Премьера рубрики
«ЧТО МЫ ЧИТАЕМ?» — наша новая рубрика. Вместо традиционных «книжного шкафа», «книжной полки» или «книжного ревю», предлагаемых различными изданиями как обзор выходящих книг, мы рекомендуем вам всего одну, главную книгу этой недели. И — абсолютно субъективные, предвзятые, личные мнения о прочитанном
Сергей ЮРСКИЙ, артист:
Меня поразил в самое сердце роман Андрея Макина «Французское завещание». Начал читать. Ничего не знаю ни о нем, ни о Гонкуровской премии, которую он получил за этот роман. Просто роман про Россию, по-русски, переведен с французского. Интересно же. Читаю и думаю: да ничего этого ведь нету. И человека такого нету, который изображен. И такой России нету. Я ведь в это же время здесь жил. Ведь ничего подобного вообще нет. И у меня возникает подозрение, что это «рецептурный роман», сложенный специально для получения Гонкуровской премии. Где каждая фраза написана для точно рассчитанной будущей реакции членов жюри. Это все для членов жюри. Насквозь подхалимский роман, где говорится, как в России плохо живут и мечтают о великой Франции. Должен сказать, что это совсем не так. Если и мечтают, то не все время. И в смысле такой ловкой подделки под вкусы французского жюри это просто грандиозная, гениальная штука. Это ведь надо же так придумать. Это как если бы в этой Саразани, которую автор описывает, он взял бы да еще и нашел Гойю! Двенадцать портретов маслом, шесть на восемь сантиметров! В Саразани! Вот такая же совершенно гениальная и смехотворная для всех, кто понимает, подделка.
А так у меня есть и другие впечатления. После концерта в Челябинске ко мне подошел мой старый знакомый Алексей Казаков. Он начинал как большой любитель Есенина, собирал материалы о нем, писал статейки в газетах. Сейчас он создал издательство «Алексей Казаков со товарищи». Приходит ко мне после спектакля и вынимает разные книжки, которые он издал, очень красивые. Вынимает такой большой том «Поэзия, проза, сценарии, эссе» Леры Авербах. Я смотрю на портрет девочки на обложке и говорю: «Я ее знаю». — «Да, вы ее знаете. Она подходила к вам после концерта в Нью-Йорке». — «Да, да... И подарила мне книжку своих стихов, которые мне очень понравились, но я не успел ей это сказать, потому что уехал в другой город. Что она? Где?»
Оказалось, что когда ей было 16 лет, она поехала с группой молодых людей в Америку и, проезжая через Нью-Йорк, где они осматривали город, зашла в консерваторию, куда была немедленно принята. Сейчас она окончила две консерватории, причем, по классу композиции, форте-пьяно, флейты и скрипки, взяла несколько больших международных премий, написала несколько симфонических произведений, написала стихи, прозу, эссе, сценарии, — вот этот том. Я не могу говорить о качестве написанного, потому что вы можете мне не поверить, у меня нет доказательств. Но поверьте просто количеству сделанного. Ей сейчас 23 года! Я запомнил ее тогда, потому что та книжечка стихов, она настоящая. И сейчас этот том.
В последний день в Челябинске опять приходит Казаков. Говорит: «Вижу, вы заинтересовались. Вот вам подарок». Том в 60 (?) страниц, роскошно изданный, с супером. Илья Банников. Проза, статьи, рисунки, эссе, карикатуры. Ему 24 года, он погиб. Я еще не вчитался, не понял, это было как-то в связи с событиями в Приднестровье. Он был журналистом, активистом Приднестровской армии, был награжден крестом. Тут еще надо разобраться, что к чему. Но меня потрясла мощность этого поколения...
Весь этот год очень много думаю о Бродском, исполняю его в концертах. Я вижу, что залу это необходимо. Бродского не все понимают, но я ручаюсь, что в течение 15 минут любой человек, как змея при звуке флейты: «что это?.. что такое?..» Я позволяю читать себе поэму Бродского «Муха», которая безумно сложна, держится на одной внутренней музыке. Да еще я делаю такой трюк. Я ухожу со сцены и на сцене вообще ничего, а я продолжаю говорить из зала, делаю круг. И когда я ухожу, публика продолжает, как загипнотизированная, смотреть на пустую сцену. Поэтому я и вспомнил образ змеи, завороженной флейтой.
«Пока ты пела, осень наступила. /Лучина печку растопила. /Пока ты пела и летала, / похолодало. //Теперь ты медленно ползешь по глади /замызганной плиты, не глядя /туда, откуда ты взялась в апреле. /Теперь ты еле //передвигаешься. И ничего не стоит /убить тебя. Но как историк, / смерть для которого скучней, чем мука, / я медлю, муха».
Академик Вяч. Вс. ИВАНОВ:
Сейчас в самолете я дочитывал книгу японского писателя, который пишет по-английски и живет в Лондоне. Книга называется «Безутешный». Она о знаменитом пианисте, который приезжает на гастроли то ли в голландский, то ли в немецкий город, и дальше все начинает происходить как во сне. Сам герой ничего не делает, за него распоряжаются другие люди, какие-то обстоятельства. Все время его кто-то встречает в коридоре, говорит, что надо пойти кому-то помочь, а он такой слабый, хрупкий, артистичный человек, который не может этому сопротивляться. Знаете, у Мандельштама есть статья, что старый роман кончился, потому что современный человек больше сам не строит свою биографию — им, как биллиардным шаром, распоряжаются чужие руки. Не только политика, но и жизнь каждого из нас оказывается выстроенной самым абсурдным образом. И подобная литература очень точно отражает этот процесс.
В русской литературе я продолжаю читать — и по-прежнему считаю, что подает очень большие надежды, — Виктора Пелевина. Он из самых одаренных нынешних авторов. Он придумывает даже больше, чем он сам потом из этого в состоянии что-то сделать. Но все же он очень интересный писатель.
КНИГА НЕДЕЛИ:
Василий КАТАНЯН
«Прикосновение к идолам».
М.: Захаров-Вагриус, 1997. («Мой XX век»), 448 с.
Именной указатель книги насчитывает 1033 фамилии, но одна, конечно, главнее всех. Автор был пасынком легендарной Лили Брик, держателем ее баснословного архива. Неудивительно, что часть книги, посвященная ей, может считаться наиболее полной версией интимной биографии Лили Брик на русском языке. Нельзя объять необъятное: все любовные романы Лили Юрьевны отследить никому невозможно, но в книге указан хотя бы их примерный порядок — от гимназических лет до глубокой старости, когда в 85-летнюю чаровницу влюбился 29-летний красавец-француз из «золотой молодежи», осыпая ее знаками внимания вроде туалетов от Ив Сен-Лорана до деликатесов от Фашона.
Чтение этой главы захватывает. Вот Лю сбивает в Москве 8-летнюю девочку на авто, привезенном ей из Парижа Маяковским. Вот она вспоминает, что, стреляясь в 1917 году, поэт, как и в 1930-м, оставлял всего одну пулю в дуле ни разу не стрелянного револьвера, что означает 50-процентную осечку. Вот Лю восхищается Чернышевским и его романом «Что делать», чья схема любовных отношений поразила ее с молодости, и признается, что терпеть не может Набокова ни за пародию на Чернышевского в «Даре», ни за «Лолиту», «эту идиотскую гимназическую дребедень, тоже мне эротика!..» Вот Ив Сен-Лоран сочиняет ей платье «на один раз» — на 85-летний день рождения, а она потом передает это платье Алле Демидовой, читающей со сцены ахматовский «Реквием»: «торжественность и печаль сквозили и в прямом жилете, вызывающем отдаленные ассоциации с ватником, и в глубоких складках колокола юбки...» Вот Катанян находит в архиве, как Лю приснился на сороковины самоубийства Маяковский: «Я сержусь на Володю за то, что он застрелился, а он так ласково вкладывает мне в руку крошечный пистолет и говорит: «Все равно ты то же самое сделаешь». И почти через полвека после него 87-летняя Лиля Брик, сломав шейку бедра и не желая закончить жизнь в мучениях и беспомощности принимает смертельную дозу нембутала. Ее прах развеян в поле под Звенигородом.
Книга Василия Катаняна многолюдна, многоголоса. Люди в ней все как на подбор выдающиеся. Но и среди них выделяется Сергей Параджанов — гениальный режиссер и сумасброд, притягивавший себе на голову тьму несчастий и бесконечность восхищенной любви. То ли церемониймейстер, то ли бутафор и мистификатор театра собственной жизни. Человек, «оговоривший себя по всем статьям Уголовного кодекса». Не прочитав в жизни почти ни одной книги, он рассказывал, что в школе плохо учился, потому что к его родителям все время ходили с обысками и ему приходилось глотать драгоценности. Утром же его не пускали в школу, пока он не облегчится от них через дуршлаг. Эротоман, он в интервью датской газете заявил, что его близости добивались 25 членов ЦК КПСС. Из лагерного заключения его вызволяли на волю поэты: Арагон, уговоривший Брежнева, Ахмадулина, написавшая Шеварднадзе... Коллеги на съемках называли Параджанова абсолютным злом.
Объем рецензии предполагает дальнейшее пунктиром. Портреты Сергея Эйзенштейна (начинается война, его опрашивают о воинской специальности, подумав, он отвечает: «Движущаяся мишень»; говорит Эльдару Рязанову: «Вы еще молодой. У вас все спереди»), Виктора Шкловского (передает слова домработницы об Ахматовой: «Высокая такая. Прошла в уборную, как Богоматерь»).
У автора абсолютный слух на смешное. Вот Зиновий Гердт на обеде, где он и Зяма Паперный: «Зямство обедает». Вот на студии умирает старый интриган. Выступает Роман Кармен: «Наконец-то безжалостная смерть вырвала из наших рядов...» Книга Катаняна — кладезь смешных и трогательных историй о Нине Берберовой и Поле Робсоне, Майе Плисецкой и возлюбленной Маяковского Татьяне Яковлевой, Марлен Дитрих и Джордже Баланчине, Александре Галиче и Тамаре Ханум. Между прочим, это все его хорошие знакомые и друзья! Книга Катаняна стала продолжением той живой цепи человеческой памяти, которая и есть культура. Идеальное прикосновение к идолам.
Игорь СЕМИЦВЕТОВХИТ-ЛИСТ «ОГОНЬКА»
Толстые журналы:
- Валерий ПОПОВ «Грибники ходят с ножами». «Новый мир», № 6
- Павел ФЛОРЕНСКИЙ «В санитарном поезде Черниговского дворянства». «Новый мир», № 5
- Василий АКСЕНОВ «Новый сладостный стиль»: Роман. «Знамя», № 5
- Оноре де БАЛЬЗАК «Монография о парижской прессе». «Знамя», № 5
- «Юрий Левитанский рассказывает...» «Знамя», № 5
- Нина САДУР «Немец»: Роман. «Знамя», № 6
- Геннадий РУСАКОВ. Стихи. «Знамя», № 6
- Сергей КОРОЛЕВ «Ландшафты и тела: ушедшие миры советского спорта». «Знамя», № 6
- Борис ХАЗАНОВ «После нас потоп»: Роман. «Октябрь», № 6
- Вячеслав КУРИЦЫН «Бродский» (записки литературного человека). «Октябрь», № 6
- Григорий КАНОВИЧ «Парк забытых евреев»: Роман, окончание. «Октябрь», № 5
- Василий ГОЛОВАНОВ «Остров»: Очерк. «Дружба народов», №№ 5, 6
- Александр ХУРГИН «Остеохондроз»: Повесть. «Дружба народов», № 6
- Владимир КАНТОР «Дыхание варварства. Насилие и цивилизационные срывы в России». «Дружба народов», № 6
Фото А. Синельникова