То, что не убивает нас, делает нас сильнее. Казалось, что поэзия в России навсегда останется делом аутсайдеров. И вдруг интерес к поэзии снова вырос: пока только в обеих столицах — но зато они переполны поэтическими фестивалями и турнирами. Мало того — поэзия стала видом шоу-бизнеса. У нее появились Лица. Российские поэты XXI века не просто популярны — они еще и породили армию последователей и подражателей. Возникает вопрос: их стихи лучше других или же популярность — результат качественного самопродюсирования, правильно созданного имиджа? «Огонек» попытался представить пять распространенных стереотипов поэтического поведения — в лице наиболее популярных сегодня современных русских поэтов, пожинающих плоды своей скандальной известности.
ЭРОТИЧЕСКАЯ ПОЭТЕССА:
ВЕРА ПАВЛОВА
«Во мне погибла героиня,
Во мне погибла балерина,
Во мне погибла негритянка,
Во мне погибла лесбиянка.
Как много их во мне погибло!
И только Пригов жив-здоров».
В Веру Павлову долго не могли поверить. Но хотели. Очень хотели.
Она появилась внезапно — и методично принялась сводить с ума, раскрывая то, что принято называть женской сущностью, с откровенностью схемы в учебнике анатомии.
С 1994 года, после выхода немаленькой подборки стихов на развороте газеты «Сегодня», о Павловой говорят и не умолкают. Поначалу ее считали мистификацией, дескать, за нее стихи мужчины пишут. Но она оказалась живой женщиной из плоти и крови. Хотелось, чтобы еще и красавицей. Или страшилищем. Но к моменту появления Павловой на широкой публике ее внешность уже не имела значения. Поклонники представляли себе свою Веру Павлову, которую ждали, потому что надоело уже делить так называемую женскую поэзию на Цветаеву и Ахматову. Потому что хотелось свежатинки.
Павлова пишет о любви, о Любви и о ЛЮБВИ. Называет части тел и процесс замыкания этих частей тел своими именами. «Такой оргазм! Аж слезы брызнули…» «И слово «х...» на стенке лифта /Перечитала восемь раз».
Одни считают Павлову недоразумением, другие — ангелом, третьи — исчадием ада. Как в балладе Belle, в зубах в свое время навязшей. И Павлова — эдакая Эсмеральда от поэзии. Один готов жизнь отдать за то, чтоб по голове погладить, другой винит ее во всех смертных грехах и в собственном падении тоже. Третий просто вожделеет. Красавица, кикимора... Какая уже разница — сексуальная! За ночь — хоть душу дьяволу. Хоть иди и покупай книжку.
Все живое, плотское. Кожа, волоски, пятки, подмышки. «Ах, милый мой, это не вкусно! / Не надо, не надо, не… на…»
Приемы несложные: «Жилплощадь — площадь жил», «Лягу рядом прилагательным, / Подлежащим лягу под…», «Творенье должно быть натянуто как перчатка, / Но при этом в нем не должно быть никаких натяжек…»
Но анализировать непосредственно тексты Павловой уже невозможно и неинтересно. Она стала явлением, событием. Персонажем. Заработала поэзией 25 тысяч у е., став лауреатом Большой премии Аполлона Григорьева. Стремительно меняет мужей и вообще разбивает сердца. Оказалась одним из немногих поэтов, заметьте, не прозаиков, чьи книги оказываются коммерческими проектами. И дорого стоят. Раньше-то казалось, что нынешний читатель падок только на поржать, то есть готов купить книгу стихов Вишневского, Иртеньева. Ну в крайнем случае циничного и похабного романтика Евгения Лесина, и то, если его, читателя, в эту книгу носом ткнуть.
Ан нет! Оказывается, любовь еще может творить чудеса и продаваться за деньги.
А Вера Павлова — один из копирайтеров Великого Рекламного Агентства, специализирующегося на сбыте «любви» народу.
И ничего, глядите-ка, покупают.
ПОЭТ-ЮРОД:
ШИШ БРЯНСКИЙ
«Дорогая, сядем рядом
И отравимся б…ь ядом!»
Сказать, что первый лауреат премии «Дебют» в поэтической номинации Шиш Брянский хулиган — считай, ничего не сказать. Он не просто хулиган. Он вызывает у неподготовленного читателя культурный шок. Как не стыдно, восклицает читатель, ТАК ругаться!
Потому что Кирилл Решетников, он же Шиш, — интеллигентный мальчик, кандидат филологических наук. Да и внешне Шиш на хулигана ой не похож, ой, халтура. Или пусть снимет очки, или пусть перестанет ругаться матерными словами.
Дамы с крупными бусами и высшим образованием демонстративно покидают зал Политехнического — на вечере «100 минут поэзии» в рамках фестиваля «Территория» Псой Короленко читает Брянского. Читает неподражаемо. Поет. Но слишком отчетливо артикулирует, и от роскошных витиеватых матюгов — «О, не столь же ль говнотворно / Уебошество твое?» — сворачиваются в трубу утонченные уши преподавательниц русского языка, аспирантов Литинститута и прочих «любителей поэзии». Потому что для того, чтобы разобраться в лингвистических наворотах Брянского, надо и его, и еще кое-какие источники читать и перечитывать. А слова на буквы Х, Б и Ж мы и без источников немедленно узнаем и всячески отвергаем.
Конечно, обсценная лексика в текстах Шиша не главный элемент. Но неотъемлемый. Для Брянского нет разницы между словами, он не классифицирует их по степени табуированности. Рифмует он, допустим, сакральное имя Единого Бога со словом на букву Х, а неприязнь у читателя вызывает именно вторая составляющая этой пары. И неча на автора пенять.
Проект Кирилла Решетникова «Шиш Брянский» — удовольствие не для всех, да он и не пытается всем понравиться. Озорничает, юродствует, балуется с орфографией, скоморошит: «… Раскован солнцем зимний плен, / Задули вешние пассаты. / Не хочешь ли, мой друг, поссати / На флорентийский гобелен?»
Шиш Брянский похож на тряпичную куклу на руке Решетникова — кукле все можно. И это, наконец, смешно. Смешно тем, кто не отсеялся на этапе восприятия бяки, слов, за которые в детстве заставляли мыть рот с мылом. Его тексты печатать с купюрами невозможно — смотрите, он покрыт звездами цензуры, как ночное небо в августе.
Стихи Шиша можно найти на сайтах сексуальных меньшинств и прочих первертов и девиантов. Даже речи против запрещения медицинских абортов сопровождаются его речовками: «Положите меня в ясельки, в ясельки, / Чтобы я лежал бы в люлечке, в люлечке / И пускал из носа сопельки, сопельки, / Издая при этом вопельки, вопельки. / … И кормите меня с ложечки, с ложечки. / Но вы этого не можете, не можете. / Ну так что ж вы, б…ь, меня не уничтожите?»
Фразы из стихов Шиша запоминаются после первого же прочтения: «Президент Елдышкин кызел, / Это ясно всем» или же: «Вытер руки ты об я, / Потому что ты свинья» или: «Сёрце Кровъю облевалось». Ходишь и бормочешь про себя. Ну хулиган. Ну издевается. Хочется снять с себя полномочия критиковать Шиша, не думать об оправдательных или обвинительных аргументах. Фигуры такого рода подвластны разве что Высшему Суду. Сам Брянский предполагает оказаться непременно в аду и там дудеть в дуду. «А если Деявол, хозяен всего, / На меня наедет: «Х…во дудишь!» / Снидет Бог и скажет: «Не трогай его — / Это Мой Шиш».
Божий Клоун. Шут при Царе Царей.
Никто его не тронет. Погладят по кудрям и подарят монеткой.
ПОЭТ-ПРОВОКАТОР:
ВСЕВОЛОД ЕМЕЛИН
«Среди заморской сволочи
Почти что не видна
Бутылка русской водочки,
Стоит в углу одна.
Стоит, скрывая силушку,
Являя кроткий нрав.
Вот так и ты, Россиюшка,
Стоишь в пиру держав.
Ославлена, ограблена,
Оставлена врагу.
Душа моя растравлена,
Я больше не могу…»
В ясных глазах поэта Емелина отражается трагическая российская действительность. Тексты его просты для восприятия, их герои знакомы, кажется, что автор вот-вот выйдет с утра пораньше из соседнего подъезда и, терзаемый тяжким похмельем, все же найдет в себе силы протянуть для рукопожатия небольшую крепкую ладонь. Хороший мужик, трудится в церкви разнорабочим, после первой не закусывает.
Персонажи Емелина — в зависимости от актуальности — скинхеды, шахиды, защитники баррикад, гастарбайтеры… Простые ребята с хорошими, искренними лицами.
Лирический герой Емелина всем напиткам предпочитает водку, снисходительно сочувствует покидающим Россию евреям, ищет в Сети порнографические фотографии Юлии Тимошенко, клеймит убийц принцессы Дианы, жалуется на небольшую получку.
Наш парень, хоть и не брезгует ничем. Ни юбилеем Гитлера, ни оранжевой революцией, ни гибелью Литвиненко — все у него переплавляется в короткие эмоциональные, богатые междометиями строфы. Искренность Емелина помогает ему завоевать недоверчивого читателя, а ироничность спасает от подозрений в принадлежности к той или иной политической группе.
Уж будьте уверены, Емелин не фашист, не анархист, не террорист и отнюдь не голодает. Несмотря на постоянные жалобы лирического героя на сквозняки трущоб, подорожание алкоголя и ветреность глупых баб, сам Сева живет неплохо, на водку ему хватает, и жена у него красивая, надежная и мудрая женщина.
Первая книга Емелина «Песни ауйтсайдера» переиздавалась дважды. Емелина читающий народ любит. Нежно так любит, спокойно, ненавязчиво. Не принято среди его почитателей открыто демонстрировать свою любовь — не по-мужски, что ли. Вот автору и приходится постоянно провоцировать читателя на бог весть что. Раскручивать на проявление эмоций. И мелькает имя автора-провокатора в хронике — то премию не дали, то в журнале обещали напечатать и не напечатали, то грозятся посадить, то объявляют голосом народа.
Можно возмущаться, писать автору в ЖЖ агрессивные комментарии — ему только того и надо. Может быть, ему одиноко? Или обидно, что толстые журналы толком не печатают? Что слава пришла после сорока?
Не стоит на него сердиться, братцы! Это же наш русский Швейк, он же несерьезно.
Читайте Емелина, сочувствуйте его героям, скинхеду, полюбившему дочь Сиона, девочке Маше, отправившейся к президенту за лекарством для мамы, защитнику Белого дома, которому жена наставила рога…
Главное — не обижайтесь.
А то он написал от имени лирического героя про журнал «Огонек»: «Национально и соборно / В стране устроим третий Рим. / Закроем видео и порно. / И ваш журнальчик запретим!»
А «Огонек» взял — и не обиделся.
ПОЭТ-НАРЦИСС:
ДМИТРИЙ ВОДЕННИКОВ
«Я разыграл себя — как карту, как спектакль»
Поэт Дмитрий Воденников очень хорош собой. Бывают поэты симпатичные, бывают страшные. Красивых — мало. Хотя, произнося слово «поэт», представляешь нечто среднее между Блоком и Байроном. Чтобы темные кудри, скорбный рот, взгляд такой… незабываемый взгляд. И пожалуйста — Воденников. Лауреат того-сего. Выступает, печатается на качественной бумаге, в популярных издательствах. Позирует перед фотокамерой, то пуговку лишнюю на вороте расстегнет, то стильные очки наденет, то сигарету красивыми пальцами к опущенному углу рта приложит. На свои 38 не выглядит, только глаза усталые. Видно, что страдал. Поэт!
Внешне всем угодил — и женщинам, и определенному проценту мужчин. Не избежал слухов об ориентации. Но о чем он думал, называя книгу «Мужчины тоже могут имитировать оргазм»?
На выступлениях Воденникова некуда упасть — в масштабах поэтического вечера. Он — звезда нынче. Про него говорят — поэт, которого вы ждали. ДВ — считается, что расшифровка уже необязательна.
«Дорогие мои, бедные, добрые, полуживые...» — говорит он со сцены. Что-то напоминает… Шоу Киркорова — «Лучшее, любимое и только для Вас». Пишет ДВ прежде всего о чувствах. Пишет без купюр, с автоэпиграфами и комментариями. Белых пятен в биографии его лирического героя ровно столько, сколько необходимо для пробуждения интереса. Его стихи — как дверь, закрытая на цепочку: видно, что внутри, и хочется дергать.
«Я не кормил — с руки — литературу, / Ее бесстыжих и стыдливых птиц. / Я расписал себя как партитуру / Желез, ушибов, запахов, ресниц...» Вот она — его лиловая изнанка. Его страхи, стыд, фантазии. «Новая искренность», — говорят критики. Реалити-шоу. Фильм из серии «Быть Дмитрием Воденниковым». Особенно ДВ любят девушки, имеющие невнятный любовный опыт и представляющие Мужчину Своей Мечты именно таким. «Так что ты не стесняйся, /Давай, рискни. / Это раньше со мною /Нельзя, ни-ни. / А теперь со мной — можно, можно», — зазывающе улыбается Пригожий Лель. «Он Бог! — кричат поклонницы, — хочу от него ребенка!»
Вот был бы автор низкоросл, косноязычен, лыс — кто знает…
Стихи ДВ красивы — под стать автору — и заслуженно поощрены и цитируемы. Но его бесконечные посты в ЖЖ пользуются чуть ли не еще большим интересом — сегодня в «ленте друзей» его читают 1772 человека, и их количество растет. Образ создан — как бы хороши ни были тексты, читатель будет «ходить» на Воденникова, как ценитель кино на любимого актера. Что бы он ни написал. К счастью, ДВ вряд ли скоро испишется. Потому что деталей быта, личной жизни, размышлений и мук совести хватит еще на сотни мелованных страниц.
Как говорят ЖЖ-юзеры, многая лента вам, Димочка.
ПОЭТ-УБИЙЦА:
АНДРЕЙ РОДИОНОВ
«… Все женщины, которые хотят трахаться с интеллигентными людьми,
Стараются быть немного похожими на Ренату Литвинову.
Исключение составляют те, что с детьми,
И те, кому за сорок с полтиною»
Звезда московских литературных площадок, шортлистер премии Андрея Белого, лауреат молодежного «Триумфа» Андрей Родионов сгубил немало как почитателей, так и пописателей. Все хотят его славы, всем он интересен.
И вообще — он воплощенный Контраст.
С одной стороны, ужасен. С другой — прекрасен.
С одной стороны, Родионов провел детство среди серого произвола ближнего Подмосковья. С другой стороны, он разносторонне образован и читает наизусть Эдгара По в оригинале.
С одной стороны, Родионов — человек пьющий и в другого рода кайфах себе не отказывающий. С другой стороны, его текстам присуща такая невероятная жизненная зрячесть и тонкость, что и Чехов кивнул бы с одобрением.
Утром Родионов ворочает багром кумачовые полотнища в огромных кипящих чанах — в этом заключается его работа красильщиком в одном из московских академических театров. А вечером он — ведущий Турнира Большого Слэма, и зрители смотрят на него, как на пророка, и рты их пересыхают от восхищения.
Родионову, как королю литкабаре, разрешается пить в кредит, а потом отрабатывать долги, выступая перед завсегдатаями заведения. А дома его ждут любимая жена и три сына.
Родионова можно застать в компании оптимистичных бомжей или задумчивых алкашей за столиком дешевого стояка, где столик этот на высокой ножке играет роль некоего стержня, не дающего поэту кануть на дно. И вряд ли кто-то удивится, узнав, что наутро в составе литделегации из России Родионов собирается на прием к королеве английской или президенту США.
Сам он высказывается об этом так: «… Так хорошо во время бизнес-ланча /Сидеть в арт-кафе с бабою. / И актуальным людям махать / Открытою ладонью. / А потом вечером забухать / Во дворе с подзаборной хронью».
Он позволяет себе — и весьма органично! — рифмовать телефон — домофон, порыв — прорыв, а иногда и не рифмовать вовсе. Одна строка четверостишия у него может состоять из 9 слогов, другая — из 22. И ему это позволительно. Ему прощается все.
Герои Родионова блуждают между дальними звездами, борются с космическими захватчиками и в конце концов оседают «в окрестностях подмосковной Перловки», чтобы там найти Великий Смысл в простых земных радостях.
А как он читает! Плавно разводит руками, отбивает ритм ногой, рычит в конце строки и, если разойдется, подмахнет пару раз задом, хрустнет задорно тазовыми костями — и зал визжит от удовольствия.
И уже разодран на цитаты: «На зеленой линии есть такое правило: выходи из вагона, если не вставило!» или же: «Нету сдачи тире нет портвейна». Или вот еще: «Пельмени — устрицы пьющих людей…»
Некоторые поэты мрачно заявляют во всеуслышание: «Я-то делал это сильно раньше Родионова». Никто не спорит, однако говорить такое — все равно что бывшему жениху претендовать на женщину, которая давно уже родила детей другому.
Главное-то в художественном методе Родионова — не форма и не лексика.
Главное — точность детали, делающая его персонажа обаятельным, живость речи, что ли, опыт, наконец. Ничего нового, но старые вещи ищут себе хозяев, люди, которые плюют в колодец, делают это не потому, что им вода не понравилась, супруги-бомжи помнят друг друга красивыми и молодыми, безбилетные дети превращаются в зайцев…
А любовь — поважнее, чем жрать.