Мерзлота как место постоянного проживания
ЮГРА — БОЛЬШАЯ ЗЕМЛЯ РУССКОЙ ЭНЕРГЕТИКИ
Когда слышишь словосочетание «ханты-мансийский», как-то все хочется представить себе заснеженные равнины Западной Сибири, оленей, хантов и манси. Но такое представление о Ханты-Мансийском автономном округе сегодня не более чем миф. ХМАО на нынешний день — наиболее урбанизированный округ России, в его городах живет, и живет неплохо, 91,34% общей численности населения. По территории (534,8 тыс. кв. км) он превосходит большинство европейских государств, по доходу, приносимому казне, — большинство субъектов России, а по грандиозности экономических перспектив — большинство самых отчаянных мечтаний. Причиной тому много факторов. Об этом — в беседе с губернатором и председателем правительства округа Александром Васильевичем ФИЛИПЕНКО
— Александр Васильевич, сегодня, наверное, даже самый далекий от проблем экономики обыватель знает, что Ханты-Мансийский автономный округ — это прежде всего нефть и газ. Но любой без труда заметит также и то, что в последние годы экономические интересы округа смещаются на Приполярный Урал. Вы что, таким образом пытаетесь уйти от полной зависимости экономики от нефти-газа? Проще говоря, надоело быть просто сырьевым придатком?
— Ну, в такой формулировке, да и в самом вопросе я бы отметил определенную некорректность. Все же 97% нашей экономики связано сегодня с ТЭКом, потому просто взять и «уйти» — не получится. Но значит ли это, что если убрать ТЭК, то ничего не останется? Нет, не значит. Останется средний нормальный округ с приличными экономическими показателями. У нас проживает всего один процент населения России, который производит около 8% промышленной продукции страны и дает бюджету десять процентов дохода. А если учитывать таможенные сборы, которыми облагается продукция, производимая в округе, валютные поступления — получается до трети российских доходов. В обозримые 25 — 30 лет половина российской нефти так и будет добываться у нас. И с помощью какой-нибудь волшебной палочки создать что-то соизмеримое по масштабам, конечно, невозможно.
Но мы действительно хотим уйти от сырьевой направленности. Создаем предприятия, которые будут заниматься переработкой углеводородов. Активно развиваем лесной комплекс — за последние годы туда вложено около 7 млрд. рублей. И, конечно же, будем осваивать Приполярный Урал — практически нетронутую, богатейшую землю. Но сколько на все это нужно времени — год, два? Надо сознавать, что это достаточно продолжительный процесс. Сегодня мы только готовимся к активной работе. Готовим инфраструктуру. Ведем геологоразведку, и не только по нефти и газу — по цветным металлам, горному кварцу, каменному углю, железной руде...
— Надо ли понимать все эти усилия как заботу о будущем округа? Вот народ у вас обжился, расплодился, а нефть раз и кончилась. А вы предусмотрели — у вас уже полно других развитых секторов экономики... Так?
— Такое понимание слишком простое, идеализированное. От развития ТЭК нашему округу все равно никуда не деться, надо реально смотреть на вещи. А на сегодня реальность такова, что мы, по сравнению со среднесибирскими показателями, живем совсем неплохо. Только за этот год на 15,5 млн. тонн увеличили добычу нефти.
Но дело даже не в этом. Видите ли, когда-то нам, молодым специалистам, разбросанным по самым экстремальным городам СССР, твердили: ваша главная задача — добывать нефть, вырабатывать электроэнергию... В общем, «служить энергетическим сердцем промышленности», а остальное мы вам все привезем, дадим, только особенно не просите, конечно. Само собой, что иногда то одно, то другое забывали. Люди жили фактически «на чемоданах», они и не жили даже, а существовали — во временных домиках, по колено в грязи. Зато жили в «энергетическом сердце» и гордились этим.
А сегодня люди приезжают в Югру не для того, чтобы добыть сколько-то тонн нефти, заработать на квартиру, дом, машину и уехать отсюда. За последние десять лет мы сформировали совершенно новую, цивилизованную концепцию жизни: Югра — это место для постоянного проживания, комфортного, обеспеченного, перспективного. Мышление людей навсегда изменилось. Раньше мы строили огромные города, где жили по 250 тысяч людей. Но, по сути, это были временные поселения для промысловиков. А сейчас мы строим полноценные города, в которых можно нормально жить, а не только ночевать.
Вот раньше было такое понятие: Большая земля. Ты прилетал туда, чтобы шагнуть с самолета и увидеть цветы, множество зелени. Мороженое в киоске. Автомат с газированной водой. Пиво баночное! Сегодня же некоторые места в Ханты-Мансийском автономном округе с этой точки зрения более выигрышны, чем на так называемой Большой земле. Поэтому в Ханты-Мансийском автономном округе понятие Большой земли — это сегодня нечто виртуальное.
— Но когда сюда приехали лично вы, ни о каком баночном пиве и мороженом мечтать, конечно, не приходилось. Как вас занесло в Западную Сибирь? По распределению?
— Мне сказали: выбирай, вот Сургут, а вот станция Зима, это которая в начале БАМа. Сургут был ближе всего и к Омску, где я учился, и к Петропавловску, где я жил. Так что выбор был только такой, географический: откуда ближе к дому. И только пожив тут какое-то время, я понял, насколько это грандиозно. Я прямо в гущу событий попал. Сейчас, через 30 лет, я вспоминаю эту жизнь с огромным удовольствием. Тот азарт, с которым мы работали! Нам постоянно что-то надо было — построить мост, построить дорогу... Ведь вокруг был сплошной, как сейчас принято говорить, экстрим. Без болотных сапог летом и без унтов зимой ты человек пропащий вообще. Транспортных магистралей не было, даже улиц городских не было, а одни только проезды для тяжелого транспорта.
— А ваша супруга как смотрела на то, что болотные сапоги носить приходится? Ворчала, наверное?
— Почему ворчала? Мы были молодыми специалистами, вместе окончили институт и решение принимали сообща. Мы уже четвертый десяток с ней живем, думаю и даже убежден в том, что она не разочаровалась в том, что приехала в то время. Мы уверены были, что живем в необычное время, в необычном месте. И, наверное, так и было — через эти условия происходила своеобразная селекция людей. Оставались, может, немножко даже «свихнутые» люди, в хорошем смысле этого слова. И их было много! В конце 70-х — начале 80-х у нас до ста тысяч человек в год прирастало населения! Одни приезжали, другие уезжали, то есть фактически проезжало за год по нескольку сотен тысяч человек. А сегодня мы растем за счет собственной рождаемости, а не за счет миграции.
— Кстати, это меня тоже поразило, ваш округ сейчас на втором после Дагестана месте по уровню рождаемости. Естественный прирост уверенно превышает уровень смертности. В чем причина такого чуда в условиях сурового климата?
— Основная причина в том, что мы серьезно занялись снижением материнской и младенческой смертности. Если лет 7 — 8 назад мы «лидировали» по этому показателю, то сегодня, создав очень неплохую материальную базу, найдя кадры, лидируем уже по-настоящему. За десять последних лет население выросло почти на девяносто тысяч человек, мигрантов приехало — 38 тысяч, остальные родились в округе. Средний возраст нашего жителя — тридцать лет, 62% населения — трудозанятых, причем это не просто молодежь, а люди образованные, со специальностью. Безработных же в округе — всего 2%. Видимо, все эти обстоятельства и обеспечивают решимость рожать детей.
— И вот в это прекрасное время в центральной прессе активно звучит критика принятого в прошлом году Государственной думой пакета законов в области недропользования. На взгляд аналитиков, ожидания, связанные с реализацией этих законов, не оправдались — законы оказались слишком далеки от реальных нужд недропользователей, зато близки к интересам государства, то есть чиновников. Согласны вы с такой оценкой?
— Тут все неоднозначно. С одной стороны, прошлогоднее нормотворчество вроде бы несло в себе много позитивного. Но в конце концов получилось так, что мы просто-напросто утратили прежние и не выработали новые механизмы финансирования геологоразведочных работ. И самое печальное — мы утратили дифференцированное налогообложение. Теперь налоги одинаковы вне зависимости от качества месторождения. В итоге совершенно не стимулируется работа с новыми месторождениями. Ведь чтобы освоить новое месторождение, нужно пять лет вкладывать деньги и при этом никакой прибыли не получать. По этой же причине встает работа со старыми месторождениями, теми, которые достаточно давно эксплуатируются. Мы толкаем недропользователя на нарушение всех нормальных технологических схем, вынуждая его работать только там, где легче взять.
— Вот вы говорите — мы... Зачем же вы так себя недальновидно ведете?
— Когда я говорю «мы», я имею в виду государство. В нефтегазодобыче самое главное что? С минимальными издержками добыть и реализовать сырье, а разницу оптимально разделить между инвесторами и государством.
Казалось бы, государство должно формировать оптимальные правила и условия для работы недропользователей, причем не только тех, кто добывает, но и тех, кто вкладывает средства. Но в этом и самая большая сложность — найти компромисс интересов государства, добытчиков и инвесторов. А когда кто-то начинает тянуть одеяло на себя, дисбаланс быстро проявляется, дело начинает идти со скрипом и останавливается. Мы все вместе — и чиновники, и нефтяники — вынуждены будем вносить коррективы в действующее сегодня законодательство. Потому что только за счет новых месторождений мы можем существенно увеличить эффективность работы.
— В вашем округе бурно развиваются высшая школа и сеть научных учреждений, только в нынешнем году открыты Государственный университет, НИИ информационных технологий... Есть даже суперкомпьютерный центр. Сдается, что Ханты-Мансийск скоро станет наукоградом...
— Вы забыли еще про Центр управления ресурсами, огромное научно-производственное учреждение, которое занимается всеми проблемами природопользования. Для чего? Для того чтобы осмысленно вести разведку специальными методами, чтобы предоставлять недра на конкурсы и аукционы тоже осмысленно.
Конечно, расходы на науку удорожают нефтедобычу. Но это только на первый взгляд. Ведь чтобы построить скважину, тоже деньги нужны, это два-три миллиона долларов. А если не нашли нефть? Деньги пропали. А если точно знать, где бурить, деньги окупятся точно. Чтобы не ошибаться, нужны современные методы исследования.
Но университеты создаются у нас не только для этого. Раньше наши дети думали, где они будут учиться дальше. Чтобы выбрать дорогу в жизни, подразумевалось, что они должны обязательно уехать в Москву, в Питер... И даже собираясь вернуться, они очень часто не возвращались, оседали по стране. Приходилось, образно говоря, свой интеллект расходовать не лучшим образом.
Сегодня в жизнь вступают внуки тех людей, которые в свое время начинали осваивать Югру. Это дети, без преувеличения скажу, настоящих пассионариев, но вопреки распространенному убеждению на них природа не отдыхает, потому что они дети представителей всех народов и народностей, которые стекались сюда со всей страны. Сто двадцать четыре национальности! Это первое. Второе — это то, что у нас сегодня живут люди наиболее подвижные, активные, которые набрались смелости, нахальства, если угодно, романтизма и приехали за тридевять земель, смогли здесь освоиться и выжить. Но сегодня они живут совсем в других условиях. У них есть выбор, не надо думать, куда ехать. Они могут выбирать из нескольких вузов уже на территории нашего округа.
Но я не хотел бы рисовать идеалистическую картину. Жесткие проблемы — жилищная, коммунальная — достаточно остры, а по отдельным направлениям, может быть, более остры, чем в других регионах. Но давайте представим на секунду. Жили, допустим, десять лет назад в городе 150 тысяч человек, а сейчас — полтора миллиона. Ведь это не только жилье нужно обеспечить, но и медицину, торговлю, культурные учреждения. Еще недавно у нас ни одного кинотеатра даже не было. Так что проблем у нас еще на энное количество лет вполне хватит.
— А вот, кстати, вопрос, который нельзя не задать губернатору автономного округа. Не секрет, что промышленное освоение ханты-мансийских земель принесло аборигенам немало проблем. Жили тысячи лет, и вот пожалуйста — буровые вышки, города... Как у вас с балансом интересов аборигенов и нефтяников?
— Совершенно ясно, что аборигенов можно сохранить, только сохранив традиционные условия хозяйствования. До этого советская власть решала за них все вопросы. Была теория оседлости. Мол, что это такое, атомный век, а они в чумах живут. Ведь и отлавливать пытались, привозили в поселения и говорили: вот, будешь жить в этом доме, за коровами ухаживать. На деле же получалось, что росли очереди в магазинах, и больше ничего.
Роль Господа Бога, конечно, никто в округе на себя не берет сегодня. Национальные интеллигенты говорили: вы нам не мешайте жить, веками жили и, слава богу, обходились. Мы тут в чумах, в тайге, на речке обойдемся. С чем-то можно было бы и согласиться, но только — а как дальше-то? Век-то действительно космический. Поэтому, конечно, нужно по мере возможности сохранить аборигенам традиционные условия для занятий оленеводством и рыболовством... Надо вооружить их новыми знаниями и новыми технологиями. Для того чтобы это стало возможным, мы взяли и ограничили промышленное освоение некоторых территорий округа. Долгое время выбирали наименее поврежденные места и назвали их зоной приоритетного природопользования. Там коренное население сегодня образовало уже более пятисот семейных или родовых угодий, где они ведут традиционный образ жизни.
Получился интересный парадокс: процесс их цивилизации невозможен без роста их национального самосознания. Они сами должны понять, что их будущее в экономическом развитии. Все это очень скрупулезная, прямо-таки ювелирная работа. Осуществляться она должна, безусловно, с помощью национальной интеллигенции. А с нашей стороны, чиновничьей, все-таки нужен пока патернализм — поддержать, помочь. Я не хочу ставить точку, у нас очень много проблем, и они прежде всего связаны с тем, что мы так и не знаем до конца, как все-таки выстроить традиционную экономику. Правовая система тут совершенно не отлажена. Вот, например, что для российского крестьянина является главной затеей в труде? Пашня, земля. Крестьянин имеет право иметь ее в собственности. А для аборигена его пашня — кусок реки, тайги, и по нашим законам он не имеет права ее получить. И не только в собственность, но даже в бесплатную аренду. Значит, на государственном уровне надо продумывать, чтобы появилась такая «северная пашня», адекватная участку земли у российского крестьянина. А если всех, как некоторые предлагают, поместить за загородку и просто давать деньги, хлеб и колбасу... это тупиковый путь.
— Кто-то прочитает и решит, что у вас прямо рай земной. Тем более что в некоторых местах бывшего СССР проживать сегодня и голодно, и небезопасно. А у вас хоть и холодно, зато при деле и при деньгах. Но способен ли округ и дальше принимать новое население?
— Не торопясь — я бы сказал так. Сегодня округ прирастает каждый год на 15 — 20 тысяч человек. При этом у нас от полутора до двух процентов уровень безработицы. Поэтому я не говорю: знаете, приезжайте все к нам. Мы с удовольствием принимаем людей активных, готовых работать в Ханты-Мансийском автономном округе, потому что работы у нас просто не счесть, есть просто нетронутые отрасли. Мы берем лишь доли процента от дикоросов, 10 — 12% от лесного потенциала, причем материалы у нас высокочистые. И людей нужно столько, сколько нужно для развития всех сфер экономики, а не только отраслей ТЭК.
— Александр Васильевич, если представить себе развитие округа как некую кривую, то в какой точке вы?
— На взлете, конечно. Мы добыли углеводородов с начала освоения нефтяных залежей округа более 7,5 млрд. тонн. Это колоссальная цифра, но ведь мы можем добыть двадцать. Это подтверждено реальными запасами. А вообще сорок с лишним — это наши так называемые запасы-прогнозы. И при этом мы не просто выкачиваем недра края, мы стремимся к комплексному развитию его экономики, мы ориентированы в конечном счете на человека, живущего в округе.
Вот когда говорят «ориентировано на человека», тогда надо открыть бюджет и показать: да, вот это на танки, вот это на что-то еще, а вот это на человека — на здравоохранение, образование, культуру, социальную политику. Сегодня 55% нашего бюджета расходуется именно на эти статьи. Для этого и нужны сверхчистые материалы и информационные технологии, новые университеты, города.
— Значит, подобываем еще «черного золота», Александр Васильевич?
— Подобываем, конечно.
Майя КУЛИКОВА
На фотографиях:
- ЧЕМПИОНАТ МИРА ПО БИАТЛОНУ СРЕДИ ЮНИОРОВ, Г. ХАНТЫ-МАНСИЙСК, 20 — 26 МАРТА 2001 Г.
- 12 АВГУСТА 2001 Г. С ПАТРИАРХОМ
- С ВНУКАМИ
- ФУТБОЛЬНЫЙ МАТЧ МЕЖДУ АДМИНИСТРАЦИЕЙ Г. БЕЛОЯРСКОГО И ПРАВИТЕЛЬСТВОМ ОКРУГА, МАРТ 2002 Г.
- ВИЗИТ ПУТИНА В Г. СУРГУТ
- В материале использованы фотографии: Александра ДЖУСА, Станислава БАЕВА, пресс-служба Губернатора Ханты-Мансийского АО