О том, как существующее в России налогообложение нефтегазового комплекса, выполняя сиюминутные фискальные задачи, вынуждает компании оставлять в недрах большую часть нефти, рассказала НАТАЛЬЯ ИВАНОВА, академик и первый заместитель директора Института мировой экономики и международных отношений РАН.
Фото: Сергей Киселев, Коммерсантъ / купить фото
— Нефтегазовый сектор продуцирует в современную российскую экономику новейшие технологии, сотни тысяч рабочих мест, инфраструктуру, насыщает финансовые рынки. Тогда в чем смысл национального нытья насчет нефтяной иглы, нефтяной зависимости и пр.?
— Отличный вопрос. Инновационное развитие, новые технологии вообще и в нефтегазовом секторе в частности — моя любимая тема. Экономически рентабельная добыча сланцевого газа и сланцевой нефти — это результат крупнейших системных инноваций компаний ТЭКа в последние десять лет. Лучше них только Apple. Сланцевой революции предшествовали десятилетия роста расходов на НИОКР у всех крупнейших энергетических компаний, формирования этими компаниями открытых инновационных систем с опорой, с одной стороны, на мировую фундаментальную науку, с другой — на венчурный бизнес и огромный опыт освоения других технологически сложных проектов, особенно добычи на шельфе. Не менее важно, что сланцевая революция потребовала появления предпринимателей, готовых на риск освоения новых технологий (всем известный Митчелл сначала почти дотла разорился, осваивая сланцы, а уж потом стал героем списка Forbes). Сланцевая революция генерирует спрос на разнообразные высоко- и низкотехнологичные услуги и продукты, создает огромное количество рабочих мест, то есть реальный вклад в экономический рост. Косвенным эффектом стало снижение цен на газ как в американской, так и в перспективе во всей мировой экономике, а значит, дальнейшая перестройка энергобалансов в пользу этого экологически дружественного энергоносителя.
А каковы затраты на НИОКР наших крупнейших нефтегазовых компаний? Каково соотношение импорт-экспорт нефтегазового оборудования в России? Вот, собственно, и вся проблема: если добыча нефти и газа сопровождается возникновением мирового класса науки и производства, то "стенания" неуместны. Если освоение новых месторождений в Сибири начинается с закупки китайских буровых установок, то у нас проблемы.
— Я постоянный участники нефтегазовых семинаров, которые проводятся ИМЭМО в рамках форума "Нефтегазовый диалог". А есть ли практические выходы этих довольно предметных обсуждений тематик мирового ТЭКа на законодательном, исполнительском уровнях?
— Механизм практического выхода наших обсуждений, во-первых, встроен в формат семинара: его участниками являются представители ряда министерств (финансов, энергетики), которые, как мы знаем, информируют руководство о наиболее значимых мировых тенденциях и проблемах. И я бы назвала практическим выходом нашего "Диалога" тот факт, что самые разные частные компании постоянно обращаются к нам c предложениями по повестке дня. Это значит, что в широких нефтегазовых кругах есть спрос на такую площадку для обсуждения фундаментальных экономических проблем отрасли. Нефтегазовый бизнес является капиталоемким, требует долговременных крупномасштабных инвестиций. Поэтому ведущие игроки отрасли отлично осознают необходимость изучения и прогнозирования политических и экономических процессов, далеко выходящих по тематике за рамки собственно разведки-бурения-доставки-автоколонок.
Вместе с тем я должна с огорчением констатировать, что власть в целом, по-моему, не слышит или не хочет слышать ученых. Давно уже в истории России пренебрежение к научному и экспертному знанию не достигало такого необычайно неприятного уровня. А в условиях обсуждения и принятия в двух чтениях закона о фактической ликвидации Российской академии наук в отрыве от реальности можно скорее подозревать как раз власти.
— В нефтегазовой отрасли, как, может быть, ни в какой другой, совершенно перемешаны политика и экономика. Так все же нефть и газ — это цель или спусковой крючок?
— Война и мир как периоды-средства решения тех или иных проблем развития отдельных стран — это феномен не последних 20 лет. Как и стремление овладеть контролем за теми или иными ресурсами. Человечество на протяжении всей своей истории имело какой-то набор приоритетных ресурсов, которые приходилось делить или отвоевывать: пастбища и охота, рабы, пряности, золото. Теперь нефть и газ. Рабский труд вытеснили машины, охоту заменили животноводство и птицеводство. Такая же судьба предстоит нефти и газу. Мне не хотелось бы обсуждать теории заговора — о глобальном захвате энергетических ресурсов и их монопольном использовании. В "нефтегазовых вопросах" идет нормальная конкурентная борьба за источники углеводородов и рынки сбыта. Степень жесткости этой борьбы определяется уровнем цивилизованности вовлеченных сторон. С Саудовской Аравией, религия которой отрицает основы западного общества, вполне можно договариваться на приемлемых условиях о нефтегазовых проектах. А в Судане и Ливии пока воют за нефтяные поля. Но любые фанатики прекрасно понимают, что с нефтью нужно обращаться осторожно. Некоторые эксцессы возможны, но никаких обрушений — катастроф — не произойдет. Это первое.
Второе. Все, что мы сейчас наблюдаем и что получило название диалог, или конфликт, цивилизаций, будет влиять на многие рынки. Мы имеем дело с тем, что называется исламской альтернативой устройства общества, государства, экономики. Альтернатива любому иному развитию, будь то западному, будь то советскому. Скорее всего, это утопия: трудно представить себе исламское государство, исламскую экономику (впрочем, как и православную). Но бороться за это мусульмане будут. Как к этому относиться? Нормально, с уважением.
— Взаимозависимость энергетического мирового рынка — это наивысшее достижение или в этом есть все же какая-то угроза национальным экономикам?
— В вашем вопросе содержится отчасти и ответ. Если бы Япония получала 100% электроэнергии на атомных станциях, а после катастрофы заглушила все реакторы, то японцам осталось бы только переселиться туда, где есть чем топить. Условие нормального функционирования энергетического рынка островной страны — демонополизация, диверсификация, разделение рисков поставщиков и производителей.
В этом контексте страшилки про угрожающую зависимость Европы от российского газа можно считать политиканством, но есть чисто экономическая сторона дела, которая связана с чрезмерной монополизацией ряда сегментов сложного газового рынка Европы. Содержание нового механизма регулирования, который называется третьим энергопакетом ЕС, нацелено, на мой взгляд, не столько против России и "Газпрома", сколько на создание более конкурентного газового рынка внутри ЕС. Авторы энергопакета видели два основных риска. Риск первый — систематически завышенная цена. Второй риск — ненадежное снабжение. Монополизация рынков увеличивает оба эти риска. Возьмите газовый рынок Японии — рынок, на котором цены самые высокие в мире, и с этим японским потребителям приходится жить, потому что там рынок газа и электроэнергетика монополизированы и все высокие издержки перекладываются на потребителя. Наши уголь и нефть закрывают около трети соответствующего импорта Европы. И никто не занимается политиканством в адрес наших поставщиков нефти и угля, потому что эти сектора не монополизированы и угроз для экономики стран еврозоны не создают. Либерализация энергетических рынков стала фактом европейской жизни, и нереально пытаться сделать вид, что этот процесс можно обратить вспять. Более того, уже и "Газпром" идет в сторону большей гибкости, учится работать по либеральным правилам, увеличивает поставки на спотовый рынок, занимает более открытую и взвешенную позицию по формуле цены. Мне кажется, не надо много внимания уделять противодействию "злокозненным измышлениям" политиков и чиновников ЕС, а действовать в предлагаемых обстоятельствах. Наши крупные компании это умеют. Особенно при государственной поддержке.
— Почему в России не перешли и, похоже, в ближайшие три года не перейдут в нефтедобыче с налога НДПИ на налог НДД, то есть с дохода на прибыль? В чем системная причина?
— Причина заключается в том, что современная система налогообложения нефтедобычи, которая возникла как компромисс в результате долгой и упорной, не всегда холодной, борьбы нашего бизнеса и государства, дает вполне стабильные финансовые результаты обеим сторонам. Но бизнес решает все более сложные задачи, чему существующие особенности налогообложения препятствуют. Поступают предложения подкорректировать его. Одно из предложений — налог на дополнительный доход. Такая система, например, эффективно действует в Норвегии, и мы подробно обсуждали эту тему на нескольких семинарах, в том числе с участием сотрудников министерств финансов Норвегии и России. Налогообложение, основанное на прибыльности,— хороший способ стимулировать инвестиции компаний. Главный результат заключается не только в стабильных доходах обеих сторон, но и в том, что добывается последняя капля нефти. Компании не стесняются использовать достаточно затратные механизмы и технологии добычи, если они позволяют добыть больше нефти. В России, как считают специалисты, этой последней составляющей нет — существует и не решается проблема низкого коэффициента извлечения нефти (КИН), поскольку при той системе налогообложения, которая сложилась сейчас у нас, к сожалению, большая часть нефти, которая могла бы быть выгодно добыта для страны, не добывается. Но пока этот недостаток не перевешивает фискальных достоинств действующей российской системы.
— Как давно вы занимаетесь нефтегазовой тематикой? Что отличает нефтегазовый бизнес от, например, производства молочных продуктов, биржевой игры или строительства железных дорог?
— В современных условиях нельзя понять ни экономику России, ни ее отношения с внешним миром без изучения энергетики. Это к вопросу о связи с реальностью. Нефтегазовый бизнес принципиально не отличается от производства молочных продуктов. Спрос, предложение, издержки, запасы, инвестиции, влияние технического прогресса, закономерности инновационной деятельности — общие вопросы для экономиста. Основными отличиями, конечно, являются финансовые масштабы и глобализация нефтегазовой отрасли и вытекающее из этого заметное влияние на политику — и суверенную, и международную. Наиболее важными являются мощные технологические тренды, вселяющие оптимизм относительно возможностей добычи углеводородов и обеспечения энергетической базы роста мировой экономики на длительную перспективу. Наблюдать и изучать все это чрезвычайно интересно.
— Спасибо.