или Объяснение в любви к Илзе Лиепа, сделанное совершенно не вовремя и абсолютно некстати
ПЕЧАЛЬНАЯ ПТИЦА,
«Мы знакомы с Илзе чуть больше года. Всего... Познакомил нас хороший человек, замечательный артист и наш общий друг Миша Жигалов. Познакомил так, как это делают добрые люди: дружите, ребята, вдруг что-то вместе сотворите...» Так написал об известной балерине телеведущий Андрей Максимов. Написал легко, не задумываясь о последствиях. А ведь последствия могут быть самые серьезные... Любовь, черт побери!
Спокойно. Думаете, я сам не понимаю, что объясняться в любви нужно всенепременно по поводу? По трагическому (не приведи Господи). Лучше, конечно, по юбилейному: человек должен пожить, помучиться, доползти до какой-нибудь круглой даты, и уж тогда ему, усталому и изможденному, прошепчут наконец добрые слова. А тут... «Чего это вы вдруг? Ни с того ни с сего?»
Спокойно. Я все понимаю. Мы встречаемся с Илзе Лиепа практически каждый день в театре «Модернъ». Мы репетируем. Я — режиссер собственной пьесы. Она — исполнительница главной роли. И какой! Играет Екатерину Вторую!.. «Вы чего это? Режиссер объясняется в любви к актрисе в разгар репетиций? Да еще берет у нее интервью? Да как же можно! Разве ж это — то? Разве ж это — се?»
Мы знакомы с Илзе чуть больше года. Всего... Познакомил нас хороший человек, замечательный артист и наш общий друг Миша Жигалов. Познакомил так, как это делают добрые люди: дружите, ребята, вдруг что-то вместе сотворите. Для начала мы вместе сотворили пьесу. Илза предложила потрясающий сюжет, и мы — малознакомые люди, которые до сих пор общаются друг с другом на «вы», — сели плечом к плечу и написали. Глядишь, и ее когда-нибудь поставим.
«Балерина не может написать пьесу! Два малознакомых человека не в состоянии сотворить ничего, кроме драки! Какая пьеса? Тут уж явно не то, и очевидно не се!»
Спокойно. Илзе Лиепа — человек, абсолютно выпадающий из всех общепринятых норм и законов. То, что не может быть никогда, происходит именно с ней, причем происходит легко, непринужденно и естественно.
Полтора года я думаю об Илзе, постоянно работаю с ней и не хочу ждать никаких поводов, чтобы о ней рассказать. Меня распирает. Как распирает всякого, кто хочет рассказать о любимом человеке.
Спокойно. Я хочу быть правильно понятым. Начинаю с рассказа о ее муже.
— Я уверена: если бы не было Славы, в последние годы у меня не было бы никаких открытий ни в жизни, ни в творчестве. Все мои бесконечные репетиции, попытки стать драматической актрисой, короче говоря, все то, что, казалось бы, отрывает меня от дома, от Славы, на самом деле интересно мне только потому, что Слава рядом.
Он увидел ее по телевизору и влюбился. Пригласил сняться в рекламном ролике. Она пришла на переговоры. Он пригласил ее в ресторан. Она согласилась.
— Я подумала: один раз пойти в ресторан с человеком, который предлагает тебе работу, что тут особенного? Потом он пригласил в ресторан еще раз. Я подумала: два раза пойти в ресторан с мужчиной — это уже что-то. Но я не находила в себе силы ему отказать. И не потому, что он был как-то уж чересчур настойчив, — ни Боже мой, — просто я почувствовала, что он абсолютно, предельно искренен. Противостоять этой искренности было совершенно невозможно...
И у Илзе, и у Славы — это не первый брак. Но венчались они оба впервые, как и положено верующим людям.
Слава — бизнесмен, предприниматель. Человек дела то есть. Однако столь глубоких рассуждений о вере, о Боге и безбожии, как у него, мне не часто приходилось слышать.
— Илзе, а что значит для вас — жить по-Божески?
— Ну и вопрос, сложно очень... Вы знаете, мы недавно с одной женщиной говорили об этом. И она рассказала, как встала однажды утром, приготовила мужу завтрак, потом вышла в хороший, погожий день, встретила знакомую товарку, обсудила с ней какие-то проблемы. Потом пошла в храм, возвратилась домой, пообщалась с мужем, прочитала молитвенник... И вдруг поняла: что сегодняшний день прожит по-Божески: тихо, спокойно, беззлобно.
Вера для Илзе — основа жизни. И лично для меня тут не то важно, что она соблюдает обряды и регулярно ходит в церковь. Мне иногда кажется, что в наше время даже киллер крестится, прежде чем сделать «контрольный выстрел». Куда важней, по-моему, что живет она вот именно беззлобно. Хотя жизнь постоянно пыталась ее обозлить, если угодно.
Каждый год ее родители получали из балетного училища «уведомление по почте». В уведомлении говорилось, что Андрис и Илзе Лиепа переведены на следующий год условно: у Андриса проблемы с лишним весом, а у Илзе — с лишним ростом.
После окончания училища в труппу Большого театра ее не взяли. Хотя из ее группы на желанную сцену ступили не три-четыре человека, как это бывало всегда, а больше двадцати. Не взяли не потому, что ростом слишком вышла. Для нее места не нашлось. Ее отцу — великому танцовщику Марису Лиепе — говорили прямо: уйдете, тогда сразу освободится место для вашей дочери.
— Как-то мы встретились с отцом за кулисами театра. Остановились в полутемном проходе. Мы опасались быть многословными, потому что тогда ему бы пришлось спросить меня: «Ты хочешь, чтобы я ушел?» Он взял меня за руку, мы долго говорили молча, потом он сказал уже вслух: «Держись, маленький, надо держаться. Вспомни, через сколько лет я попал в театр, а сейчас мне тоже очень трудно».
Она стала работать в труппе миманса. Однажды, сидя в гримерной, мазала себе лицо чем-то белым (чтоб не выделяться из массовки, чтоб быть, как все) и вдруг подумала: «Неужто так будет теперь всю жизнь? И через пять лет, и через десять: мазать лицо, выходить в толпе и быть, как все?» И тут же сама себе уверенно ответила: «Нет, так не будет».
А потом Сергей Радченко начал ставить оперу «Кармен» и предложил ей сольную балетную партию. А потом Александра Эммануиловна Чижова придумала для нее авторский вечер, который прошел с блеском. А потом ей дали звание заслуженной артистки, а уж затем сделали солисткой. Именно в такой последовательности: сначала дали звание, а затем разрешили танцевать сольные партии.
Самое поразительное, что она не из тех, кто испытывает кайф, пробивая лбом стену, и сам создает себе трудности, чтобы лучше в них закалиться. Она очень доверяет своей судьбе, а судьба к ней благоволит.
Когда дети известных людей сами становятся известны — по этому поводу есть два общепринятых вздоха: да, тут природа отдохнула, или — нет, тут природа не отдохнула... Мне же кажется, что иногда природа или — шире — Бытие как бы извиняется за то, что оно сделало с отцами, и предоставляет невероятные шансы детям. Судьба сильно испытывала Илзе, но каждый раз, подводя к пропасти, неожиданно давала крылья — лети, если сможешь. И она — летела.
— Когда танцую, никогда не вижу зрителя. Но на всю жизнь запомнила, как я танцевала Медею, и вдруг увидела глаза отца, который сидел в зале и внимательно смотрел на меня. Не могу сказать, что этот взгляд чувствую и сейчас, после его смерти, но я убеждена, что из своего мира отец занимается мною. Он меня не бросил. Я для него реально существую. Как и он для меня.
После смерти отца она нашла в его дневнике запись: «Илзе вчера танцевала гениально». И еще из дневников ее отца, великого Мариса Лиепы: «Я стою на пороге нового времени, перед неизвестными ролями, партнерами, спектаклями. Отбросив все былое, полный ожидания и любопытства. Я так хочу согреть эту незнакомую темноту — будущее. Покорить, наполнить звоном, смехом, звездами...»
Это сказал Марис Лиепа. А могла бы сказать Илзе Лиепа. Это не только ее мысли. Поразительно — а может, и нет, — но я слышу здесь ее интонацию.
Драматической актрисой она стала до того, как блистательно сыграла Марию Стюарт в спектакле санкт-петербургского «Театрального Дома» «Ваша сестра и пленница» по пьесе Людмилы Разумовской. Актрисой она родилась.
Я смотрел ее замечательную балетную работу «Странствие», которую поставила знаменитая балетмейстер Джилиан Линн (та самая, что ставила «Кошек» и «Фантом в опере»), и вдруг поймал себя на том, что жалею балетный персонаж. Вы знаете хоть одного человека, который, глядя, положим, на «Умирающего лебедя», жалел лебедя? А тут... Дело не только в трагическом сюжете балета — Илзе не может просто танцевать: если она на сцене, то играет роль. Всегда.
— Илзе, вы всерьез занялись драматическим искусством. Вы готовы к тому, что в какой-то момент вам, возможно, придется стать актрисой какого-нибудь московского драматического театра?
— Да вы что! Кому ж я там нужна в драматическом театре? Что вы?
Она не кокетничает, вот ведь какое дело! Она на самом деле не верит ни в то, что красива, ни в то, что она талантлива.
— Я всегда была очень замкнутой, и до сих пор кажусь себе серой мышкой. По-настоящему я раскрепощаюсь только на сцене, там — я счастлива, талантлива и красива...
Когда театральные доброжелатели — имя которым легион — узнавали, что я репетирую с Илзе Лиепа, сколько ж я наслушался слов про ее высокомерие, неуправляемость, и проч., и проч., и проч. Сообщаю всем громко: более дисциплинированной актрисы невозможно себе представить даже в самых радужных мечтах.
После первой же читки в театре «Модернъ» звезда русского балета сказала:
— Как же тут холодно! Мы и завтра будем здесь же репетировать?
«Ну вот, — подумал я. — Началось. Звездная болезнь — это когда человек ощущает себя центром мира».
Но нелепый мой афоризм пропал всуе, невостребованным.
— Просто, если завтра мы будем репетировать здесь же, я теплее оденусь, — сказала звезда. И я подумал, что наш спектакль может состояться. — Мне очень приятно приходить на репетиции в театр «Модернъ». Мне нравится почти семейная атмосфера этого театра. Меня поражает, до какой степени болеет за свое дело руководитель театра Светлана Врагова. Ведь не каждый пустит чужую актрису, чужого режиссера к себе. А она не только пустила, но еще и помогает нам. Мне очень нравится мой партнер Сережа Пинегин, мне ужасно интересно с ним работать. Можно только позавидовать его умению предлагать сотни разных вариантов, все время пробовать, бесконечно работать...
Свидетельствую, что все это — правда. Но Илзе вообще на мир смотрит так — с любовью. Она мир любит. И не любит огорчать этот мир собственным нытьем.
Ту самую пьесу мы начали писать, когда Илзе лежала в больнице — ей вырезали мениск. Она прыгала на костылях, сама над собой смеялась, и, глядя на нее, невозможно было представить, что человек испытывает боль.
Спокойно. В этой абсолютно достоверной «больничной» истории скрыта метафора. Илзе Лиепа вообще живет так, чтобы никто, даже самые близкие люди, никогда не узнали, что она испытывает боль.
Если бы я писал объяснение в любви «по поводу и кстати», оно бы всенепременно заканчивалось такими примерно словами:
«Илзе! Дорогая моя! (Тут бы я ощутил себя мэтром отечественного театра.) Я мечтаю о нашей премьере, о том, как Вы сыграете Екатерину Вторую — сыграете так, как никто, кроме Вас, сыграть не сможет. (Тут бы я ненавязчиво порекламировал будущую нашу премьеру в театре «Модернъ».)».
А потом бы я наверняка вспомнил слова, которые и через много лет не забуду:
«Всю жизнь для меня было загадкой: талант дается Богом как награда или как испытание? И думается мне, все, что ведет человека к творчеству, — это награда, но вся жизнь — испытание».
Это — из предисловия Илзе Лиепа к книге об отце. Кстати ли — не кстати ли, я все равно закончу именно этими словами. Потому что лучше я сказать не умею.
P.S. По поводу названия. «Печальная птица» назывался один из первых сольных номеров Илзе Лиепа. Спокойно. Это метафора — образ человека, который категорически не хочет никого нагружать своей болью.
Андрей МАКСИМОВ
На фотографиях:
- КАЖДЫЙ ГОД ЕЕ РОДИТЕЛИ ПОЛУЧАЛИ ИЗ БАЛЕТНОГО УЧИЛИЩА «УВЕДОМЛЕНИЕ ПО ПОЧТЕ». В УВЕДОМЛЕНИИ ГОВОРИЛОСЬ, ЧТО АНДРИС И ИЛЗЕ ЛИЕПА ПЕРЕВЕДЕНЫ НА СЛЕДУЮЩИЙ ГОД УСЛОВНО: У АНДРИСА ПРОБЛЕМЫ С ЛИШНИМ ВЕСОМ, А У ИЛЗЕ — С ЛИШНИМ РОСТОМ.
- ДЛЯ НАЧАЛА МЫ ВМЕСТЕ СОТВОРИЛИ ПЬЕСУ. ИЛЗЕ ПРЕДЛОЖИЛА ПОТРЯСАЮЩИЙ СЮЖЕТ, И МЫ — МАЛОЗНАКОМЫЕ ЛЮДИ, КОТОРЫЕ ДО СИХ ПОР ОБЩАЮТСЯ ДРУГ С ДРУГОМ НА «ВЫ», — СЕЛИ ПЛЕЧОМ К ПЛЕЧУ И НАПИСАЛИ. ГЛЯДИШЬ, КОГДА-НИБУДЬ ПОСТАВИМ. ТЕМ БОЛЕЕ ЧТО РЕПЕТИЦИИ УЖЕ ИДУТ — В ТЕАТРЕ«МОДЕРН» (ГДЕ ГЛАВНЫЙ РЕЖИССЕР СВЕТЛАНА ВРАГОВА ДАЛА НАМ ПЛОЩАДКУ И ВДОХНОВИЛА НА ПОДВИГ). КАКОЙ БУДЕТ ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ ВТОРОЙ И ПЕТРА ТРЕТЬЕГО В НАШЕЙ ВЕРСИИ (А НАДО СКАЗАТЬ, ШИРОКАЯ ПУБЛИКА ЗНАЕТ ОБ ЭТОЙ ИСТОРИИ НИЧТОЖНО МАЛО) — ВЫ СКОРО УЗНАЕТЕ... НАДЕЕМСЯ, ЧТО НЕ ТОЛЬКО ИЗ ГАЗЕТ.
- В материале использованы фотографии: Марка ШТЕЙНБОКА, Татьяны КУВАНОВОЙ