По законам темного времени

26 сентября в Музеях Кремля открывается выставка "Венчания на царство и коронации в Московском Кремле". Об истории главной церемонии государства Российского рассказывает Сергей Ходнев.

Выставка задумана с максимальным размахом, который Музеи Кремля могут позволить себе на своей территории: не два зала, как обычно бывает в случае больших кремлевских выставочных проектов, а три. Будь в Кремле на порядок больше выставочного пространства, освоить его наверняка бы удалось без труда: царские и императорские коронации — благодарная тема, здесь есть что показать и о чем поговорить. Дело даже не в том, что восшествие на престол монарха — естественная историческая веха, и рассказ о коронационных обычаях от Ивана Грозного до Николая II оказывается кратким конспектом национальной истории, а заодно и истории политического мировоззрения, государственного протокола, всевозможного прикладного искусства и даже моды. Коронация — событие по определению в высшей степени декоративное, зрелищное, многосоставное, особенно в послепетровское время.

И, делая выставку на такой сюжет, никак не обойдешься показом одних только царских и императорских регалий, хотя они, разумеется, на выставке будут. Здесь может оказаться многозначительной любая деталь, например то, как царь одет во время церемонии. До Петра цари короновались в тяжелых, колом стоящих от золотого шитья и драгоценностей одеждах, примечательно напоминавших церковные (архиерейские в первую очередь) облачения. В XVIII веке императоры и императрицы надевали по этому случаю одежду европейского образца, только, разумеется, нарочито богатую, поверх которой уже в ходе обряда надевалась мантия. Только Павел I, одержимый специфическими идеями прерогатив своего положения, попытался вернуть древнюю византийско-сакральную символику: во время коронации его облачили в далматик, укороченную версию старинного царского "платна". Эксцентричное нововведение не прижилось, и все последующие императоры венчались на царство в разнообразных воинских мундирах.

Но вокруг самого обряда в Успенском соборе (тоже, кстати, потихоньку менявшегося со временем) группировалось множество событий и забот. Во-первых, как и сейчас в подобных случаях, отдельной головной болью была логистика, особенно после переноса столицы в Петербург. Привезти в Москву регалии, доставить царскую семью и двор, разместить всех, устроить приезд многочисленных иностранных делегаций. Да еще построить приличные зрительские трибуны на кремлевских площадях и в Успенском соборе — тоже, между прочим, задачка: главный кремлевский собор куда менее вместителен, чем западноевропейские готические кафедралы, где по таким поводам можно принять армию гостей. А между тем протокольный список тех, кого во что бы то ни стало нужно было поместить поближе к месту событий, был огромен.

Помимо этого еще несколько долгих дней сплошного празднования: торжественный въезд монарха в город, приемы, балы, фейерверки, процессии, народные гулянья, театральные представления и, разумеется, величественный банкет в Грановитой палате. Заграничные корреспонденты на коронации Александра II, утверждавшие, что тогдашние торжества обошлись российскому бюджету в большую сумму, чем недавняя Крымская война, может, и преувеличивали, но затраты вправду бывали гомерические. Оказывается, предметный ряд этого великолепия, от атрибутов власти до сувениров, сохранился в Кремле куда полнее, чем можно было подумать. На нем выставка и строится, и в этом ее притягательность: тут не просто набор исторических раритетов, но документальные свидетельства того, как государственная власть раз за разом выстраивает свой самый парадный фасад.

До XV века русские великие князья, вопреки легендам об истории шапки Мономаха, обходились без коронования, существовала только относительно скромная церемония "настолования" (то есть интронизации). А потом сначала Иван III по примеру византийских императоров короновал своего внука от первой жены Дмитрия Ивановича в качестве соправителя, а затем Иван Грозный, приняв царский сан, торжественно венчался на царство. В самых общих чертах составленный тогда, в 1547 году, чин сохранялся вплоть до коронации Николая II в 1896-м. Царя встречали в дверях собора, вели на специально выстроенный в центре храма помост, с молитвами возлагали на его голову венец и вручали ему скипетр и державу. После этого начиналась литургия, во время заключительной части которой происходило еще одно фундаментально важное для идеологии царской власти священнодействие. Царя помазывали миром (и надевали на него еще одну специфическую русскую регалию — так называемую "цепь аравийского золота", якобы присланную в свое время из Константинополя вместе с шапкой Мономаха), после чего он входил в алтарь и причащался так, как причащаются священнослужители.

В послепетровское время, правда, этот ритуал неоднократно корректировали. Сам Петр I был венчан на царство вместе со сводным братом Иваном Алексеевичем по все тому же старинному чину. Приняв титул императора, он повторной коронации не проводил, зато незадолго до смерти короновал жену, будущую Екатерину I. До Петра главной персоной в чине венчания на царство был патриарх: он возлагал на царя венец, он помазывал его миром, он благословлял его на правление, он обращался к нему с наставительной речью, и он же в самом начале церемонии задавал царю сакраментальный вопрос "како веруеши?" (в ответ на который царь должен был без запинки прочитать Никео-Константинопольский символ веры). Получалось, что именно патриарх оказывался источником освящения власти царя. После того как патриаршество было упразднено, этот персональный момент стал слабее. Службу возглавлял один из митрополитов, нотаций новому правителю он уже не читал (разве что изысканно-комплиментарную речь), более того, начиная с императрицы Елизаветы Петровны, все российские монархи самолично надевали корону на голову. Зато символическое возвеличивание императора как носителя особой власти, одновременно и мирской, и сакральной, стало еще заметнее. Даже женщин (Анну Иоанновну, Елизавету Петровну, Екатерину II) вводили в алтарь и причащали "по чину священническому".

Принято считать, что чин венчания на царство мы взяли у Византии, лишний раз подчеркивая преемственность от первого Рима через второй к третьему. На самом деле это, мягко говоря, упрощение. В императорском Риме никакой коронации не было, да и в Византии она появилась далеко не сразу: там императора довольно долго короновал вовсе не патриарх, а особый воинский чин, кампидуктор, надевавший на голову самодержцу свою собственную шейную цепь — напоминание о том, что римских императоров частенько выбирали вовсе не сенат и народ, а армия. А помазание на царство — по мотивам Ветхого завета — появилось вовсе не в Византии, а в варварских западноевропейских королевствах "темных веков". В Византии же его переняли не столько из преклонения перед святостью царского сана, сколько из желания обеспечить монархам дополнительную легитимность. В конце концов, примерно каждый третий из византийских императоров получал трон, отправив на тот свет своего предшественника, и зажатая в государственные тиски церковь была вынуждена совершать священнодействие, которое символизировало бы, что эта маленькая кровавая неприятность прощена и забыта. Более того, миропомазание в зрелой византийской традиции шло перед коронацией, а не наоборот (что естественно: сначала миропомазание и только потом формальные символы власти). И в этом смысле византийскому образцу более точно следовали не православные, а католические церемонии венчания на царство.

Когда-то их было много, этих западных коронационных обрядов. Во главе средневековых европейских монархов стоял император Священной Римской Империи, который в идеале должен был короноваться трижды, а то и четырежды. В Аахене или Франкфурте — короной Германии (той, которая сейчас хранится в "Сокровищнице" венского Музея истории искусств), в Павии или Милане — "железной короной" Италии, в Арле — короной Бургундии. Наконец, в Риме из рук папы они получали корону главного правителя западно-христианского мира. На практике не каждый император успевал собрать все эти венцы, а с XVI века императоры Священной Римской Империи и вовсе перестали ездить за короной в Рим.

Зато церемонии коронации в национальных королевствах оставались и даже выжили после Реформации. Конечно, к началу Нового времени идеологическое оформление обрядов сильно эволюционировало. Это в раннесредневековой Франции считалось, что король — не король, пока его не венчают должным образом, и из этой коллизии развилась сложная система ритуалов, так хорошо изученных именитыми структуралистами. В XVII-XVIII столетиях законность правления уже никто не ставил в прямую зависимость от коронования. Коронация оставалась, согласно учению церкви, моментом, когда правителю преподаются "благодатные дары", необходимые для державной работы.

Впрочем, даже в таком, рационализированном виде коронации после крушения "старого режима" в Европе мало где сохранились. В Испании, при всем традиционном уважении этой страны к церковным обрядам, коронование монархов не практикуется уже много столетий. Во Франции, возводящей свою традицию коронационных обрядов к седой старине, к легендам о Хлодвиге, во время монархических эпизодов XIX века короновались только два монарха — Наполеон I и Карл X, оба, кажется, скорее ради собственного тщеславия. И так далее: к 1896 году во всей Европе коронация считалась неотъемлемой частью государственной жизни только в трех странах, в Великобритании, Австро-Венгрии и России. А теперь осталась и вовсе одна только Великобритания. Там, правда, последняя коронация была в 1952 году, и захочет ли будущий король венчаться по все тому же пышному средневековому чину — вопрос открытый (хотя, учитывая изумительный вкус британской монархии к ритуалам и церемониям, тут прогноз скорее благоприятный).

Но даже и здравствующая английская королева (и здесь категорическое различие с венчанием на царство ее российских коллег и родственников) во время коронации в Вестминстерском аббатстве получала свою корону не просто так, а в обмен на клятву справедливо править своими подданными и соблюдать закон Божий. И это не нововведения ХХ века, а следование давней, уходящей на Западе в средневековые времена традиции. Эту традицию лучшие юристы бывших английских колоний в Северной Америке исследовали вдоль и поперек, когда в 1789 году готовилось беспрецедентное событие — вступление Джорджа Вашингтона в должность первого президента США. И именно ссылками на старые коронации подтверждали ту идею, что в отсутствие короны и прочих знаков монаршей власти главной частью ритуала должна стать именно торжественная клятва. Так что все президентские инаугурации на свете — включая и российскую — имеют двойную генеалогию, восходя и к идеологии взбунтовавшихся американских колоний, и к королевским обрядам средневекового Запада.