Когда я сейчас иду по Палашовскому переулку мимо 122-й московской школы, где я учился в шестидесятые годы, мне вспоминаются скорее не учителя, не законопослушные тихони-одноклассники, а хулиганы нашей школы, личности яркие, страшные и выразительные. Они меня тогда ужасно волновали. Мне, конечно, не нравилось, что они отнимали у малышей мелочь, но я восхищался тем, как они дрались, как ничего не боялись, как на переменах во дворе гоняли в футбол и как курили в туалете. Я гордился тем, что у меня с ними нормальные отношения. Они действительно редко меня били. Я бы и сам с удовольствием стал хулиганом, но родители сбили меня с толку: отправляли после уроков играть на «Динамо» в теннис или учить английский язык. Что с нашими хулиганами стало дальше, не знаю — я их потом не встречал.
Однако гораздо позже я стал замечать, что моя детская страсть к хулиганам присуща не только мне. У нас в стране до сих пор сохраняются архаические традиции уважения к силе кулака. Неподчинение общепринятым законам вызывает у нас скорее радостный интерес, чем осуждение. Такое впечатление, что русской жизни хочется состоять не столько из правил, сколько из их нарушений. Это встречается на каждом шагу: достаточно посмотреть, как у нас водят машины. Одни нарушают правила, потому что у них на это есть право; другие — потому что им на все наплевать. По-моему, заплутав в истории после окончания социализма, мы простодушно впали в феодализм.
Жизнь государства и жизнь народа у нас вроде бы редко пронизаны общими принципами, однако есть исключение: наше государство с завидным постоянством стремится иметь специальные отношения с нарушителями международного порядка. Я раньше был склонен считать это коммунистическим вызовом Западу. В Советском Союзе обожали все те диктаторские режимы, хунты, африканские монархии, которые не нравились Америке и ее союзникам. Какие только головорезы не приезжали тогда в Москву! Но вот СССР исчез, а эта тенденция опять набирает силу.
Должно быть, Россия стремится вернуться к двуполярному миру, который существовал во времена холодной войны, с тем, чтобы вновь стать сверхдержавой, которую и уважают, и боятся. Но это, мягко говоря, нереально. Мир и без нас стал двуполярным, только вместо Запада и Востока возникли новые полюса Севера и Юга. Как показала, в частности, «карикатурная» война, уже достигнуто такое напряжение, что, кажется, его хватит на годы вперед. Кроме того, Россия столь болезненно ищет выход из своего переходного периода, что претендовать на мировое значение ей сейчас не по силам. Однако именно этим она и решила заняться. Вместо того чтобы оставить в прошлом очевидные язвы СССР, вроде Пакта Молотова — Риббентропа, сталинских голодоморов и гулагов, Россия задалась целью защищать то, что защищать не нужно и невозможно. Что же касается сегодняшних международных партнеров России, то здесь многое отдано на откуп почти что детским обидам и разборкам, которые только отвлекают от решения вопросов. Враги и союзники зашифрованы, как в игре в кошки-мышки. Если Америка — враг, то как тогда вместе бороться с терроризмом? Если ЕС — друг, то зачем обижаться на Украину, раз она туда хочет и имеет право хотеть? Нас опять потянуло общаться если не с хулиганами, то по крайней мере с теми, кто выступает против общечеловеческих ценностей, которые теоретически никто у нас пока не отменил. Лукашенко, идущий, как на олимпийский рекорд, на пожизненное президентство, Иран, сомневающийся в холокосте, ХАМАС, не признающий Израиль даже в том случае, если он сделает вид, что признает его, среднеазиатские царьки и северокорейский коммунизм — зачем из этой разношерстной компании делать именины сердца?
Сердцу, конечно, не прикажешь. Сердце у нас одно. Оно выбирает друзей по своему велению. В результате мы оказываемся между серпом и молотом. Допустим, что в глубине души мы имеем свои сокровенные вопросы к Западу. Вопросы философского свойства о смысле жизни и об обществе потребления. Реальная американская политика вызывает помимо сугубо философских споров и целый ряд практических нареканий. Но исконная русская пассионарность, готовая бунтовать против скуки политической корректности Запада и его двойных стандартов по отношению к нашей стране, должна понять, что промежуточное положение России приведет нас не к роли высокого посредника в споре цивилизаций, а к изоляции с обеих сторон. Нашу культурную самобытность, которая вбирает в себя все четыре стороны света, не задушишь, не убьешь. Об этом можно не волноваться. Но в политике свой расчет. Даже при всей своей детской любви к хулиганам я не спешил приглашать их к себе домой. Их и так хватает на улице.
