Руководитель нефтегазовой компании «Славнефть»
МИХАИЛ ГУЦЕРИЕВ
Даже и думать нечего, что все переделы собственности уже закончились. Много еще осталось государственной собственности — лесов, полей, рек. Но главное наше богатство — недра. А потому предстоящая приватизация крупной нефтегазовой компании «Славнефть» взволновала воображение не одного игрока рынка. Как водится, при переделах столь лакомых кусков государственной собственности не обойдется без борьбы, без скандалов, без «чернухи» и без домыслов. Но есть и другая отличительная особенность нынешнего передела: все правила игры уже установлены, участники определены, прозрачность процесса обеспечена. Как в таких условиях делать деньги?
Вполне естественно, что личность руководителя государственной пока компании влияет не только на ход процесса, но, возможно, даже на более осязаемые вещи, на котировки акций и на стоимость пакета, который уже в следующем году выставляется на продажу.
РЕПАТРИАНТ
— Вы, Михаил Сафарбекович, ходят слухи, собираетесь самостоятельно выкупать пакет акций, который правительство выставляет на продажу?
— Ни в коем случае. Откуда же у меня такие деньги?
— Кстати, действительно, откуда? Бог с ним пока, с пакетом. Расскажите, когда вы начали заниматься бизнесом.
— В тринадцать лет. Пожалуй, да, первые деньги тогда и заработал.
— Каким способом? Купили яблоко за доллар, помыли — продали за два?
— Что-то в этом роде. Открытки продавали. Покупали открытки, покупали ДСП, клеили открытки на ДСП, заливали лаком и продавали. В школе — мастерские, друг — краснодеревщик. Все условия для развития бизнеса. Я пригласил двоих друзей детства — Славу Алкашева и Колю Осколкова — мастерами и одного — Гену Батракова — продавцом на рынок.
— А сами-то вы что делали?
— Я — организовывал. Менеджмент осуществлял, современным языком выражаясь. Составил первое в своей жизни штатное расписание — в телефонном справочнике нашел мебельную фабрику и все должности оттуда списал: директор, зав. производством, зав. сбытом... Ну, вообще-то, еще я лак доставал полиэфирный, и ДСП тоже доставал. Тогда все нужно было «доставать», если помните, в начале семидесятых. Потом, позже, пошел работать грузчиком. Но это уже в шестнадцать лет, когда школу окончил. Тоже заработок, между прочим. Сто двадцать рублей в месяц получал, не каждый молодой специалист тогда «ворочал» такими деньгами. А когда поступил в институт на вечернее отделение, устроился на два года работать накатчиком, платки катал. В шесть утра вставал, на двух автобусах добирался. Зато тогда и того больше получал — двести пятьдесят рублей. А вообще не в деньгах дело, важно, что по окончании института в 22 года я уже имел и трудовой стаж, и стал членом КПСС.
— В кого вы такой?
— Наверное, в деда. Это был необычный человек. В девять лет он один босиком ушел через Крестовый перевал от окружавшей его страшной бедности и нищеты в Грузию и, как говорится, сделал себя сам.
Так получилось в нашей семье, что сначала мы жили в Целинограде, в Казахстане, а когда я в школу пошел, родители смогли вернуться в Грозный. Институт я выбрал Джамбулский, но потом, когда вуз окончил, в восемьдесят первом, я снова приехал в Грозный. Специальность у меня была «инженер, химик-технолог». Пошел работать технологом в Грозненское производственное объединение художественных промыслов. Большое объединение, в него входили 32 фабрики. Там за пять лет весь путь прошел до генерального директора. Технолог — начальник технического отдела — начальник производственного отдела — главный инженер — генеральный директор. Я тогда, в 85-м, в 27 лет был самым молодым генеральным директором Советского Союза. Просто уже свежий ветер перемен подул, началась перестройка. Стало модно двигать молодежь. И на моем назначении настоял 1-й секретарь Грозненского горкома партии Куценко Виталий Александрович. А старого директора сняли — при нем объединение долги большие сделало, хищения были. Только-только директором стал, меня опять в горком вызвали: «Ты почему до сих пор не женат? — спрашивают. — Надо жениться». Так сразу и женился. Седьмого мая меня назначили, а тридцать первого июля мы уже расписались. Ну вообще в двадцать семь действительно пора жениться. Я, правда, к этому времени уже невесту засватал. Повезло.
— Ностальгируете по советским временам?
— Нет, просто молодость вспоминаю. Это уже потом я окончил финансовую академию, защитил кандидатскую, докторскую. А тогда был членом бюро Грозненского горкома, депутатом райсовета, депутатом Госсовета, депутатом Верховного Совета республики, председателем планово-бюджетной комиссии города Грозного. Все регалии получил: знамена всякие, орден «Знак Почета», медаль «За трудовое отличие». На Доске почета висел...
ЛИЦО КАВКАЗСКОЙ НАЦИОНАЛЬНОСТИ
— А через несколько лет все начал сначала. В 91-м в Грозном начались всем известные события, и я сбежал оттуда, как большинство сбежали. Когда всех руководителей собрали, зачитали указ Джохара Дудаева: освободить «бывших» от занимаемых должностей, то есть от руководства предприятиями — это были сплошь русские и ингуши. Многие снялись и уехали. Мы тоже собрали вещи, продали дом, тогда еще можно было продать, и поехали в Москву. Немного вещей взяли, один грузовик: одежду, книги и эти, женские, как их, сервизы... Снял здесь квартиру на Семеновской, детей устроил в школу. А сам зарегистрировал ТОО «БИН». С уставным капиталом в сто тысяч рублей. В первую очередь заказал красивые визитки с номером домашнего телефона. Купил машину представительского класса. Жену посадил дома отвечать на звонки: «Фирма «БИН» слушает». А потом взял кредит.
— Это вот так просто вам дали кредит, под красивые визитки?
— Нет, конечно, утрирую. Не забывайте, что у меня к тому времени накопился большой опыт. Я все-таки был генеральным директором крупного предприятия, где работало больше пяти тысяч человек. И это было первое предприятие в Чечено-Ингушетии, которое я перевел на аренду. «Хозрасчет номер один» тогда назывался. Из десятимиллионного оборота сделал тридцатимиллионный. Я один из первых кооперативных банков открыл в Советском Союзе в восемьдесят восьмом году. (Тогда Силаев нам подписал поручительство от правительства России на пять миллионов долларов.) У нас с «Менатепом» были соседние номера лицензий, нас прямо подряд регистрировали. И мебельную фабрику я известную к тому времени построил — «Чиитал»: Чечено-Ингушетия — Италия. В общем, приезжал я в Москву часто, меня здесь знали все руководители. И я знал почти всех министров РСФСР.
— Дальше, уж извините, в обывательском мышлении выстраивается синонимический ряд: БИН-банк — Чечено-Ингушетия — фальшивые авизо.
— Вы меня не удивили. Всю жизнь меня «национальный вопрос» преследовал. Получаешь ли ты кредит или какую-то сделку крупную делаешь, почти всегда слышишь за спиной: это чеченский банк, это банк под организованной преступностью, это чеченская группировка. А тем, кто такое говорит, даже не важно, что я не чеченец, а ингуш. Проверки постоянные. Но проверки, наверное, не столь оскорбительны, как оскорбительно, например, когда на улице задерживают по национальному признаку. Меня много раз задерживали, пока я не стал вице-спикером. Короче, всякое было, что скрывать. Особенно с 93-го по 95-й год. Как у Маяковского сказано: к одним — с улыбкой у рта, а к другим отношение плевое. Так вот к моей национальности всегда было такое отношение, как... как у иностранцев — к краснокожему паспорту.
— Простите, но где же все-таки ваша родина — в Казахстане, в Грозном, в Ингушетии, в Москве?
— Везде, где говорят на тех языках, которые я знаю. Думаете, если русский живет пятьдесят лет в Англии и говорит по-английски — у него Россия родина? Ошибаетесь. Он уже стал англичанином. Он думает и поступает, как англичанин. А я знаю в совершенстве несколько языков: казахский, ингушский, английский и русский, конечно. Вообще я вырос в русской среде. В классе у нас было двадцать девять детей, все русские. Я один был... особенным.
МИЛЛИОНЕР
— Хорошо, вернемся к такой прозе жизни, как деньги. Вы приехали, взяли кредит. Но ведь кредит не халява. Его отрабатывать нужно. Вкладывать.
— Разумеется. Первые оборотные средства, первые сто миллионов, я вложил в нефть. На Рязанском НПЗ мы получали керосин, нефтепродукты и продавали их в Шереметьево, Внуково, Домодедово. Все просто. Так заработали и первые... десятки миллионов долларов.
— Действительно, просто стать миллионером.
— А инфляция была такая, если помните, что если летом купить нефтепродукты и продать только в конце года, то можно было тысячу процентов годовых получить.
— Много, извините за нескромность, имущества за все годы нажили? Виллы, машины, счета за границей?
— Да нет, не много. Все как у всех. Машина — бронированный «Мерседес». Еще есть одна — друзья подарили «Бентли». Но я на нем никогда не ездил. Вилл никаких нет. Сейчас живу в том доме, который построил, когда только в Москву переехал, в Нахабине. Раньше хороший был дом, а теперь тесновато немного. Самолет есть, не скрою. Купил в 94-м — жизненная необходимость была. «ТУ-134». Но ведь он мне действительно много денег экономит. Не верите? Распорядок за прошлую неделю рассказать? Понедельник: Москва — Минск — Москва. Вторник: Москва — Киев — Москва. Среда: Москва — Нижневартовск — Москва. Четверг: Москва — Орел — Москва. Сегодня вот с вами беседую. А в прошлом году я налетал около 650 часов. Дома за границей нет. Счета нет. Я не собираюсь за границу. Я живу у себя на родине и никуда не хочу уезжать. Тогда зачем мне за границей недвижимость? И деньги? Деньги можно и здесь на счету держать.
— Ага, в БИН-банке, например.
— А что? Можно и в БИН-банке, хороший банк, между прочим. Сейчас в первой двадцатке России. Мой племянник сейчас им руководит. Очень умный мальчик. Когда я банк оставлял, уставный фонд составлял сто миллионов рублей. А сейчас у него — два миллиарда. Неплохо? Два кризиса банк пережил. Последний раз тяжело пришлось. Но не обанкротился и даже никому должен не остался. Тогда, помню, наши сотрудники всем миром помогали дело сохранить — с личных счетов снимали деньги, с кредитных карточек, лишь бы вкладчикам отдать. Выстроилась очередь в две с половиной тысячи бабушек, а им всем деньги вернули. Я сам свои деньги с карточки снимал. Что показательно — через три дня к нам все вкладчики начали возвращаться.
— Но если вам так все в бизнесе легко дается, зачем же вы в политику подались?
— Так ведь это же очевидно: до определенного уровня вы в бизнесе доходите, и потом нужно идти в политику. Если бы я не пошел в то время в вице-спикеры, то развитие моего бизнеса было бы немыслимо. Это сейчас возможно. А в те годы ни один бизнес не мог развиваться без поддержки сверху. А теперь наоборот. Я уже политики нахлебался после двух выборных кампаний, и теперь не очень хочется ею заниматься, если есть возможность заняться реальным делом.
СТАЛКЕР
— По крайней мере осталось от политики чувство глубокого удовлетворения?
— Я считаю, что сделал все, что мог. Я ведь стоял во главе первой и единственной в стране свободной экономической зоны. Это уже очень много. Дело было так: в 94-м году постановлением правительства России, подписанным Виктором Черномырдиным, по представлению и личной рекомендации президента Ингушетии Руслана Аушева, меня назначили главой администрации зоны экономического благоприятствования «Ингушетия». Я вообще-то доктор экономических наук по свободным экономическим зонам. Наверное, тогда был одним-единственным специалистом в России в этой области. Я изучал зарубежный опыт на Мальте, в Шанхае, в Дубаи, в Шардже, знакомился с работой свободных зон во многих странах и привнес этот опыт на родину. Нужно сказать, очень интересный опыт. Ведь СЭЗ — это один из реальных механизмов привлечения инвестиций рыночными методами. Ингушетия так и осталась, увы, единственной на территории России истинно свободной зоной, которая заработала. А за три года она привлекла до трехсот миллионов долларов инвестиций в Ингушетию. Зона, в которой было построено более ста промышленных объектов за этот срок. Которая создала более 24 тысяч рабочих мест, да еще в условиях, когда в соседней Чечне шли боевые действия. Вы представляете? В то время, когда над республикой летали боевые самолеты, а по ее земле шли танки, около тридцати иностранных и российских фирм строили города, заводы, мельницы, фабрики, домостроительные комбинаты, типографии, гостиницы, водоводы, газопроводы, газотурбинную станцию, аэропорт. Впечатляет?
— Впечатляет. И куда все это добро подевалось?
— А до сих пор все работает.
— Но зону-то закрыли.
— Закрыли. Еще в 97-м Чубайс закрыл. Куликов тогда выступал: дескать, «черная дыра, которая кормит чеченских боевиков, а Гуцериев является ее покровителем». Извините, но этот человек имеет докторскую степень, а путает офшор с оншором или со свободной экономической зоной. Что объяснишь, когда не знают разницы между освобождением от налога и налоговой льготой. Не знают, перемещаются грузы на территории или через территорию. Что тут скажешь, когда эти люди даже не понимают, что такое резидент и нерезидент.
— Действительно, о чем тогда с ними говорить?
— Вот они ее и закрыли.
— Но ведь урон понесли инвесторы. Как им потери компенсировали?
— Компенсировало, конечно, правительство Ингушетии. Но очень небольшие суммы, поскольку весь объем работ выполнялся в 94-м — 95-м. А с тех пор инфляция прошла. А вот доверие иностранных инвесторов уже ничем не компенсируешь.
НЕФТЯНОЙ МАГНАТ
— Вернемся из экономических высот к грешным недрам. Наверное, вполне естественно, что вы, как предприниматель, постараетесь купить акции предприятия, которое выпестовали. Акции, в доходности которых вы можете быть уверены. Разве я не права?
— Да где же мне найти такие деньги?
— Ну, например, кредит взять в БИН-банке.
— Абсолютно исключено. Это вообще не логично будет, если я начну претендовать на покупку акций. Дело в том, что я назначен в «Славнефть» для того, чтобы капитализировать компанию, прирастить запасы, увеличить добычу, начать реконструкцию заводов, привлечь кредиты банков, которые семь лет не удавалось получить. Поднять завод им. Менделеева, который хотели закрыть из-за того, что он убыточен. Вернуть активы, которые пытались вывести. Иными словами, увеличить стоимость пакета. А если я же буду и покупателем, то где логика? И буду ли я заинтересован в повышении капитализации? Но ведь я выполняю свою главную задачу — уже сейчас компания стоит в пять раз дороже, чем полтора года назад. Без ложной скромности скажу: за полтора года мы прошли огромный путь. Начали реконструкцию наших перерабатывающих предприятий «Славнефть-Ярославнефтеоргсинтеза», Мозырского НПЗ, глубину переработки там доводим до 72 — 73 %. Поставили современную линию расфасовки масел на Менделеевском НПЗ, перевели туда все производства масел. Подняли тем самым рентабельность. В пять раз увеличили налоговые поступления от компании в прошлом году по сравнению с 1999-м. А в этом по сравнению с 2000-м — в два с половиной раза. В 1999 году добыча составляла 11,8 млн. тонн, в 2000-м — 12,3 млн., а в 2001-м будет больше 15 млн. тонн.
И если в следующем году пакет будет продан за пятьсот миллионов (допустим), то будем считать — я достиг хорошего результата.
Если компания заработала 870 миллионов долларов за год, а предприятие (вот «Соболь», например) продается за умеренные деньги с добычей 300 тысяч тонн, мы его купим. И купили. Вложили немного, но оно уже 400 тысяч дает. Или АЗС у компании было год назад 200, а сегодня уже 500. Сейчас мы в неделю сдаем в эксплуатацию одну АЗС. Строительство АЗС мы буквально на конвейер поставили.
— Так вот по мановению волшебной палочки вы пришли, и все наладилось? Слышала я про эту компанию прежде — самая что ни на есть совковая организация, в которой все решалось откатами. Как только ее до сих пор никто не приватизировал, не пойму.
— Здесь все сложнее, чем кажется. Имея десять процентов, Белоруссия имеет блокирующий голос. И может наложить вето на любое решение совета директоров. А что касается менеджмента, то да, были сложности. Кадры ведь действительно решают практически все. Поэтому я и попросил у тех людей, кого давно знал, еще в бытность вице-спикером, дескать, помогите, дайте надежных людей. Порекомендуйте. Поговорил с Вагитом Алекперовым, он мне одного человека отдал, Искендера Халилова, у нас теперь вице-президент по внешнеэкономическим проектам. Поговорил с Владимиром Потаниным, он двумя людьми помог, порекомендовал наших вице-президентов: по экспорту Диму Перевалова и по производству нефтяного сырья Сергея Бахира. Так что у нас сейчас работает весь цвет — из «СИДАНКО» двое, из «Сибнефти», из «ЛУКОЙЛа».
— У вас что, среди нефтяных магнатов, конкурировать не принято?
— Да нет, пожалуй. У нас со всеми рабочие отношения. Можно сказать, партнерские. Я вообще очень коммуникабельный человек. Ну был у нас конфликт с ТНК, читали, наверное, в прессе. А теперь отношения все утряслись. Бывает такая «сварливая жена» — акционер. Нравится не нравится, а жена. Куда денешься?
СЕМЬЯНИН
— ...я за последние двадцать лет ни разу не был в отпуске.
— Как?
— А вот так. Ни разу. Никогда. Сюда, например, я прихожу каждый день в девять часов и отсюда ухожу в час ночи. Каждый день. И в субботу, и в воскресенье. Ну, а как бы (вы подумайте) я смог сейчас здесь сидеть, если бы приехал в 92-м году на пустое место и все восемь лет так не работал.
— Наверное, вашей жене не позавидуешь...
— Почему нет? Она счастлива. Живет нормально.
— А дети? Вот так придете с работы, посмотрите, а дети-то раз — и выросли.
— Дети уже выросли выше, чем я. Старший сын давно обогнал меня ростом.
— Тоже будут нефтяными магнатами?
— Образование я им, конечно, дам лучшее в мире. Это я делаю. А станут кем захотят. Может, писателями, может, программистами или фотографами — это не важно, главное, чтобы они были первыми в своем деле. А пока они просто нормальные ребята. Сейчас, кстати, мои мальчики на каникулах работают грузчиками в Москве, зарабатывают деньги.
— Вот как? Им денежек не хватает?
— Я имею в виду: они зарабатывают деньги сами. И им это нравится. Одному — 13, другому — 15. Надевают униформу — в девять выезжают на работу и в пять возвращаются. Вот здесь, кстати, недалеко, в супермаркете работают.
— Несколько экзотично, вам не кажется? Или вы вообще приверженец спартанского воспитания?
— Почему спартанского? Грузчиком работать — это здоровье, это спорт. Но они и так не неженки — живут в интернате в Лондоне с семи лет.
— Может, лучше бы новые стандарты финансовой отчетности в таком возрасте постигать?
— Одно другому не мешает. На лето старшему дали задание в университете в Лондоне написать план экономического развития Нахабина. Я запросил администрацию по статистическим и аналитическим данным. Так что теперь вечерами он готовит свой доклад. А что там, в Нахабине, будет, это мы потом посмотрим.
— Если честно, мне уже вас и отвлекать неудобно. Последний вопрос: ради чего все это? Двадцать лет не идти в отпуск, не видеть семьи, не высыпаться по воскресеньям? И не иметь возможности приватизировать собственную компанию? Работа ради работы?
— Я знаю, что я правильно живу. Никогда не захватывал чужую собственность, никогда не приватизировал за три рубля ничего, и если приобретал, то по рыночной цене. По справедливости. Я не спал с чужими женами, не писал доносы и анонимки, не закладывал людей и не предавал друзей.
— Да вы просто святой человек.
— Да нет, я просто мужчина. И горжусь этим. Я построил не один дом. Я построил тысячи домов. Десятки сотен фабрик, детские дома, храмы и мечети, разбил парки, базы отдыха. Тысячам людей дал работу. Только в структурах группы «БИН» больше 20 тысяч человек занято по всей стране. И это за восемь лет! Тысячи голодных накормил и заставил их озлобленные сердца улыбаться. Тысячам беженцев я дал кров. Я не буду тут говорить, сколько десятков человек я вытащил из чеченского плена. Это знаю я, и это знают они. И мы это помним. Помогал десяткам детей сделать операции, от которых зависел вопрос жизни и смерти. Русской девочке из Владикавказа, больной гемофилией, помог сделать сложнейшую операцию — это был единственный в России случай заболевания девочки этой типично мужской болезнью. И я счастлив, что смог сделать так, что девочка теперь живет. Я не кокетничаю. Я просто говорю, как есть.
Ольга БУХАРКОВА
|
