ЧТО МЫ ЧИТАЕМ…

Культура

Георгий ГАЧЕВ,
писатель, философ, культуролог:
На столе у меня переписка Ромена Роллана с Горьким — том, изданный Институтом мировой литературы. Потрясающая встреча двух крупных людей совершенно иной гуманитарной культуры. Живя в первой трети XX века, они не имели того жуткого опыта, который этот век потом принес. Как будто свежим воздухом повеяло от открытых им горизонтов, от надежд, которые были.

Вчера читал том сочинений Василия Розанова — его вопль 1918 года о крахе тысячелетней истории России и о роли русской литературы в этом крахе. Слово погубило Россию, демократию, веру в идею, в литературу. В Европе были городские сословия, рыцарство, социальная структура. А в России вместо сословий — поколения, конфликт отцов и детей, то же, что и сейчас. Сословия возникают лишь в каждом из поколений, отрицающих поколения предыдущие.

Еще прислали мне совершенно замечательную книгу — Нина Горланова «Вся Пермь» (Пермь, «Юрятин», 1997 г.). Большой сборник рассказов, дневников, повестей, выстроенный, как «адресная книга». Круг людей, вышедших из университета, их разговоры, встречи, обмен книгами, помощь друг другу. Автор — известная писательница, номинант прошлой Букеровской премии, она же — мать четверых детей, да еще и приемная у них девочка. По форме это «эмпирический дневник», по содержанию — бьющая ключом жизнь, трудная, бедная, остроумная, достойная. Очень отрадная, благая интонация у Нины Горлановой, и сама она, как евангельская Марфа, создала очаг семьи, поскольку самое патриотическое дело сегодня в России — это рожать детей. И слово в этой книге употреблено на своем месте — для точного описания жизни. Что очень отрадно на фоне нынешнего постмодернизма.

Конечно, Коржакова прочитал, трудно было оторваться. Интересно, что же это за «гениальность» собралась там наверху, чьи интересы очень сильно ограничены охотой, выпивкой и интригами. Раньше там хоть что-то читали.

Интересная книга Сергея Кара-Мурзы «Интеллигенция на пепелище России» (М., «Былина», 1997 г.) Я знаю автора по работе в Институте истории естествознания и техники, он доктор наук, знает испанский язык, человек просвещенный, конца 1930-х годов рождения. По его анализу процессов развала нашей страны я понял, что если бы это поколение «просвещенных технократов» пришло в свое время к власти, то не было бы нынешней катастрофы. Это были люди сильные, знающие, образованные, но они не вызрели внутри России, и их силы ушли в песок. Сначала их сожрали «геронты», старики, а потом мальчики-гайдарчики, поколение людей молодых и безответственных. А поколение между ними оказалось не у дел.

В свете своих занятий «космосами национальных миров» перечитал книгу Тойнби «Постижение истории». Я задумал сравнение трех национальных типов культурологии: английской (Тойнби), немецкой (Шпенглер) и русской (Данилевский и Лев Гумилев). Как бы в продолжение своей, только что вышедшей книги «Америка в сравнении со славянским миром».

Юрий Кублановский, мой сосед по Переделкино приносит мне современные книжки. В «Континенте» я прочитал Юрия Малецкого «Любью» («люблю» и «убью» в одном слове!) — очень сильная, экзистенциальная книга, построенная, как сложная партитура своих и чужих слов, например, личного дневника и Священного Писания.

Любовь ЗИНЧЕНКО,
врач-логопед:
Сейчас читаю много. Например, Маринину, которую читают везде и все в транспорте, на работе, спрашивают в библиотеке, нельзя пройти мимо. Прочитала почти все ее вещи — «Чужая маска», «Стечение обстоятельств», «Смерть ради смерти», «Иллюзия греха» (неплохая вещь). Впечатление в целом — среднее. Сюжеты хорошие, манера письма затянутая, стиль простоватый.

От Марининой можно и поглупеть, поэтому разбавляю ее более серьезной литературой. Очень понравились жизнеописания Платона и Аристотеля в серии «ЖЗЛ». За лето перечитала почти всего Чехова, часто обращаюсь к Бунину, которого очень люблю. Недавно прочитала Эрика Берна «Секс в человеческой жизни». Ожидала от этой книги большего, но, наверное, она будет интереснее более молодым читателям. «Для души» прочитала Стефана Цвейга «Зигмунд Фрейд. Заметки к биографии». Регулярно беру в библиотеке журналы «Октябрь» и «Знамя». Перечитала Л. Петрушевскую и В. Токареву.

Егор СТРОЕВ,
председатель Совета Федерации,
губернатор Орловской области:
У меня огромная, давно мною собираемая историческая, философская библиотека. Особенно много книг по древности и средневековью, включая сборники лекций по истории профессоров Сорбонны. Есть, например, и вся серия «Литературные памятники». И в книгах и в жизни меня привлекают нестандартные личности вроде, например, Сократа или Нерона, как бы вам ни показался странным последний персонаж. Знаете римский лозунг — «Хлеба и зрелищ»? Так вот, и то и другое должно было быть для народа бесплатным. Если «слуги народа» этого не давали, то их убивали — и правильно делали.

Из журналов раньше очень любил «Юность», выписывал «Технику — молодежи». Всегда выписывал и до сих пор выписываю «Наш современник», и время от времени сам выступаю в нем со статьями.

КНИГИ НЕДЕЛИ

Тонкая, художественная натура...

Альберт ШПЕЕР. «Воспоминания».
Смоленск: «Русич» — М.: «Прогресс», 1997 г. 696 с.

Альберт Шпеер (1906 — 1981) до войны был личным архитектором Гитлера, во время войны — министром вооружений рейха, после войны — военным преступником, осужденным в Нюрнберге на 20 лет тюрьмы, которые отбыл полностью, прожив потом на свободе еще полтора десятка лет. Такова биография. Воспоминания же Шпеера уникальны подробностями жизни фюрера и его окружения. Он не слишком вписывался в «партийную среду» фашистов, наблюдая ее как бы со стороны, и в то же время, будучи личным другом Гитлера, присутствовал за его столом, разделял с ним как досуг, так и эпохальные планы создания «имперского стиля».

Вот он описывает курьезную причину возникновения знаменитых ночных фашистских шествий. Оказывается, к моменту прихода нацистов к власти, многие мелкие и средние партфункционеры обзавелись солидными брюшками и их уже было позорно демонстрировать при дневном свете. Вот Шпеер и придумал величественную световую архитектуру «ледяных соборов», используемую фашистами во время шествий.

Гитлер лично определял нормы фашистской эстетики. Вначале в нее едва не затесались «революционные экспрессионисты» Нольде и Мунк, позже нашедшие свое законное место среди «дегенеративного искусства». Романтический интерьер квартиры Геринга с нагромождением небольших комнат, бархатных обоев и ренессансной мебели вызвал презрительный отклик Гитлера: «Темно, а вот у меня, смотрите, как светло, ясно и просто». Два раза можно было не повторять. Разломали стенки и сделали рабочий кабинет в 140 кв. м.

Придя к власти, Гитлер отбросил «работу с бумагами», все равно их гора меньше не становится, а «времени думать не остается». При этом Шпеера поражало, сколько времени фюрер бессмысленно тратит на обеды и ужины со своим ближайшим окружением, на бесконечные разговоры об одном и том же, на просмотры фильмов (каждый вечер по два). При этом немецкому народу внушалось, что фюрер работает ежечасно, не прерываясь. Возможно, и правда, размышляет Шпеер, у Гитлера в эти тягучие вечера вызревали его важнейшие планы, приведшие мир к катастрофе.

С 1933-го по 1935 год на вечерние просмотры фильмов приглашались и женщины, причем обязательно с мужьями. Фюрер с женщинами был робок. Геббельс создал имидж вождя нации, принадлежащего всем женщинам рейха. Но Шпеер заметил, что Гитлеру нравились высокие, склонные к полноте женщины, полная противоположность, кстати, Еве Браун, маленькой и хрупкой. Она жила рядом с Гитлером на каких-то птичьих правах, почти украдкой, незамеченная приближенными. По ночам Гитлер читал труды по военному делу, морские календари и книги по архитектуре, а время от времени вычерчивал проекты парадных зданий. Кстати, руководством в ведении войны для него была «книга полковника де Голля о современном ведении боя моторизованными соединениями».

С 1935 года Гитлер стал бояться смерти, подозревал у себя рак, написал завещания, лечился нетрадиционными методами, страдал бессонницей, окончательно стал избегать женского общества. Он был вегетарианцем, не пил вина, что совершенно не помешало ему стать величайшим в истории убийцей. Роскоши не выносил, однажды ему понравилась черная икра, и он несколько дней ел ее ложками, но, узнав, сколько она стоит, с гневом от нее отказался. Шутил редко, но чужим шуткам смеялся до слез и колик. Даже называл свою столовую комнату — «В ресторане у веселого рейхсканцлера».

Шпеер отмечает, что фашистская верхушка образованностью не отличалась. Из полусотни высших бонз едва ли десяток имели высшее образование, остальные обходились весьма средним. За границей не были, мира не видели и не хотели видеть. Единственный раз Гитлер был в Париже после захвата Франции. В течение трех часов инкогнито рассматривал достопримечательности и улетел обратно со словами: «Увидеть Париж было моей мечтой». Что не мешало ему задуматься, а не уничтожить ли этот «любимый» Париж вообще к чертовой матери...

Его «энциклопедизм» мнений по всем вопросам как сложился между 1920 и 1930 годами, так и не изменялся, включая известные взгляды на «еврейскую физику» и «дегенеративное искусство», придуманные для разложения немецкой нации. Шпеера самого поражает, как он не замечал антисемитизма Гитлера, принимая его, как «что-то естественное». В политике для Гитлера главными были прагматизм и приспособление к моменту, а не догмы «Майн кампф», как пишет Шпеер.

Автор мемуаров был далек от партийной дисциплины, редко посещал партсобрания, недолюбливал Бормана. Вообще жены вождей ему нравились своим здравым смыслом гораздо больше, чем их мужья. «Фрау Геббельс неизменно оставалась любезной, уравновешенной женщиной. Фрау Борман так и осталась скромной, несколько забитой домохозяйкой. При виде фрау Геринг мне казалось, что она про себя посмеивается над тщеславием и фанфаронством своего мужа. Да и Ева Браун не раз доказывала свое внутреннее превосходство...».

К 1939 году восторг немецкого народа по отношению к Гитлеру, доселе необычайный, значительно приутих. Во время войны, думает Шпеер, «тонкая художественная натура» Гитлера и вовсе не выдержала. Он явно перенапрягся, очерствел, утратил способность общаться с людьми. «Поймите, Шпеер, — говорил он, — скоро у меня останутся только два близких существа: фройлен Браун и моя собака Блонди». После известного покушения на него 20 июля 1944 года сказал, что понял, почему Сталин расстрелял своих военачальников. «Предатели России и Германии» наверняка были в сговоре друг с другом против своих вождей.

Перед смертью, в апреле 1945 года, покорившись судьбе и приготовившись к самоубийству, Гитлер оттаял, вышел из своего оцепенения, стал более дружелюбен и общителен. Даже стал меньше говорить о том, что захватит народ Германии вместе с собой — в преисподнюю.

Фото В. Горячева