И.М. ПРЯНИШНИКОВ. «Шутники. Гостиный двор в Москве». 1865 год
Золотая середина
ЧИСТОЙ ВОДЫ ПЕРЕСТРОЙЦИК
Ни одна другая картина Иллариона Михайловича Прянишникова (1840 — 1894) не произвела на публику большего впечатления. «Шутники» были его бесспорным шедевром, их тут же купил Третьяков.
По прошествии ста лет на картину тоже нельзя смотреть спокойно. Без отвращения. Неизвестно, кто раздражает больше: то ли лоснящиеся купеческие шубы, тупое торгашеское веселье, то ли сам художник, столь безыскусно и грубо провоцирующий зрителя на сострадание.
Компания богатых людей унижает одного человека, старого и небогатого. Художественное изображение этой сцены — в современном ли кинофильме или на живописном полотне столетней давности — будит противоречивые чувства. С одной стороны, противно, с другой — тошнит. Для тех, кого не унижали и кто не испытывает садистского удовольствия от унижения других, странным кажется сам выбор мастера. Почему он остановился именно на этом эпизоде? Может, в детстве он недополучил материнского тепла? Или жена попалась истеричка, или он завидует разбогатевшему купцу-соседу и, пользуясь умением, изображает все купеческое сословие толстокожими животными?
Илларион Михайлович Прянишников, что называется, чистой воды передвижник. А большинство художников, обличавших в 1860 — 1880 годы социальные язвы, избавлялись от комплекса собственной неполноценности. Либерализация российской жизни после реформ 1860-х годов позволила им переползти из одного сословия в другое: из детей крестьян получились официальные живописцы. Вряд ли им было комфортно в новом статусе. Желанного самоутверждения они достигали посредством искусства — изображая окружающий мир в сто раз гаже, чем он был на самом деле.
Тут пытливый читатель может усомниться: «А вдруг царская Россия действительно была тюрьмой народов?» Не в большей степени, чем, скажем, перестроечный Советский Союз. Творчество Прянишникова — некий аналог чернушному отечественному кинематографу, с той только разницей, что у художника действуют купцы и пьяница-чиновник, а у наших современников — «воры в законе» и несчастные проститутки.
Вообще после перестроечного опыта творчество передвижников стало куда более понятней. Духовное родство Иллариона Михайловича с современными творцами проявляется еще и в том, что он менял убеждения и точки зрения, как носовые платки, — исправно колебался вместе с генеральной передвижнической линией. В следующем, 1870-м десятилетии, бросил выдавливать из зрителя негодование и начал искать общественный идеал.
Людмила ЛУНИНА