будет сохранено от прежнего РОСИЗО? Сохранится ли эта гибридность или, может быть, будет более рационально развести по разным организациям, с одной стороны, закупку и хранение, с другой — координацию выставок?
— Название, скорее всего, будет изменено. Во-первых, за прежним названием есть не очень хороший шлейф, во-вторых, если сейчас ставятся такие серьезные и амбициозные задачи, то это название должно им соответствовать. Об организационной структуре, я думаю, можно будет поговорить спустя какое-то время. Все, о чем я говорю, пока очень предварительные планы. Но та гибридность, о которой вы говорите, возникла не вчера, и иногда она функционировала очень даже успешно.
— Возникает вопрос об административных полномочиях обновленного РОСИЗО: предполагается, что вы должны будете разрабатывать некое задание, некий, условно говоря, пятилетний план, который будет спускаться по всей музейной структуре? И как сами музеи будут реагировать на эти координаторские идеи?
— Существование РОСИЗО как организации, которая будет заниматься масштабными сборными выставками, никоим образом собственной деятельности музеев мешать не должно. Тут и речи нет о спускании указаний и директив, это должно быть полноценное сотрудничество. Причем взаимовыгодное. Координационная работа, привлечение финансирования, осуществление логистики, участие в разработке состава, приглашение кураторов и дизайнеров — это все существенное содействие со стороны РОСИЗО, которое теоретически может быть для музеев очень привлекательным. Плюс международные программы обмена специалистами и повышения квалификации. Все это должно быть направлено не на то, чтобы беззастенчиво таскать по выставкам вещи из экспозиции центральных музеев, а на то, чтобы использовать музейный фонд в масштабе всей страны. Ведь в региональных музеях иногда хранятся совершенно уникальные, невероятные памятники, о которых мало кто помнит.
— То, о чем вы говорите, предполагает огромное количество специалистов…
— Не огромное. Что-то вполне можно выводить на аутсорсинг, транспорт и логистику например. Нам совершенно не надо держать в штате кураторов и дизайнеров. Должны быть международный отдел, выставочный отдел, человек или отдел, которые занимаются PR, небольшой отдел, который занимается фандрайзингом. Должна быть эффективная небюрократизированная структура. Модель сформируется, главное, создать для начала какой-то фронт работ, а его пока нет.
— Но все равно все те начинания, о которых вы говорите, представляются довольно затратными. Можем ли мы быть уверены, что государство, которое сейчас очень пристрастно смотрит на траты Министерства культуры, всегда будет идти навстречу?
— Еще раз повторю: я не думаю, что стоит всегда рассчитывать только на одну государственную помощь. Чем интереснее проект, тем легче на него найти спонсорскую поддержку. Но понятно, что государство будет в любом случае финансировать выставки в регионах, это часть государственной политики. В любом случае, если само министерство затевает такие реформы, оно наверняка просчитывает ситуацию.
— А инициатива реформы РОСИЗО исходила именно от министерства?
— Да, целиком.