БРАВО, МАЙ!

Вышел четырехтомник В. Ходасевича

Культура

Кажется, будто Ходасевич (1886 — 1939) уже родился с недовольно-страдальческим выражением на лице. Как проявилась в первых его стихах интонация несчастья, так и прожил он с нею весь свой короткий поэтический век.

Написал немного, писал отчетливо, ясно — отчего так упорно числят его по разряду «поэзии для немногих»? А то и вовсе называют жестко — уродливый правнук «Золотого века»?

Как только грядет конец века, людей (по привычке?) охватывает печаль по ушедшему. Все кажется там брызжущим счастьем. А сегодня? Разве что принять отстраненную позу, за которой немногим дано угадать глубокую, непреходящую боль? Но вряд ли одним этим объяснить тот успех, что выпал на долю четырехтомника Владислава Ходасевича. Московское издательство «Согласие» собрало здесь почти все, за исключением лишь одной книги, «Поэтическое хозяйство Пушкина». Рецензии из полузабытых эмигрантских газет, никогда не перепечатывавшаяся проза — но надо всем царят стихи. Легкие той легкостью, что приходит к большинству перед их последним часом, а избранным дается сразу. Простые той простотой, что возможна лишь в результате каторжного труда.

Потомки чувствуют по крайней мере это — иначе был бы переполнен зал ЦДЛ на презентации книги? «Согласие» смогло поддержать марку отечественного книгоиздания. В дни, когда государственные издательства переходят на женские романы, здесь занимаются иным наследием: мемуары Берберовой, трехтомники Газданова и Иванова, антология по Достоевскому... После революции Ходасевич предлагал перекликаться в наступающей тьме именем Пушкина. С годами список пригодных к перекличке имен увеличился. Что наводит на самые разные мысли.

«Кобра» и другие

Сенсационным событием мая станет, без сомнения, выставка группы «Кобра», существовавшей в Париже всего три года, в 1948 — 1951-м, но оказавшей огромное влияние на все послевоенное искусство. Название ее происходит от трех городов — Копенгагена, Брюсселя и Амстердама, откуда были родом художники: Асгер Йорн, Корней, Хуго Клаус, Карл Аппель... Русскому зрителю, взращенному на реализме, быть может, поначалу будет трудновато свыкнуться с мыслью, что это зачастую бесформенное нагромождение образов и силуэтов и есть искусство, да еще столь высоко котирующееся в мире. Но «Кобра» действительно произвела революцию в живописи.

Выставку ее в помещении Третьяковской галереи на Крымском (до 25 мая) организовал в Москве амстердамский музей Stedelijk — в рамках большого фестиваля голландской культуры, приуроченного к 300-летию визита Петра I на берега Амстеля. Среди других ярких событий этого фестиваля — концерты Оркестра XVIII века под руководством Франса Брюггена в Консерватории и Зале им. Чайковского (4 и 5 мая), фестиваль голландского кино в Музее кино.

Голландские виртуозы

...Началось все с нидерландской балетной революции середины 50-х. Аккурат в тот момент, как мы свое хореографическое «окошечко» (Большой театр) заколотили, чтоб не сквозило, голландцы свое распахнули настежь, провозгласив «открытость» основным принципом танцевальной политики. Приобщившись ко всем стилям и направлениям, вырастили собственных бунтовщиков и аутсайдеров, из которых «номер один» — чех по происхождению Иржи Килиан, создатель нидерландского Театра танца.

Независимые хореографы Анук ван Дэйк и Тон Симонс, оба выпускники Роттердамской академии танца, каждый по-своему разрабатывает идеи американца Мерса Каннингема. Если они не «пишут» подобно великому старцу свои балеты на компьютерах, так это потому, что дорого, долго и сложно. Но оба заражены той же страстью: соединяя каллиграфию с математикой, исследовать структурные возможности человеческой пластики. Тон Симонс может поставить два фрагмента на одну и ту же музыку с одним и тем же составом исполнителей и добиться другого эффекта единственно за счет перекомпоновки движений. При этом сначала вы увидите результат, а потом — исходный вариант.

Нечто похожее проделывает Анук ван Дэйк в своем новом спектакле «Мой шут», когда делит его на две части: танец и воспоминание о танце. Со всеми искажениями, деформациями и искривлениями, свойственными памяти, стремящейся «оскульптурить» прошедшее мгновение, снять гипсовый слепок с живого движения.

Балансировать, отдавая предпочтение процессу, а не результату, и в этом тоже своеобразие нидерландского танца. Его протестантский дух (при всей открытости) идеально выражают работы Кристины де Шатель. Она училась в Германии в знаменитой школе Фолькванг вместе с Пиной Бауш. Ее театр в Амстердаме, существующий с начала семидесятых, — исключение из правил. В каждой новой постановке она создает новые «трудности», новые танцевальные ограничения. Она может поместить танцовщика в колбу из луча света, ограничив его свободу и максимально усилив выразительность танца. Конец века (как это ни пошло звучит) все-таки чувствуется.

Аромат Москвы: фото

С 23 апреля по 20 мая на самых престижных выставочных площадках Москвы — в Манеже, в Третьяковской галерее, в Пушкинском музее — проходит фотофестиваль «История Москвы глазами русских и зарубежных фотографов». На выставке «Старая Москва. 1850 — 1920-е» на первых снимках на улицах города нет людей — из-за необходимости получасовой выдержки. Позже фотографии начинают фиксировать действительность с наивной дотошностью реестра — вот типы городских рынков, вот Романовские торжества, вот похороны императора Александра Третьего, вот городской бульвар... Москва 20 — 30-х годов усилиями Родченко и других фотографов-конструктивистов обретает динамику и ритм, видение господствует над предметом. Предвоенные годы опять застыли — в демонстрации торжества нового уклада жизни. Организаторы выставок предпочли истории Москвы — историю взгляда, и в этом как раз и заключено основное обаяние фестиваля. В предисловии к каталогу, изданному фестивалем, искусствовед

Алексей Тарханов написал: «Никаких достоверных сведений о том, что Москва существовала до изобретения фотографии, у нас нет». Фестиваль показывает, что и на фотографию положиться нельзя — на снимках Москва предстает такой, какой мы хотим ее видеть. А уж как там на самом деле, кто знает?

На фото: У. Кляйн. Пинг-понг, 1960

«Иванов» с акцентом

Лондонский театр «Алмейда» показал в Москве спектакль «Иванов». В роли Иванова — Ральф Файнс, сыгравший, кстати, и главную роль в новом «оскаровском» лауреате — фильме «Английский пациент». Однако спектакль интересен не только этим. Ставший одним из центральных событий лондонского театрального сезона, спектакль заставил одного из ведущих английских критиков признать, что он, «как и все остальные, сильно недооценивал пьесу «Иванов». Оказалось, что в тексте пьесы очень много смешного. Второстепенные персонажи, тщательно и с юмором исполненные, скорее похожи на героев Диккенса, чем на чеховских персонажей. Динамичный ритм спектакля и сильный темперамент исполнителей главных ролей придают действию больше энергии, чем это привычно для русской традиции. Менее интересны переживания главного героя, и кажется, что английский театр предпочитает корректно соглашаться с тем, что эти русские, такие странные, ведут себя не всегда понятно. Но страдание Иванова театр уважает. Как и пьесу, которая поставлена с точным соблюдением всех ремарок и почти без добавлений и купюр.

Спиваков и Квастхофф

После триумфального проезда по Украине «Виртуозы Москвы» выступили в городе, давшем им свое название (см. «Огонек №15). Родина встретила своего кумира, без особых проблем пропорхавшего по минорному концерту Вивальди и без особых затей продирижировавшего шубертовскими миниатюрами, вполне горячо. «Виртуозы» традиционно любимы в самых широких народных массах, которые, впрочем, досадливо поглядывали на еще одного героя вечера. Им был замечательный немецкий бас-баритон Томас Квастхофф, отличавшийся от Спивакова и отсутствием элегантной внешности (он инвалид от рождения), и глубоким отношением к музыке.

Майслер: первая выставка в Москве

Родился Франк Майслер в городе Данциге, образование получил на архитектурном факультете Манчестерского университета. В 1960 году переехал в Израиль. «Галереи Майслера» постоянно работают в Тель-Авиве, Иерусалиме, Лондоне, Флориде, Нью-Йорке. В различных точках земного шара можно увидеть крупнейшие работы Франка Майслера: памятник Колумбу в Мадриде, «Иерусалимский фонтан» в гостинице «Царь Соломон» в Иерусалиме, «Тора» — в Мемориале Холокоста в Манхейме (Германия). Его скульптурами украшен Шекспировский Мемориальный театр в Стратфорде и Еврейский культурный центр во Флориде.

Франк Майслер — бесспорный лидер в мировой скульптуре. Секрет популярности — в удивительном заряде оптимизма, который исходит от каждой его работы. Его скульптуры, выполненные из сплава алюминия или из черненого металла, подвижны, фривольны и наполнены легким утонченным юмором. Обворожительны его «очкастые» пудели, «сидящие» и «стоящие» верблюды, бегемоты, проглотившие рыбку, лягушки, поймавшие муху. Майслер — скульптор социальный и с удовольствием подсмеивается над нашим веком. Вот молодая женщина несется на скейтборде, под мышкой у нее ребенок, а в руках — портфель и сумка с продуктами.

Майслер одинаково известен двумя своими ипостасями: универсальным искусством и искусством религиозным. Он стал блестящим дизайнером иудаики. И здесь проявилась личность скульптора. Если у кого-то существует представление об иудаизме как учении ортодоксальном, суровом, мрачном, то, познакомившись с творчеством Майслера, можно убедиться в обратном. Танцующие хасиды, читающие молитвы реббе, веселые музыканты, смешные львы, держащие Тору.

Наконец-то пришла очередь и нашей — «шестой части» Земли. «Прорыв» осуществила галерея «Пан-Дан» совместно с американской компанией People Travel Club. Не было ни рекламы, ни пресс-конференций. А люди потоком идут «на Майслера».

Но это не единственная форма творческого общения Франка Майслера с нашей столицей. Скульптор получил заказ от правительства Москвы по оформлению комплекса на Поклонной горе (как известно, в комплекс войдут три храма — церковь, мечеть и синагога).