ВАЛЕРИЙ ПЛОТНИКОВ
Фотоаппарат — инструмент. Вроде молотка и зубила.
У одного ваятеля не получается ничего более художественного, чем бордюрный камень. У другого — Давид и Моисей.
У человека, пользующегося фотоаппаратом, возможностей меньше, чем у его коллеги с молотком и зубилом, с кистью или карандашом. Фотографу надо обладать отчаянным даром, чтобы превращать людей в модели их несбыточной жизни.
Художник работает с открытыми глазами. Замысел подвергается коррозии, развивается в процессе работы. Художник — властитель и деспот изображения.
Фотограф демократичен. Он вынужден вступать в сложные взаимоотношения с объектом. Он уговаривает его, спорит с ним, он выстраивает картину краткого момента — всегда до того, как эта картина будет создана. Фотограф никогда не владеет ситуацией полностью. Он строитель, обитатель и разрушитель момента одновременно. Он предлагает объекту свою игру — но играет не сам.
Любая фотокарточка — изображение того, чего уже нет и никогда не будет. У Валерия Плотникова — часто и невозможного.
Плотникову можно подражать, но никто, кроме Плотникова, не способен создать оригинал мечты.
В его стиле странным образом сочетаются монументализм русской павильонной съемки и тонкий психологизм, присущий высокому фотоискусству.
Плотников и его герои не соответствуют ни реальному времени, ни пространству — то и другое просто отсутствуют в его картинах. Он, а не кто другой, выдумал берег моря, интерьер и одежду — и поместил в их среду избранного человека. Все составляющие картин Плотникова, разумеется, существовали до его прихода, но никогда — в таком сочетании.
Его фотографии обладают глубиной культурного слоя. Ценность их — в деталях.
Эти детали — люди.
Раскапывая культурный слой на этих снимках, мы получаем представление о том, какими все эти люди хотели быть в лучшей жизни и какими их захотел увидеть Плотников на исходе ХХ века.
Юрий РОСТ
В материале использованы фотографии: Валерия ПЛОТНИКОВА