"Пал Палыч все может"

       Они ищут у нас, а почему бы и нам не поискать у них? Подумали так однажды в Управлении делами президента (УДП) и решили заняться обоснованием российских прав на те объекты недвижимости, которые когда-то принадлежали Российской империи и Советскому Союзу. О том, чего удалось добиться, нашему корреспонденту ЮРИЮ КАЛАШНОВУ рассказал начальник управления внешних экономических связей УДП СЕРГЕЙ ЧЕМЕЗОВ.

— Почему российской недвижимостью за границей заинтересовалось Управление делами президента?
       — Начнем от печки. В 1996 году большинство российских торгпредств, подчинявшихся МВЭС, были преобразованы в аппараты торговых советников при посольствах России. При этом было решено, что здания торгпредств будут переданы УДП, которое и должно обеспечить их эффективное использование.
       — Но почему именно УДП?
       — Так решил президент. Он прекрасно понимал, какая сложная поставлена задача. Наверное, сказал что-то вроде: "Пал Палыч все может. Вот ему и отдать". И Пал Палыч смог. В 1996 году доход, полученный МВЭС от использования зарубежной недвижимости, составил $6,942 млн. После передачи этой собственности Управлению делами доходы возросли: в 1997 году они составили $7,921 млн, в 1998-м — $8,243 млн, в 1999-м ожидается получение $8,6 млн. Это даже с учетом того, что несколько торгпредств было передано Министерству иностранных дел. И еще: УДП управляет только 30% российской недвижимости за рубежом; все остальные российские владельцы зарубежных объектов — это прежде всего МИД, Российское информационное агентство, Российский зарубежный центр (бывшее Общество дружбы) — получают в общей сложности порядка $4,5 млн в год.
       — Как используются заработанные средства?
       — Когда нам передали объекты, выяснилось, что большинство их построено 20-30 лет назад, а то и раньше. Почти все они требовали капитального ремонта, а в некоторых случаях — работ аварийного характера. Проблема усугубляется еще и тем, что несоблюдение технических требований, предъявляемых к зданиям и коммуникациям, может привести к подаче местными властями исков в суд. В результате разбирательства возможно лишение владельца прав собственности на недвижимость, которую он не может должным образом содержать. На поддержание наших зданий в исправном состоянии (а также на развитие, оплату коммунальных услуг и проч.) УДП необходимо $22 млн. Как видите, заработанных денег на все это не хватает. Не хватает даже с учетом бюджетных ассигнований: в 1997 году на содержание и ремонтные работы из бюджета было выделено $4,013 млн, в 1998-м — $5,84 млн. Ясно, что и этого мало. Поэтому и стоит задача повысить эффективность использования нашей зарубежной недвижимости. То есть сделать так, чтобы наша собственность не просто самоокупалась, а приносила бюджету страны доход.
       — И как это сделать?
       — Во-первых, необходимо провести инвентаризацию всей федеральной недвижимости за рубежом, определить потребности наших загранучреждений, разделить объекты на функциональные и коммерческие. Во-вторых, нужно провести юридическую экспертизу тех "излишков", которые планируется использовать в коммерческих целях. Зачем это нужно, я скажу чуть позже. А пока отмечу, что уже инвентаризация оказалась довольно трудоемким процессом и растянулась на несколько месяцев.
       — И в результате выяснилось, что...
       — ...что в настоящее время УДП управляет более чем 700 объектами, расположенными в 70 странах мира. Их общая площадь — 553 тыс. м2. Из них: 258 тыс. м2 — жилые помещения, а 295 тыс. м2 — нежилые. Расположены объекты на земельных участках общей площадью 849 тыс. м2. А рыночная стоимость указанного имущества — около $630 млн.
       — То есть инвентаризация завершена и можно начинать выделять здания для коммерческого использования?
       — Не так быстро. С одной стороны, в соответствии с Венской конвенцией мы не можем сдавать в аренду объекты, имеющие дипломатический статус,— они считаются территорией государства-владельца, обладают дипнеприкосновенностью, не подчиняются правовому регулированию стран, на территории которых находятся. С другой стороны, если вывести некоторые здания из-под дипстатуса, мы их можем просто потерять. Дело в том, что права на многие объекты до сих пор не переоформлены на Россию, и в зарубежных земельных кадастрах они проходят как собственность СССР. Но пока они имеют дипстатус, их никто не тронет. Вот, например, в Германии нам принадлежит здание, которым когда-то владело семейство Бляйхредеров (основатель этой династии был, кстати, личным банкиром Бисмарка). Когда в фашистской Германии начались гонения на евреев, Гитлер национализировал особняк. А в 50-х годах здание было передано СССР в качестве контрибуции за военный ущерб. Не так давно в Германии началась кампания по возвращению собственности репрессированным евреям. Наследники Бляйхредера предъявили права на конфискованное здание и подали соответствующее прошение в комиссию по разрешению земельных споров. А поскольку Германия — одна из тех стран, которая не признает Россию в качестве правопреемника СССР по недвижимости, на слушания нас не приглашают. Наш адвокат лишь фиксирует, что происходит на заседаниях комиссии. И если комиссия вынесет положительное для Бляйхредеров решение, дело будет передано в суд, и нас могут лишить этого объекта. Так уже один раз было. Есть под Берлином местечко Шторково. Там располагались дачи нашего бывшего торгпредства. А земельный участок, на котором они стояли, когда-то принадлежал еврейской семье. По суду он был им передан. А они уже попросили Россию убрать постройки или продать их за гроши, что мы и вынуждены были сделать.
       — И тогда вы решили дать адекватный ответ?
       — Что-то в этом роде. Мы решили заняться поиском и обоснованием российских прав на те объекты, которые когда-то принадлежали Российской империи и СССР. Из государственных организаций в настоящее время этим не занимается никто. Поэтому совсем недавно мы предложили Межведомственной комиссии по зарубежной собственности поручить такую работу УДП. Перед этим к нам приезжали представители одной германской адвокатской конторы. Они готовы за свой счет работать в германских архивах, в земельных кадастрах. Многие здания, о которых мы ничего не знаем, они уже отыскали. Но далее речь заходит о компенсации затрат. Предложение немцев были таким: они находят объект, обосновывают российские права на него, мы объект продаем и возвращаем вложенные ими деньги. Я был против. Сошлись на том, что после завершения поисковой и юридической работы УДП создает с этой адвокатской конторой совместное предприятие по использованию найденного объекта. Вместе ищем инвестора, ремонтируем здание, сдаем в аренду. Часть дохода получают инвесторы, часть — немцы, часть — мы. Но и здесь есть один тонкий момент. Для реализации этой схемы нужны четкие нормативные документы, которые определяли бы, в каких случаях УДП имеет право вносить найденные объекты в уставный капитал нового акционерного общества, а в каких — нет. Мы направили соответствующие предложения на рассмотрение Межведомственной комиссии и попросили дать резолюцию, чтобы в результате вышло правительственное постановление. Резолюция появилась, но она предусматривает, что после того как мы найдем объект, он передается нам в оперативное управление и любое отчуждение (в том числе внесение в уставный капитал СП) проводятся только с согласия комиссии. Нас это не устраивает.
       — Почему?
       — Что значит здание передано в оперативное управление? Это значит, что УДП не может совершать действия, ведущие к отчуждению имущества — к его продаже, приватизации и т. п. По сути, мы можем лишь сдавать его в аренду. Для иллюстрации приведу такой пример. В Ирландии расширяли дорогу, которая проходила мимо одного из наших торгпредств. По плану дорога должна была пройти через участок земли, принадлежащий России. Это крохотный клочок, ничего не решающий и ничего особенного собой не представляющий. Так вот, ирландцы предложили нам, УДП, продать его по цене, в три раза превышающей рыночную стоимость. Мы бы и рады, да не можем. Такое решение может принять только правительство, выпустив соответствующее постановление или распоряжение. Потребовалось более полугода, чтобы оно было принято — буквально в последний момент перед тем, как ирландцы чуть было не отторгли этот участок через суд.
       — А что с дорогой?
       — Дорога-то построена. Но наш клочок долго мешал завершению строительства. Вся проблема в том, что в вопросе использования зарубежной собственности фокусируются интересы многих федеральных органов исполнительной власти. Принимая решения по тому или иному вопросу, связанному с ее использованием, необходимо учитывать мнения всех заинтересованных сторон, отбрасывать надуманные, узковедомственные аргументы и в итоге находить разумный компромисс. Именно для этой работы и создавалась упомянутая Межведомственная комиссия. К настоящему моменту прошло несколько ее заседаний. Я сам являюсь членом комиссии и постоянно присутствую на заседаниях. Но пока эффективной, а главное, оперативной схемы принятия решений не выработано.
       — И поэтому ничего не происходит?
       — Отчасти да. Про Ирландию я уже рассказал. А вот еще пример. Есть у нас бывшее торгбюро (филиал торгпредства) в Александрии. Роскошная вилла в центре города, но требующая капитального ремонта. А денег нет. Да и не нужны нам такие большие площади в центре города. Когда у нас был внушительный торговый оборот с Египтом, там работал большой аппарат. Но теперь всего этого нет. И здание пустует. Египтяне предложили нам в обмен на него новую виллу на берегу моря. Нас это полностью устраивает, но ответ мы дать не можем, и египтяне ждут уже почти год. Впрочем, винить одну только комиссию нельзя — она делает все что может. Но ее резолюции носят характер рекомендаций. Окончательное же решение принимает исключительно правительство. Иными словами, пока комиссия не может оперативно проводить свои решения. А в результате мы не можем оперативно решать вопросы, связанные и с управлением уже существующими зарубежными объектами, и с поиском новых.
       
------------------------------------------------------
       
Где деньги лежат
       
В Германии, в Японии, на Ближнем Востоке
       Взоры Управления делами президента обращены прежде всего на Германию. И это понятно. По подсчетам Международного экспертного совета по российским материальным и культурным ценностям за рубежом, бывшая советская собственность в этой стране — земли, виллы, банковские вклады — оценивается в $70 млрд. Это только то, что возникло после 1945 года на основе оккупационного права. А есть еще и дореволюционная собственность. Однако, помимо германского, существуют и другие перспективные направления поиска. Например, японское.
       Накануне первой мировой войны Госбанк России владел крупнейшим в мире золотым запасом — примерно 1350 тонн (для сравнения: у Банка Англии было 600 тонн, у Банка Франции — 1200 тонн, у Бундесбанка — 750 тонн). В годы войны часть золота была вывезена в другие страны в качестве залога для получения кредитов на закупку оружия и обмундирования для армии. Одной из таких стран была Япония. Россия внесла залог, но кредиты так и не востребовала. Золото осталось в Японии. Интересна история появления в Японии так называемого золота Розанова (см. "Коммерсантъ-Деньги" #22 за 1998 год). В ночь на 30 января 1920 года два японских офицера и русский генерал Сергей Розанов похитили из Владивостокского отделения Госбанка примерно 42,7 тонн золота. Оно осело в японском Иокогамском валютном банке, который в 1945 году влился в Банк Токио — ныне один из крупнейших банков мира, чьи активы соизмеримы с бюджетом России. По самым скромным оценкам, российское золото, осевшее в Японии, стоит сегодня около $2 млрд. Причем без учета набежавших за 80 лет процентов. И это лишь то, что документально подтверждено.
       Еще одно перспективное направление — Ближний Восток (Израиль, Ливан, Иордания, Сирия и Египет). В 1923 году Леонид Красин, полпред Советской России в Великобритании, попросил сыскное агентство "Пинкертон" оценить бывшее царское имущество на Ближнем Востоке. Оценка сыщиков — около $100 млрд. Это почти 100 объектов, расположенных на земельных участках общей площадью 270 га (самый полный их список приведен в газете "Коммерсантъ" от 20 ноября 1998 года). Причем два объекта — собор Святой Троицы и здание Русской духовной миссии, расположенные на Русском пятачке Иерусалима, в 1996 году России вернуть удалось. Сами израильтяне оценили собор, здание миссии и землю, на которой они расположены, в $50 млн. Значит, осталось вернуть 99 млрд 950 млн долларов.
       ЮРИЙ КАЛАШНОВ
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...