На прошлой неделе ушел из жизни Егор Яковлев.
Все, кто сегодня овладевает профессией журналиста, так или иначе - его ученики
Егор Яковлев был великим журналистом.
В этом сообществе не принято так называть кого бы то ни было. Самая высокая похвала - профессионал. Вот поэты, композиторы и другие вольные дети муз бывают великими и гениальными, а мы, дескать, занимаемся своим ремеслом. Такое дело - трезвое, прагматическое, с неизбежным налетом цинизма…
А Егор был гением, и, уверен, никто из понимающих в нашем занятии с этим не станет спорить. Он был хорошим спецкором, редактором, ответственным секретарем, но главным редактором, «главным», как принято коротко говорить в редакциях, он был великим.
«Журналист», в глухие 60-е превращенный им из ничего не значившего отраслевого издания в центр вольномыслия, сделал ему репутацию. «Московские новости» до него существовали в качестве пропагандистского листка для иностранцев. При нем, на излете советской власти, они стали первым в стране свободным средством массовой информации, оказавшись вершиной не только его профессиональной биографии - «МН» того времени поднялись пиком над газетным миром вообще и прорвались в журналистику уже несоветскую, свободную, живущую по другим законам.
Как ему это удалось? Для этого недостаточно было комсомольско-партийного опыта, помогавшего обходить запреты и протискиваться в щели идеологического контроля. Прежде всего надо было представлять себе, чего ты хочешь добиться, борясь с цензурой, какой должна быть свободная газета. Невозможно понять, откуда ему это было известно, образцов в СССР не было. Только сверхъестественная интуиция руководила им, когда он принимал решение об очередной сенсационной публикации, когда пробивал ее наверху, когда бросал трубку вертушки, намеренно идя на конфликт с начальством, чувствуя, что теперь это должно сработать… Только интуиция руководила им, когда он руководил нами, предъявляя требования, которые до этого никогда не предъявлялись к нашей работе, создавая эти требования на ходу. Сейчас это трудно представить, но многие из нас, к тому времени вполне опытные газетчики, от него впервые услышали слово «объективность». Он бросал семена в невозделанную почву, но из них выросла вся новая российская журналистика.
Откуда он знал то, что знал? А откуда вообще гении знают то, что было неизвестно никому до них?
Он был нелегким человеком. Его темперамент проявлялся вспышками гнева, о которых ходили журналистские легенды, и репортеры «МН» с гордостью рассказывали, чем именно Егор запустил в стену по ходу разбора материала. А наутро в коридоре он встречал этого самого, еле увернувшегося, и как ни в чем не бывало обнимал за талию, спрашивал о жизни, вел в кабинет на полчаса трепа ни о чем, как с равным…
За что его любили? Преклонялись перед высочайшим профессионализмом, но любили прежде всего за неистовость, за то, что он сделал ремесло высоким служением. Других буквально терзал, добиваясь задуманного результата, сам же терзался куда больше. Вел нас и сам шел до упора - потому что знал, куда идти.
Он оказался одним из главных действующих лиц великой эпохи надежд, осуществившихся и рухнувших, эпохи большой мечты и горького разочарования. Журналист-это соглядатай истории, свидетель событий, хроникер. А Егор Яковлев и сам стал участником, активным персонажем исторического процесса, и профессию поднял с уровня идеологической прислуги на уровень политической силы.
…У него была странная улыбка, будто преодолевавшая какую-то преграду, прорывавшаяся наружу из наглухо запертого внутреннего пространства. Возможно, поэтому она и действовала неотразимо…
Памятник себе он создал при жизни, вся наша нынешняя журналистика и есть памятник ему. Сами того не зная, у него учатся даже совсем молодые-просто по мере того, как овладевают профессией.