Они опускались за Родину

Хотели снять о людях героической профессии, а получилось — о безволии

На экраны вышел фильм «Последний забой» Валерия Тодоровского и Сергея Боброва — первое кино на производственную тему за 10 лет

Андрей АРХАНГЕЛЬСКИЙ

Забавно наблюдать, как современный курс на стабильность и патриотизм постепенно начинает влиять и на массовое искусство. Вот после 9 Мая вдруг вспомнили о патриотических песнях. Сразу конкурсы, дискуссии по телевизору… Вот уже Укупник печалится о низком уровне сегодняшней эстрады. И Катя Лель кряхтит про синий платочек. Господи, как они все быстро строятся... Ну а уж кино — ему сам Ленин велел, так сказать. Начиная, пожалуй, с «Питера FМ» и «Жары» бондарчуковской — светлого праздника в духе «они тусовались за родину», где скинхеды безобидны, а милиция человечна — «стабильное» кино стало уже отдельным жанром, фактом  культуры.  «Забой» из той же серии нового «правильного кино». Однако же с поправкой на талант Валерия Тодоровского. Режиссер «Сводного брата Франкенштейна» — лучшего фильма 2000-х, не побоимся этого слова — «Забой» вначале хотел снимать сам. Но потом почему-то переуступил его Сергею Боброву («Улицы разбитых фонарей», «Мужчины не плачут»), оставшись продюсером. Фильм таким и получился, двусмысленным: в нем осталась продуманность, насыщенность, плотность задумки, с одной стороны, и стереотипность дикая, сериальная — с другой.

«Забой» — первый за 10 лет фильм на производственную тему. И здесь впервые утверждаются новые киноштампы — набор деталей, которым отныне будет принято  маркировать эпоху под названием «девяностые годы». Одновременно что-то и вроде памятки — «как и что нужно помнить о 90-х». Новый стандарт качества «хорошего кино про плохое время» — который впоследствии будет воспроизводиться в десятках фильмов попроще.

Главная идея таких фильмов — показать, «до чего народ довели». Вот судьба двух девушек, уехавших из шахтерского поселка в Город. Одна стала проституткой (понятно, а кем же еще? Это сразу понимаешь, чуть ли не до начала фильма), а вторая победила в конкурсе красоты и покатилась по наклонной: показы, диета, остекленевший взгляд.  Все это полностью соотносится с народными представлениями о тех, кто в 90-е решил изменить свою судьбу: все богатые — проститутки, все честные — бедные. Вот это упоение «народной правдой» и сквозит из каждого кадра. Мы все это уже видели и раньше: в сериалах про парней из спецназа, которые не предали своего дела, про «настоящих профессионалов» других дел, которые молча, сцепив зубы, верили, что не навсегда либеральный беспредел. Но в «Забое» все это доведено уже до обобщения, символизации. Это уже не разведка боем — это «большое кино с деталями».

Раздражают в «Забое» даже не столько сами штампы, сколько упорное их повторение. По нескольку раз. Все подобрано таким образом, что просто кричит с экрана, вопиет — узнавай, узнавай нас непременно, зритель! Черным по белому, лишь бы ты узнал! Ну! Ну! Молодец!  Как всегда натужно орет актер Гармаш в роли стопудового забойщика. Ему подвывает актер Смолянинов в роли забойщика молодого. Инженер шахты — Крейн, интеллигент, всем выкает, ходит в берете. Дужка очков плотно перемотана изолентой. Толсто так, выпукло — чтобы зритель заметил.  Шахтеры пьют водку прямо из горла. Еще они пьют боярышник. Из маленьких таких бутылочек. Модельный бизнес развратен и страшен, как мы и предполагали. На фоне вопиющей бедности поселка появляется фольклорный BMW, который, словно Дракон или Кощей, уносит самую красивую девушку поселка. Шахтерские лица плотно измазаны черным, как Отелло в провинциальном театре.

Понятно, что сказать хотели.  Сказать хотели о том, как хороших рабочих людей довели до ручки проклятые реформаторы. Но фокус в том, что при внимательном просмотре читается совсем другое. По-моему, благодаря Тодоровскому (и кто знает, может быть, об этом он его и задумывал) фильм получился о том, что не власть, а так называемые бедные, но честные люди — главный тормоз любых перемен. Ведь что это такое — когда шахтеры, не получая месяцами зарплаты, решают себя взорвать в шахте, чтобы родственникам выплатили компенсацию? Это точнейшая и едкая пародия на консервативность мышления нашего человека. На неспособность сойти хоть чуть-чуть с наезженной колеи. Такому человеку не приходит в голову «открыть бизнес»… Ну ладно-ладно, вижу ваши скептические ухмылки: «Ты знаешь, какой был бизнес в 90-е?» Да не про то я. Как говорил Жванецкий: «Да чего вы жалуетесь на время? Да сейчас такой простор — пойди купи валюту одной страны, поменяй на другую, продай по цене третьей и обменяй на четвертую», — вот о каком «бизнесе» я говорю. О бизнесе для себя, хотя бы на пропитание. И это нормально, так и должно было быть. А вот те, кто ходил на работу, на которой годами не платили, и требовал от государства «заботы» и «работы», — вот эти люди и являются полной загадкой. И Тодоровский об этом, догадываюсь, и хотел сказать. Бобров же решил снять фильм о людях «героической профессии». В результате получилось кино о том, почему страна так и не переменилась. «Герои обрели  дружбу — ту, что… дает надежду увидеть свет в конце забоя», — пишут в аннотации к фильму. Не логичнее ли было поискать свет в другом месте, напрашивается невольно вопрос, если в забое давно ничего не видно? Фильм получился о том, что наш человек скорее умрет, чем пойдет искать счастья самостоятельно. Как писал Довлатов, «так еврейский бог наказал политработника»: желание снять «народный фильм» привело авторов в результате к злой иронии по поводу неповоротливости народного сознания. За что им неожиданное спасибо.
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...