ЖАЖДА НОВОГО ВЕКА

C ведущим специалистом в области водных ресурсов, бывшим первым заместителем министра природных ресурсов Российской Федерации Николаем Николаевичем МИХЕЕВЫМ беседует наш спецкор Леонид ПЛЕШАКОВ

ЖАЖДА НОВОГО ВЕКА

— В начале нового века, Николай Николаевич, хочется прикинуть, дефицит каких природных ресурсов станет наиболее острым в грядущие сто лет...

— Мне кажется, что самой сложной окажется проблема пресной воды. Без двух основных природных даров — воды и воздуха — немыслима сама жизнь на Земле, и люди уже испытывают недостаток и в чистом воздухе, и в чистой воде. Последняя является наиболее страдающей субстанцией, потому что всегда бывает последней точкой, где сходятся все загрязнения. И в новом веке проблема воды, если не принять экстренных мер, только обострится.

— Пессимистичный прогноз...

— Скорее — объективная оценка. Страны «третьего мира» будут развивать свои добывающие и обрабатывающие отрасли и... увеличат забор воды. Рост населения, его урбанизация — дополнительный спрос на воду. Неизбежное повышение сельскохозяйственного производства напрямую связано с поливами и орошением. Опять нужна вода. Не остановятся в своем развитии и благополучные страны, различные отрасли их экономик потребуют воду все в больших объемах. По прогнозам демографов, к середине начавшегося столетия численность населения земного шара достигнет одиннадцати миллиардов человек (хотя, по данным Статистического бюро США, к 2050 году население планеты достигнет 9 млрд. человек), и всем будет нужна вода.

— Вы не оставили места для иллюзий... В чем же выход?

— Он найден еще за тысячу лет до нашей эры в Египте, Индии, Китае и заключается в переброске воды в засушливые районы из мест, где ее в избытке.

— Лет пятнадцать назад планы переброски воды из одного региона нашей страны в другой встречались общественностью в штыки...

— Мне памятны те времена, ибо я был тогда первым заместителем министра водного хозяйства Российской Федерации. Прямо скажу, средствам массовой информации удалось умелой дезинформацией блестяще оболванить общество...

— Что вы имеете в виду?

— Прежде всего — запущенный в массы термин «поворот рек», от которого и плясали все критики проекта. Опыт подобных проектов, осуществленных и давших положительные результаты в нашей стране, замалчивался или искажался. Отыскивались только негативные примеры без всяких попыток понять суть происходившего. Наш народ был отсечен от информации, что аналогичные проекты уже осуществлены в других странах и успешно служат людям...

— Например?

— Сошлюсь на опыт США. В свое время в штате Аризона из-за хищнического использования грунтовых вод сложилось катастрофическое положение, поэтому там были построены и успешно функционируют десятки систем, передающих воду из одного бассейна в другой. Например, знаменитый калифорнийский акведук, который, протянувшись на сотни километров с юга на север, вдохнул жизнь в этот жаркий и сегодня самый процветающий штат страны, штат Колорадо. Страдали сельское хозяйство штата, экономика, люди. И вот на реке Колорадо были построены гидросооружения, откуда часть речного стока была направлена в бедствующие районы. С приходом сюда воды положение удалось значительно улучшить.

В Китае еще в незапамятные времена в нижнем течении реки Янцзы был построен Великий канал к реке Хуанхэ, который работает и поныне. А сейчас (не в древности!) на той же Янцзы полным ходом строится гидроузел «Три ущелья», где будут получать не только электричество от крупнейшей ГЭС, но часть стока реки направят на север в засушливые районы...

— Хотел бы понять ваше неприятие термина «поворот рек»...

— В проекте ни о каком повороте даже речи не шло: человеку просто не под силу повернуть вспять могучую Обь и создать русло, которое бы приняло эту воду...

— А что же было?

— Планировалось забрать у Оби (в месте чуть ниже впадения в нее Иртыша) часть речного стока (27,2 кубокилометра), равную примерно 6,5% ее годичного сброса и не превышающую обычных годичных колебаний. Вода забиралась в том месте, ниже которого по течению уже нет ее крупных потребителей — сплошные болота и озера, только мешающие освоению нефтяных и газовых месторождений.

Грандиозный канал протяженностью в 2550 километров, проходя по территории России, позволял улучшить положение с питьевым водоснабжением и водообеспечением Тюменской, Курганской, Челябинской и Оренбургской областей, где уже остры медико-экологические проблемы, связанные с потреблением некачественной питьевой воды.

Достигнув территории Казахстана, вода потекла бы по Тургайской ложбине и позволила бы разрабатывать здешние угольные и полиметаллические месторождения. В конце своего пути она оросила бы 4,5 миллиона гектаров плодороднейших земель. Их освоение позволило бы получать миллионы тонн кукурузы и сои, важных кормовых культур. Стройка обошлась бы дорого, но результат окупил бы все расходы.

«Специалисты» доказывали, что делать этого не следует, хотя тем временем Советский Союз довел свой импорт зерна (главным образом фуражного) до 44 миллионов тонн в год!

— Не совсем понятны резоны противников проекта...

— Зарубежных понять несложно: они не хотели, чтобы СССР освободился от фуражной, продовольственной зависимости и прекратил закупки зерна. У наших же собственных критиков переброски причины для возражений были самые разные. Одним хотелось возглавить какое-нибудь шумное движение. Другие ополчились, потому что не хотели, как они считали, нарушать экологию российских рек. Большинство просто не разобрались в сути дела или не пожелали в нем разобраться, иначе им удалось бы заметить элементарную подтасовку цифр и фактов.

— Каких именно?

— Считалось, будто в Центральную Азию подадут сибирскую воду, не очень нам нужную, но все-таки ее жалко. Неправильный взгляд на вещи. На самом же деле мы бы просто возвращали полученную с юга воду...

— Не совсем понятно...

— Давайте считать. Из Казахстана по рекам Иртыш, Ишим и Тобол в Россию втекает 36 кубокилометров воды в год. Только по одному Иртышу — 28 кубокилометров. Из России в Казахстан поступает всего лишь 8 кубокилометров — по реке Урал и немного из Волги с механической подкачкой в Саратовской и Волгоградской областях. Таким образом, при осуществлении того проекта Россия получала бы из Центральной Азии воды больше, чем отдавала ей.

Ныне ситуация осложнилась. Новая столица Казахстана Астана стоит на Ишиме и со временем может увеличить забор воды из него, так что у тюменских городов, лежащих ниже по течению, возможны с водой серьезные осложнения. Не исключены они и у курганского и тюменского населения, берущего воду из Тобола. Совершенно катастрофическим станет положение Омска и области, где уже сейчас от спада уровней Иртыша уменьшилось затопление поймы и страдают водозаборы. А если Казахстан увеличит отвод воды из этой реки? Тем более что подобный положительный опыт у него есть: в 1962 — 1974 годах был построен 458-километровый канал Иртыш — Караганда, по которому часть стока Иртыша передали в Карагандинский промышленный район, снабдив водою Караганду, Экибастуз, Темиртау, вдохнув жизнь в этот богатый полезными ископаемыми район.

— Казахстан имеет на это право?

— Четких международных законодательных норм на сей счет не существует, обычно действуют по прецеденту: каждая страна может забрать 50% речной воды, протекающей по ее территории или являющейся пограничной. Китай долгое время скрывал, какие работы ведет в верхнем течении Иртыша. Летом 2001 года приглашенной казахской делегации он показал новенький гидроузел, сооруженный на Иртыше, из которого станет забирать около одного кубокилометра воды в год, нужной для орошения засушливых земель на самом западе страны. Все сделано в рамках международных правил: из Китая по Иртышу втекает примерно 10 — 14 кубокилометров воды в год, так что к нему не может быть никаких претензий, хотя даже от потери этого единственного кубокилометра у казахов частично снизится выработка гидроэлектроэнергии. Но КНР, как понимаете, имеет право на изъятие и большего количества воды, что обернется для Казахстана уже более серьезными проблемами. Для России — тоже. Как поступит Китай в будущем — вопрос.

У центральноазиатских стран, наших бывших союзных республик, свои проблемы: сейчас они на все нужды используют около 120 кубокилометров воды в год. По оценке специалистов, к 2025 году потребность в воде тут удвоится, достигнув уже 240 кубических километров, что значительно превышает все имеющиеся здесь ресурсы. Заимствование воды откуда-то извне объективно и неизбежно...

— Откуда же она будет подана?

— Недавно была проведена предварительная проработка подачи воды с полуострова Индостан...

— Разве это реально?

— Считаю, что нет. Я даже постыдил своих коллег из тамошних институтов, которые занимались этим проектом: «У вас, говорю, нет инженерной совести». Откуда, например, они взяли, что там есть свободная вода и ее согласятся отдать: там есть свой потребитель. Да и воду эту надо будет поднять на семьсот метров. Дорого, технически нереально...

Руководство центральноазиатских государств водный кризис загнал в такой беспросветный тупик, что они соглашаются выслушать любую фантастическую идею. Там говорят: «Оби хаят», что в переводе означает: «Вода — это жизнь». Не зря.

Помню, как впервые увидел ребятишек, игравших на околице одного из приаральских поселков, куда я попал однажды во время своей командировки. На их лицах читался целый букет болезней, вызванных употреблением плохой воды. Ведь в низовьях Амударьи всякими удобрениями и ядохимикатами, смытыми с полей, загрязнены не только поверхностные, но часто и грунтовые воды — и все ради высоких урожаев хлопка. Так что даже самые авантюрные проекты могут родиться не из каких-то бредовых идей, а из единственного желания — напоить своих людей...

— Но наше правительство, всегда державшее любое инакомыслие на очень коротком поводке, в тот раз допустило удивительную вольницу, разрешив так хлестко критиковать проекты власти, что от них пришлось даже отказаться. Такое неадекватное поведение позволило некоторым знатокам проблемы утверждать, что послабление было умышленным: из-за всяких неурядиц протестные эмоции общества достигли тогда опасных масштабов, вот и выпустили «перегретый пар», кинув уступку в виде отказа от ненавистного проекта...

— Такое мнение существует...

— Ясно, что воду в Центральную Азию подавать откуда-то все равно придется. Скорее всего, это будет все-таки Сибирь. Но кто будет платить за строительство канала?

— Непростой вопрос. Придется привлекать инвесторов. Ясно, что брать только на себя дорогую стройку Россия не должна...

— В европейской части страны, надеюсь, дела обстоят менее запутанно...

— Если бы... Вода — такой ресурс, что у нее много разных пользователей, чьи интересы часто противоречат друг другу.

— Например?

— Подсчитано, что Россия располагает более чем 20% мировых запасов пресных поверхностных и подземных вод и на одного жителя страны приходится около 30 тысяч кубометров в год (то есть 78 кубометров в сутки). По этому показателю мы держим второе (после Бразилии) место в мире. Казалось бы, прекрасно. Однако разберемся в радужной картине более детально.

90% речного стока России приходится на бассейны Северного Ледовитого и Тихого океанов, а менее 8% — Каспийского и Азовского морей, где как раз наиболее благоприятные условия для жизни. Располагая значительными водными ресурсами и используя не более 3% ежегодного речного стока, в целом ряде регионов России тем не менее испытывают острый дефицит воды. Это обусловлено неравномерным распределением ее по территории страны. На более развитые и заселенные центральные и южные районы Европейской части, где сосредоточено 80% населения и промышленного потенциала, приходится лишь 8% водных ресурсов. Практически исчерпаны возможности безвозвратного водоотбора в бассейнах рек Дон, Терек, Урал, Исеть, Миасс и ряда других.

К этому следует прибавить низкое качество вод, особенно поверхностных, в результате загрязнения промышленными, сельскохозяйственными и бытовыми стоками.

Давно не доходит до Азовского моря ряд мелких речушек, полностью разобранных на орошения. Вода, несомненно, поднимет урожайность многих сельскохозяйственных культур, но море, отличавшееся когда-то уникальными рыбными промыслами, давно растеряло свою славу. Из-за сокращения стока пресной речной воды дефицит ее пополняется более соленой водой Черного моря. Расплодившаяся медуза, которой тут раньше не было, вытесняет ценные породы рыб.

Зарегулированный Цимлянской плотиной Дон перестал разливаться, затапливать пойму, прежние нерестилища. Короче, более высокоурожайными стали поля, зато обеднело море. Такая вот диалектика.

Безвозвратное изъятие воды из Дона и его притоков порождает порой совершенно неожиданные последствия. Несколько лет назад в период маловодья задула «верховка» и Дон у станицы Багаевской (это чуть выше Ростова-на-Дону) можно было перейти вброд. Проблема судоходства по реке обострилась до такой степени, что большегрузные танкеры, идущие с Каспия, скребут дно: не хватает горизонтов для пропуска судов с такой осадкой.

В низовьях Маныча, левого притока Дона, соленость воды достигла сорока граммов на литр. Сравните: в литре воды Каспийского моря содержится 11 граммов соли, Черного — 25, в океанской воде — 35 — 40 граммов! Озера вдоль реки мертвеют. Может быть, когда-нибудь тут образуются лечебные грязи, но пока... Был случай, когда общество потребителей города Таганрога подало в суд на водоканал за подачу некачественной воды. Претензии понятны, но в суде водоканалу удалось отбиться: качество воды в Дону зависит не от него, а от тех, кто загрязняет реку...

Проблема дефицита пресной воды на юге России порой приобретает острый международный характер. Река Самур формируется в Дагестане и большей частью (90%) протекает по его территории. На коротком участке она становится пограничной с Азербайджаном рекой. Тут наши соседи перехватывают ее и практически целиком направляют Самур-Апшеронским каналом на юг, обеспечивая дефицитной водой свою промышленность и население. В нижнем течении Самур снова возвращается в Дагестан... но уже без воды...

— Но ведь в низовьях Самура нерестился и нагуливал вес знаменитый кутум...

— Эта замечательная рыба практически исчезла. Не получает воду сельское и коммунальное хозяйство. Сейчас ведутся переговоры между соседями, и одновременно Дагестан проектирует строительство собственных водозаборных сооружений...

— Могла бы переброска воды северных рек в Волгу решить хотя бы некоторые проблемы? Ведь частично эту воду можно бы подать в Дон и там поправить кризисную ситуацию...

— Конечно, могла бы.

— Некоторые считают, что воды в Волге и так хватает. Предлагают даже снести плотины здешних гидростанций, которые похоронили под своими водохранилищами заливные пастбища, а сами превратились в рукотворные болота, водой которых пользоваться опасно для здоровья...

— Тут смешана правда с полуправдой и откровенной ложью. Волга — очень сложная система со многими вводными, учесть которые и свести в единый комплекс с минимальными потерями для каждого потребителя просто невозможно. Например, колебания ее стока значительны между разными годами и сезонами. А промышленность и жители городов, расположенных на ее берегах и реках ее бассейна (только гигантов с населением в миллион человек и более — семь), должны быть равномерно обеспечены водой в течение всего года. Вот и приходится сначала накапливать ее, а потом постепенно расходовать.

Волгу часто называют «главной улицей России», подчеркивая транспортное значение реки. Но пароходы не пройдут, если не окажется достаточных глубин. Водохранилища обеспечивают их в течение всей навигации. Можно было бы пренебречь речным транспортом и переложить весь грузопоток на железную дорогу и автомобили. Тогда пришлось бы отчуждать плодородные земли под автодороги, что сожрало бы площади не меньшие, чем ушли под нынешние водохранилища.

Или вот еще одна причина для головной боли — непостоянство нашей природы. Считается, что годовой сток Волги равен примерно 250 — 260 кубокилометрам. Из этих усредненных многолетних цифр гидрологи исходят в своих расчетах. Знаем, что весной надо устроить по реке паводок, истратив на него 100 кубокилометров из накопленных в водохранилищах, потому что природа привыкла таким способом насыщать почву влагой, и без подтопления, допустим в Ахтубе, там неизбежны негативные последствия для сельского и рыбного хозяйств. Однако для людей, у которых в зону искусственного затопления попало хозяйство или жилище, подобное мероприятие, конечно, зло. Тем не менее каждый год приходится накапливать воду в самых емких на реке Рыбинском и Куйбышевском водохранилищах и еще в одиннадцати размером поменьше, чтобы потом сбрасывать ее в оптимальной последовательности.

Но в прошлом году Гидромет сильно ошибся в своих прогнозах относительно волжского паводка: водохранилища заполнились до предела, а он все продолжался и продолжался...

— Сбросили бы накопленное...

— Нельзя. Русло Волги у нижнего бьефа плотины не может принять объем воды больше 28 000 кубометров в секунду. К берегам реки так близко подошли городские застройки и промышленные предприятия (особенно в пригородах Саратова и Самары), что при больших попусках их затопление неизбежно. Иметь перед глазами вид с великой рекой очень красиво. И, вопреки разуму, человек строил в опасной зоне, думая, что пронесет. В том году не пронесло. Все водохранилища пришлось держать на критических отметках. Дошло до того, что запретили двигаться на моторках, дабы поднятая ими волна не перехлестнула через дамбы и не вызвала бы их прорыва. Пошли на переполнение недостроенных Чебоксарского и Нижнекамского водохранилищ, на повышенных отметках стояло Куйбышевское. В Ульяновске огородили дамбой район, где проживали несколько десятков тысяч человек. И все равно кое-где в других местах вода прорвалась, нанесла серьезный ущерб.

Так что, имея дело с водой, всегда приходится решать сложный ребус. Просто предложить: «Не надо ничего перебрасывать! Не надо трогать природу!» — значит оторваться от реальности.

Когда-то наша любимая столица обходилась той водой, которую приносили собственные реки или имелась в своих подземных источниках. Но город рос, и этой воды стало не хватать. В 1804 году в Москву был проведен первый водопровод, который подавал воду из родников вблизи Мытищ. С этого момента столица уже привычно брала воду в Подмосковье. В 1937 году был открыт 128-километровый канал Москва — Волга, причем 19,4 километра его приходится на водохранилища. Это не только гарантировало дешевый водный путь, но и давало многомиллионному городу такую необходимую питьевую и технологическую воду. В XX веке Москва постепенно забрала для своих нужд почти все крупные водоемы области, великодушно предоставив той возможность утолять свою жажду из подземных источников, а когда и этого оказалось мало столице, была построена Вазузская гидросистема, которая подала в верховья Рузы, притока все той же Москва-реки, воду уже из Смоленской области.

— Уверен, что проблема воды не ограничивается только ее перебрасыванием или более справедливым дележом с соседями...

— Если бы... Можно кичиться, что владеем 20% мировых запасов пресных поверхностных и подземных вод... Но только 1% исходной воды поверхностных источников питьевого водоснабжения соответствует нормативу первого класса качества. Остальные колеблются в диапазоне от «загрязненной» до «очень грязной». С подземными водами дела обстоят не намного лучше.

— Почему?

— Мы, выражаясь фигурально, живем, сообразуясь с двумя исключающими друг друга сентенциями: «Не плюй в колодец: пригодится воды напиться» и «Прячь концы в воду». Вот и оказалась наша вода перегруженной всякими стоками промышленных предприятий, отходами ферм, химикатами с полей, нефтепродуктами и так далее. В последнее десятилетие, как известно, снизилось производство практически во всех отраслях народного хозяйства. Загрязнение же рек практически не уменьшилось. Хозяйственники не хотят тратиться на очистку.

В свое время вместе с Минздравом мы исследовали, как волжская вода отражается на здоровье местного населения. Брали анализы речной воды в определенном створе Волги и по историям болезни местных поликлиник определяли, какие хвори повторяются тут чаще всего. Совпадение специфики загрязнений и характера болезней оказалось потрясающим.

— Как же бороться с этой напастью?

— Очищать стоки до того, как они попадут в реки, водоносные горизонты. Все равно позже придется производить очистку воды, лечить людей, и это обойдется значительно дороже. Свой и чужой опыт подтверждает данную истину. Примерно четверть века назад Рейн был загрязнен больше, чем наша Волга теперь. Мертвые воды. И тогда расположенные на его берегах страны спохватились. Разработали общую для всех программу, суть которой заключалась в том, что реку общими усилиями начали очищать с верховий, со Швейцарии, постепенно спускаясь вниз по течению: Германия, Франция, Нидерланды. Простой прием гарантировал, что случайные сбросы не испортят уже очищенных участков реки, лежащих ниже по течению. К тому же очистка шла не по всем загрязняющим стокам сразу, а сначала ликвидировались самые вредные, представлявшие наибольшую опасность. Было, например, установлено, что кадмий является канцерогеном, и все силы в первую очередь были брошены на ликвидацию в промышленных стоках кадмия. Потом подошла очередь соединений азота, фенолов и так далее. Постепенно (через четверть века!) река очистилась настолько, что в нее вернулись 68 видов рыбы из 72 видов, которые когда-то покинули реку.

Теперь европейцы планируют провести подобную очистку на Дунае, Эльбе. Англичане займутся Темзой.

Очень большие (и дорогостоящие) работы провели Соединенные Штаты Америки на своих Великих озерах и тоже добились значительных результатов, хотя сделано, на мой взгляд, еще не все.

Но главное — в сознании человечества уже пробудилась мысль: загрязнять воды никому не позволено. В этом плане любопытно закончился конфликт между Мексикой и США из-за того, что последние не только почти полностью разобрали воду реки Колорадо, но и загрязнили ее неочищенными стоками, а в своем нижнем течении на небольшом участке Колорадо протекает в Мексике. Суд закончился в пользу нее.

— Если известны все эти факты, то непонятно, как получилось, что у нас ликвидированы ведомства по экологии, лесному и водному хозяйству, которые раньше хоть как-то боролись с варварским уничтожением природы, защищали ее. Создается впечатление, что власти по-прежнему стараются латать экономические дыры страны за счет насилия над природой. Берега водохранилищ застроены частными виллами, которые не имеют центральной канализации, значит, все бытовые стоки попадают в водоемы, откуда берется вода и для питья в том числе. Раньше же в лесах водоохранной зоны не разрешали даже собирать грибы, в реках и озерах ловить рыбу. Кто теперь там наводит порядок?

— Этот вопрос не ко мне. Не я принимал постановления о сокращении чиновничьего аппарата. Видимо, тогда выдвигались какие-то убедительные резоны. Однако не было учтено, что потери от гибели природных ресурсов окажутся гораздо значительнее сиюминутной экономии...

— Вода все больше становится ценным природным ресурсом. Когда-то мы смеялись над заграницей: там, мол, питьевую родниковую воду (не минеральную!) продают в бутылках. Теперь это пришло и к нам...

— И стоит бутылка воды дороже бутылки бензина...

— Я к тому, что, обладая такими емкостями чистейшей пресной воды, как Байкал, Ладога, ряд других озер, не пора ли нам относиться к ним, как к месторождениям ценного возобновляемого природного ресурса, который со временем может стать товаром в нашей мировой торговле?

— Почему «со временем»? Мы уже и сейчас продаем немцам байкальскую воду для пива. Правда, когда-то ее немного скомпрометировали шумными кампаниями против тамошнего ЦБК, так что сейчас приходится сбывать водичку под именем «Ангара».

Леонид ПЛЕШАКОВ