ВЫБОР СНЕЖНОГО ЧЕЛОВЕКА

Перед президентскими выборами наш корреспондент побывал в уникальном уголке Родины, где политикой не интересуются...

ВЫБОР СНЕЖНОГО ЧЕЛОВЕКА

Ненецкий олень сам знает, куда человеку нужно

Жизнь тундровых ненцев полностью зависит от власти духов и от оленей. Федеральная же власть обозначена здесь триколором на здании поселковой администрации в далеком Самбурге и вертолетами, распугавшими быков и важенок за неделю до выборов (в такие места ЦИК прилетает заблаговременно). Голосуют оленеводы, как правило, сообща и за того, кто и является президентом, чтоб ничего не менялось в жизни и все было как было и в предыдущие четыре года, прошедшие с тех пор, как металлическая птица с механическими крыльями прилетала к их чумам в последний раз, и еще раньше.
— Мы президента любим, но зачем он нам? — проголосовав, риторически спрашивал меня глава семейства, в чуме которого я жила. — Зарплаты президент дает? Не президент... Никто не дает, сами на жизнь ищем...
Президент — что-то вроде «русского Бога», который «самый сильный», но на которого не следует полагаться в обычных мелочах. Для этого есть директор совхоза: как бытовой дух-помощник, тот может быть злым, ленивым или добрым, к нему и все вопросы. Единственное, что нужно ненцу от президента, — это чтоб он не забирал оленьи пастбища. Но пастбища сокращаются с каждым годом: нефть для государства гораздо интереснее, чем олени. Ненцы не настолько наивны, чтобы не понимать — от их выбора угрожающая ситуация в тундре не изменится, а конец оленеводству и, как следствие, окончание их традиционной жизни — вопрос времени. Еще немного — и странных людей, для которых как бы не существует президента России, в нашей стране совсем не будет.
Алла — дочь шамана Между тем тундра — это такое место, где время знать совсем необязательно. Сколько бы ни было по часам, в чуме почти всегда «время пить чай», сменяющееся временем «пора обедать» или «пора ложиться спать». Еще есть «время ехать в стадо», но это такой веселый отдых от чая, что малица сама налезает на человека, а ноги выносят его под звенящее от мороза солнце. Понятие времени может понадобиться здесь только затем, чтобы определить расстояние. На вопрос, сколько километров от Самбурга до ближайшего стойбища, вам ответят: «Три часа на оленях, если погода».
...В тундре Ямало-Ненецкого автономного округа, далеко за полярным кругом, я качала подвешенную к шесту люльку четырехмесячной Майны Сягой, ела строганину из щокура и слушала бесконечные рассказы про духов-помощников, которых надо задабривать подарками, но можно и поколотить, если плохо помогают. Я наездилась на оленях так, что их мохнатые зады еще долго мелькали у меня перед глазами.
«Водитель» Дима Когда нужно было ехать по снегу с легкими признаками тропы — за пару часов здесь заметает любой след, — я задавала «водителю» Диме дурацкий вопрос: откуда он знает, куда рулить оленями? И Дима спокойно отвечал: «Олени знают».
Едем в стадо, пасущееся за 7 километров от стойбища. Нарты скользят бесшумно, ритмично фыркают бегущие галопом олени, Дима почти не использует хорей, лишь время от времени погоняя упряжку каким-то кошачьим звуком: «Кшш-кшш-кшш». «Ты зря не надела малицу», — говорит Дима. Через три часа от мороза у меня сядут аккумуляторы в видеокамере. Я успею снять только два броска тынзяном: Дима отлавливал свежих быков на замену уставшим. Часом раньше выдохнется батарея в фотоаппарате. Зарядить все это хозяйство в стойбище будет невозможно, ведь единственный источник энергии в чуме — это дрова для печки-буржуйки. Буржуйка, кстати, является и единственным признаком какой-никакой цивилизации: все остальное имущество оленеводов, включая чум, практически не изменилось с эпохи первобытно-общинного строя.
Кроме гостей — меня и Аллы Айваседо, взявшейся проводить меня из Самбурга в стойбище (а заодно навестить в тундре свою племянницу), — в нашем чуме постоянно обитали шесть человек: старики-родители, их дочь Людмила с мужем Вадимом и двое их детей — пятилетний Витька и грудная девочка, родившаяся осенью прямо тут, в жилище из оленьих шкур. Прибавьте еще четырех собак-пенсионерок, доживающих свой век в тепле в награду за прежние заслуги, кота-альбиноса весом килограммов в семь и поверьте, что в чуме не бывает тесно. Собаки знают свое место у входного полога, а по окружности чума можно разместить сколько угодно народу, главное — чтоб только лежа. Ходить по чуму нет необходимости, в радиусе двух с половиной метров достаточно привстать и протянуть руку, чтобы взять со стола стакан, а с буржуйки — чайник с кипятком.
В тундре есть три главных «нельзя». Главное — женщине нельзя переступать через хорей: он станет «тяжелым». Еще нельзя обходить чум сзади, но с этим проще: почти к каждому чуму с внешней стороны табуированного священного места «припаркованы» запасные нарты. Третье «нельзя» сугубо рациональное: при отсутствии туалета как такового и при идеальной круговой видимости не следует задирать полы малицы.

 

Накануне моего приезда в стойбище поступили новые печки-буржуйки, их раздали даром — совхоз напомнил о своем существовании. О существовании же федеральной власти не напоминало уже ничего: батарейки для радиоприемников быстро садятся, а стоят слишком дорого...



Таймыр. Выборы приехали!


Лариса БЕЛОИВАН,
Ямало-Ненецкий АО

 

Словарь оленеводов:
Хорей — деревянный двухметровый кнут для управления ездовыми оленями.
Тынзян — лассо.
Малица — верхняя зимняя мужская одежда из оленьих шкур, сшитых мехом внутрь.
Нарты — легкие деревянные сани, впрягаемые в оленью упряжку.
Бык — самец оленя.
Важенка — самка оленя.



В материале использованы фотографии: Ларисы БЕЛОИВАН, Дениса КОЖЕВНИКОВА/ФОТО ИТАР-ТАСС
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...