Опера на выданье

После краткого тайм-аута — за последний год Дмитрий Черняков выпустил лишь одну премьеру, "Енуфу" Леоша Яначека в Цюрихе, занимаясь главным образом переносом прежних постановок на новые подмостки,— российский оперный режиссер номер один готовится, пожалуй что, к самому насыщенному и стратегически важному сезону во всей своей западной карьере. Понятно, что мировой репутации Чернякова с его расписанными до конца десятилетия планами вряд ли что-то может повредить, но за ближайшие полгода режиссеру предстоит выпустить три новых спектакля в трех статусных оперных домах — и трудно сказать, какая из этих работ более ответственна и сложна. Запланированный на февраль будущего года "Князь Игорь" — дебют в США и первая работа Чернякова в Метрополитен-опере, где в сезоне-2016/17 он будет ставить штраусовского "Кавалера роз". Декабрьская "Травиата" — мало того что постановка самой популярной оперы Джузеппе Верди в год двухсотлетия композитора, так еще и открытие сезона в миланской La Scala. И наконец, "Царская невеста", репетиции которой подходят в концу в Берлине, вероятно, наиболее личный для режиссера сюжет: именно постановка "Бориса Годунова" в Staatsoper в 2005 году дала толчок европейской карьере Чернякова, за восемь прошедших с тех пор лет из безвестного дебютанта превратившегося в востребованного ньюсмейкера.

Сам режиссер любит повторять, что видит свою миссию в промоутировании на Западе русского репертуара и в особенности сочинений либо проигнорированных, либо превратно понятых зарубежной сценой. Трудно не признать, что это ему удается как никому: скажем, десятилетиями не шедшее "Сказание о невидимом граде Китеже" Римского-Корсакова усилиями Чернякова в ближайшие годы будет показано и услышано в нескольких европейских столицах — причем после прошлогодней амстердамской премьеры спектакля интерес к резонансной постановке только успел подогреться. Хочется верить, что такая же судьба ждет и другую оперу композитора: "Царская невеста" никогда не была оценена западной аудиторией по достоинству, копродукция же Staatsoper и La Scala (итальянская премьера спектакля состоится следующей весной) вполне может стать трамплином для продвижения любимого детища Римского-Корсакова — настало время воздать "Царской" то внимание, какого эта филигранная партитура заслуживает.

С ходу и не вспомнишь, когда и где ее можно было услышать в последний раз: пару лет назад "Царская невеста" ставилась во Франкфурте, но примечательный разве что дирижерской работой Михаила Юровского спектакль не вызвал ровным счетом никакого резонанса — будто его и вовсе не было. Почему, в сущности, понятно: из всего корпуса русской оперной классики мировая сцена чаще всего обращалась к названиям, вписывающимся в общеевропейскую систему координат,— скажем, в авторе "Бориса Годунова" и "Хованщины" привычно видеть предтечу музыкальных открытий ХХ века, а западника Чайковского ценят за то, что его опусы вообще не нуждаются в переводе с русского. У Римского-Корсакова таких опер всего две, обе написаны в поздние годы, и именно они пусть изредка, но ставятся за рубежом: прозванное "русским "Парсифалем"" вагнерианское "Сказание о невидимом граде Китеже" да откровенно импрессионистский "Золотой петушок" (Беверли Силлз в памятной нью-йоркской записи поет Шемаханскую царицу точь-в-точь как "Шехерезаду" Мориса Равеля). Что же до раннего и зрелого Римского, то Запад знает его преимущественно по записям и гастрольным турне Мариинского театра — преодолеть границы внутреннего оперного рынка ни "Псковитянке", ни "Снегурочке", ни "Садко" до сих пор не удавалось.

Между тем в этом смысле потенциал "Царской невесты" как будто велик: от национального русского мелоса, на котором настояна партитура, никуда, конечно, не деться, но вообще-то Римский-Корсаков написал вполне себе космополитический и вневременной текст, при надлежащей режиссерской выдумке способный с легкостью выпорхнуть из кокона обстоятельств времени и места действия. Да, повествующий об отравлении третьей жены Ивана Грозного красавицы Марфы Собакиной сюжет оперы документален, но уже в послужившей основой для либретто драме Льва Мея он претерпел изрядные метаморфозы. Римский-Корсаков и вовсе сводит исторический фон к минимуму, концентрируясь на психологии и психопатологии взаимоотношений персонажей — по части драматургического совершенства в национальном оперном пантеоне у "Царской" мало конкурентов. Да, в действии хватает с трудом представимых на современной сцене архаических пассов, режущих глаз и в традиционалистских прочтениях, и в редких попытках режиссерской интерпретации сюжета вроде девятилетней давности мариинского спектакля Юрия Александрова и Зиновия Марголина, но зная талант Дмитрия Чернякова, можно предположить, что ему удастся обойти все острые углы, притом не без такта по отношению к подлиннику.

Помогать в этом режиссеру будет интернациональная команда певцов, в которой русских вокалистов только двое — да и русскими их можно считать достаточно условно, все-таки и постоянно работающий с Черняковым бас Анатолий Кочерга, и сопрано Ольга Перетятько ассоциируются сегодня скорее с западным, нежели с отечественным оперным процессом. Главная интрига кастинга связана с европейским дебютом Ольги Перетятько в новом для нее амплуа: феноменальная колоратура, сделавшая себе имя стильной интерпретацией итальянского бельканто, а на нынешнем Зальцбургском фестивале блеснувшая в моцартовском "Луции Сулле", обращается к русскому романтическому репертуару впервые.

Берлин, Staatsoper im Schiller Theater, 3 октября — 1 ноября

Дмитрий Ренанский