То, что происходило в Кремле, в Ленинке всегда было слышно, как в соседней комнате: выстрелы пушек во время пышных похорон, карканье испуганных ворон... Но все равно здесь и сейчас возникает ощущение нормальной, спокойной жизни. Странное ощущение 
Ленинка была всегда. То есть невозможно представить, чтобы ее не было. Мы строим коммунизм, разоблачаем культ, сажаем кукурузу, боремся с отдельными недостатками, запускаем ракеты, отражаем путчи и кризисы, а она все это складывает на полки, заносит в каталог и копит с тысяча неизвестного года.
Ленинка мало меняется. Разгул демократии, правда, превратил ее из элитарного клуба научных сотрудников в настоящую публичную библиотеку, но дискриминация осталась: налево — гардероб для дипломированных, направо — для всех остальных. Остальных больше раз в десять, поэтому направо всегда очередь. Мы по определению — самая читающая страна, а самый читающий элемент — студенты. Их много, и Ленинка загружена под козырек, где парят голуби и каменные мыслители. Народ рвется к знаниям ежедневно, кроме воскресений и последних понедельников, налегает плечами на мощную дверь и становится ЧИТАТЕЛЕМ. В метро ты пассажир, на работе — служащий, в семье — любимый и единственный, а здесь — даже в буфете — ты складываешь использованную посуду в «синие ведра» не как абстрактный гражданин, а как «уважаемый читатель».
|
Библиотека удобно расположена, здесь можно просто согреться в мороз, перекусить, пообщаться. Ну, и позаниматься. В общем, отличное тусовочное место в центре Москвы. Бесплатное! |
Отблеск знаний обычно озаряет чело, склоненное над столом, поэтому все мужики в Ленинке умны, а женщины прекрасны даже без водки, а так — чисто эстетически. Каждый читатель озарен по-своему, в соответствии с поглощенной информацией. Печать печатной мысли просветляет взоры даже в подвальной курилке. Здесь, возле мужских и женских заведений, в очереди к телефону, стоят, затягиваясь «Бондом» и «Явой», базаровы, раскольниковы, белинские, попперы, сеченовы и ландау.
...Мужик лет пятидесяти с хипацкими белыми кудрями, набитый Берроузом и Воннегутом, энергично кивает великорусскому Бертрану Расселу. Бертран, рассыпая пепел по затасканному пиджачку, заявляет, что «готов принять многие положения новой парадигмы, а быт объявлен заблуждением». Берроуз согласен.
...К телефону пристраивается востренькая рыжая репродукция из альбома Тулуз-Лотрека: «Я у нее куплю багет... Сними копию на бумаге... Маме что передать?»
...Два мушкетера в форме курсантиков звонят какой-то Наташе. Мушкетеры, как и положено, бедны и подсчитывают доходы: «Семнадцать рублей на сборы, пять — подготовка... А хрен его знает как?! ...Выкрутимся!»
...Девице с косой и бедовыми глазками, унесенной ветром из Петушков, в очереди «...хорошо. Была бы еще спальная комната...»
|
Во время строительства метро «Боровицкая» в потолке зала новых поступлений появилась трещина. Трещину регулярно измеряют, но она чудесным образом не расширяется. Возможно, в результате положительной энергетики книг, которую нельзя измерить, но почувствовать можно |
Прислоняюсь к стене, затягиваюсь сигаретой, осматриваю очередь. Появилась пара: один — Единая теория поля с Принципом неопределенности в одном флаконе, а второй — Бухучет и Современное налогообложение. Неопределенность, не разбирая дверей, сунулся в женскую комнату — так и положено по Гейзенбергу. Правда, его вовремя тормозит Бухучет...
Что у этих двоих общего? Что вообще общего у всей этой тусовки, задымившей подвал до невидимости, и как они уживаются друг с другом? Да, собственно, так и уживаются, как книги на полках.
...Мы производим книги, книги производят нас. Место встречи — Ленинка. Приходите, покурим.
Алексей ТОРГАШЕВФото М. Штейнбока
* * *
— Древние книги, как намоленные иконы, — говорит Марина, — они обладают энергетикой и подпитывают нас.
Сама Марина выглядит как студентка и уж точно обладает энергетикой.
— Именно книги нас выбирают, а не наоборот. Я много раз наблюдала, как стоит человек на механической операции у конвейера, мимо него проплывают тысячи книг, вдруг он открывает какую-то одну и замирает. Эта книга его выбрала! Меня вот сегодня выбрала книга из собрания императрицы Александры Федоровны — учебник немецкого языка Великого князя цесаревича Александра Николаевича с его собственными карандашными пометками. Я не могу объяснить, почему именно ее взяла в руки. Настоящая моя слабость — дореволюционные детские журналы. Их выпускалось больше 360 наименований, они прекрасны и до сих пор пользуются спросом. Как и другие дореволюционные журналы, вот посмотрите: «Мир искусства», «Весы», «Аполлон», «Золотое руно», «Столица и усадьба», «Вопросы философии и психологии», «Мир божий», «Отечественные записки», «Современник», «Сын отечества», «Русский архив», «Русская старина», «Исторический вестник», «Военный сборник»... Их спрашивают гораздо чаще, чем современные. Причем спрос постоянный, по корешкам можно увидеть. Может быть, интерес к нашим современным журналам вернется в XXI веке?
Марк ШТЕЙНБОКНа фото М. Штейнбока: Марина Честных — главный человек в книгохранилище. Мы поднимаемся в лифте на последний этаж, туда, где самые древние тома