Откуда в индейце московская грусть
Никита Аронов — о том, как живется и поется потомкам инков на чужбине
Как потомкам инков поется в Москве и почему их все время ловит полиция, выяснял "Огонек"
Российские полицейские, арестовывающие индейцев в национальных костюмах,— это вовсе не сюрреалистическая картина. С недавних пор это вполне себе обыденная процедура, по крайней мере, для москвичей. Однажды в августе толпа у метро "Новокузнецкая" даже отбила музыкантов в перьях у не ожидавшего такой горячей поддержки полицейского наряда. Впрочем, одной столицей летопись индейских приключений в России не ограничивается: почти в любом крупном городе то и дело попадаются на глаза поющие и танцующие индейцы. В Мурманске, например, уличной индейской группе не повезло: там в сентябре музыкантов повязали, потом судили, оштрафовали и постановили депортировать на родину — в Эквадор.
— Еще недавно в России было только три такие уличные группы, как наша,— рассказывает эквадорец Хорхе.— Сейчас в одной Москве их от 20 до 30. Мы, например, тут только с апреля. Попадаются и перуанцы. Но это в основном студенты, которые музыкой только подрабатывают. Большинство же музыкантов из Эквадора, они приезжают играть профессионально. Все это началось после того, как в ноябре прошлого года наши страны заключили соглашение о безвизовом режиме.
Походный быт
У Хорхе классическая внешность андского индейца: коренастый, толстые пальцы, длинные черные волосы. Друг с другом музыканты общаются на индейском языке кечуа. А группа их, в переводе с кечуа, называется "Парни" — Wuambrakuna.
На семерых "парней" приходится квартира-двушка в новом доме в поселке совхоза "1 Мая", распиленном на апартаменты. Это сразу за МКАД, всего 10 минут езды от метро "Щелковская". В прихожей свалены "пернатые" концертные костюмы. Через миниатюрную кухню без окон Хорхе ведет нас в комнату, весь интерьер которой, за исключением шкафа-стенки, состоит из спальных мест. Садимся на сложенный диван. Гостеприимный хозяин — на разложенный. Рядом куча свернутых матрасов. Ночью, наверное, тут шагу ступить негде. В соседних квартирах в аналогичных условиях живут еще две группы.
Пока мы говорим, товарищи Хорхе, такие же маленькие и широкоплечие, как он, нанизывают кожаные браслеты на пластиковые канализационные трубы. В таком виде их удобно носить и продавать во время концерта. Браслетов и амулетов целые мешки. Пахнет выделанной кожей.
С кухни примешивается запах незнакомых пряностей. Кто-то из молодых музыкантов бросает ломти говядины на шипящую сковородку. Вскоре нам предлагают разделить трапезу: жареное мясо, картошку, кусок вареного початка. Кукуруза в России, конечно, совсем не та, что в Андах. Мы в этом убеждаемся, когда на столе появляется миска зажаренных до хруста кукурузных зерен, размером с хорошую фасоль. Национальное блюдо три дня назад кто-то привез самолетом. И вот уже от целой пачки почти ничего не осталось. Еще индейцы признаются, что очень не хватает морских свинок. Инки-то их в свое время одомашнили как раз в гастрономических целях. А праздник без морской свинки на столе, считай, не праздник.
В углу кухни, уткнувшись в планшет, сидит совсем молодой индеец и с кем-то напряженно переписывается. Уже несколько лет, как на малую родину музыкантов пришел быстрый интернет. Так что гастролеры не теряют связи с родней. Некоторые каждый день звонят детям по скайпу.
Люди из Отавало
— Все мы приехали из поселка Отавало,— рассказывает Хорхе.— Это в паре часов езды от нашей столицы Кито.
Отавало расположен в горах эквадорской провинции Имбабура. Север бывшей империи инков. Когда-то кечуа был официальным языком этого могучего государства. Теперь на разных его диалектах говорят индейские племена, разбросанные по всем концам бывшей империи. В том числе и наши собеседники. В Эквадоре Отавало уже давно считается главной ярмаркой, куда туристы ездят за сувенирами. Но со временем местные жители приноровились продавать индейскую культуру на экспорт.
— Наши деды занимались сельским хозяйством. А 30-40 лет назад люди из Отавало впервые поехали играть музыку за границу. Начинали с Испании и США,— рассказывает товарищ Хорхе, Хосе Канамар. Он в группе за главного и самый опытный путешественник — ездит с музыкой уже больше 20 лет и где только не побывал, даже в Корее.
С апреля поселок Отавало пустеет — половина населения уезжает на заработки. Возвращаются мужья в сентябре-октябре, так что больше всего детей там рождается к июлю. Все южноамериканское лето музыканты дома. Успевают отметить Рождество в кругу семьи. С января по март еще много традиционных праздников, оставшихся с инкских времен. Потом в Южном полушарии наступает осень, а в Северном — весна, значит, снова пора на заработки.
— Мы видели в разных странах, что люди могут отдыхать целый месяц и даже два, но у нас так не бывает,— объясняет Хосе.— Мы не можем заработать столько, чтобы хватило на полгода.
Так что в перерывах между гастролями уличные музыканты занимаются тем же, чем и другие жители поселка,— сельским хозяйством и производством сувениров. Сами же их потом и продают. Это одна из основных статей заработка наряду с торговлей компакт-дисками. Денег в шляпу индейцам кидают совсем мало.
Амулеты и браслеты, кстати, вполне традиционные, хотя и топорно сделаны. Еще деды и бабушки нынешних музыкантов использовали такие же для избавления от болезней. А вот сценические костюмы с перьями — чистая липа.
— Это одежда северных индейцев,— признается Хосе.
Настоящие жители Отавало одеваются по-другому. Женщины носят белые блузы, мужчины — белые штаны и синие пончо. Причем из овечьей шерсти: лам в этой части Анд уже не разводят.
Кроме индейцев из Отавало в Москву ездят и музыканты из другого эквадорского племени — саласака. Но дружбы народов не наблюдается.
— Они не уважают других музыкантов,— жалуется Хосе.— Мы как-то работали на "Чистых Прудах", и тут приехали саласака. Наши в таком случае на другую станцию едут. А эти встали рядом и давай играть...
Солнечные ритмы
Впрочем, однажды в год наступает общий для всех потомков инков праздник. В Москве это вечер 23 июня. В нынешнем году в этот день на ВВЦ можно было наблюдать небывалое скопление поющих и танцующих индейцев. Были там и Хосе со товарищи и еще несколько индейских групп — собрались вместе, чтобы отметить традиционный инкский праздник солнца — Инти Райми. Он приурочен к солнцестоянию и продолжается пять дней подряд.
Когда-то католические миссионеры объединили зимний праздник инков с Ивановым днем, точно так же как их православные коллеги поступили с летним праздником славянских язычников. Поэтому мелодии, которые традиционно исполняют в праздничные дни, называются Сан-Хуанито. Этот музыкальный ритм и разнесли по всему миру эквадорские индейцы.
Другой ритм, который играют на московских площадях потомки инков,— традиционное испанское фанданго, его обычно исполняют на свадьбах. Причем сейчас под старинное звучание переделывают все что попало: классические рок-баллады, песни Селин Дион, произведения Элтона Джона и группы ABBA.
— А наши исконные песни в основном посвящены женщинам, потому что женщины — самые лучшие создания,— объясняет Хосе.— Одна из самых популярных тем — как парень расстается с девушкой. Это чувство расставания мы и стараемся передать.
Так что песни у московских эквадорцев на самом деле грустные.
— У наших отцов и дедов не было синтезаторов и ударных установок,— рассказывает Хосе.— Но мир меняется, и музыка меняется вместе с ним. Мы продолжаем играть наши традиционные мелодии, используя современные инструменты. Это не для того, чтобы изменить музыку, а чтобы она была лучше слышна.
Сам Хосе предпочитает гитару и сампонью — индейскую двухрядную флейту Пана. Ее можно увидеть еще на изображениях инкских музыкантов. Инструмент простой, особого искусства в изготовлении не требующий. И овладеть сампоньей нетрудно.
— Когда я был школьником, ходил с друзьями на концерты разных групп и говорил себе, что обязательно буду играть так же. Мы брали инструменты и учились сами,— вспоминает Хосе.— Мне кажется, когда все делаешь сам и не знаешь нот, у тебя больше свободы.
Тем временем из прихожей крохотной квартирки в поселке "1 Мая" доносится музыка. Пока мы интервьюируем Хосе, остальные участники группы уселись играть. Музыка для них явно не только работа.
Пробки и барьеры
Выступать сегодня индейцы не пойдут, холодно. За окном +12, мелкий дождик — нормальная московская осень. Но в Отавало обычно куда теплее, даром что горы.
— Сложный климат в России, очень трудно работать,— качает головой Хосе.
Еще потомки инков никак не могут привыкнуть к московскому транспорту.
— Обычно бывает автобус или автобус и метро. А у вас есть еще трамваи, троллейбусы — все очень запутано. И пробки ужасные. Я позавчера ехал от ВВЦ три часа.— На этом месте Хосе поднимает пальцы, подчеркивая свое изумление.— Зато водители у вас не такие нервные, не сигналят. Но больше всего поражает стихийная парковка. Все бросают машины, кто где хочет. В Эквадоре никто себе такого не позволяет.
Немножко разобраться в новом городе и найти машину напрокат помогли местные друзья, говорящие по-испански. А так попытки общаться с русскими периодически разбиваются о языковой барьер. Даже взятку полиции дать не удается.
Первые месяцы у группы был русскоговорящий менеджер. Со многими стражами порядка, по словам Хосе, удавалось найти общий язык за 2-3 тысячи рублей. Теперь общего языка нет, поскольку большинство наших полицейских не то что по-испански не говорит, но и по-английски двух слов связать не может.
Пристальный интерес полиции к индейцам начал проявляться в августе. Хосе даже уверен, что это связано с каким-то изменением правил пребывания именно для эквадорцев. Хотя все куда проще: с начала августа, после инцидента на Матвеевском рынке в Москве начались массовые зачистки гастарбайтеров. Но Хосе об этом не знает.
— Мелкие проблемы с полицией бывали всегда. Это происходит в любой стране,— рассуждает он.— Везде есть места, где можно играть, а есть, где нельзя. Везде одни полицейские сами нас слушают, даже диски и браслеты покупают. А другие прогоняют, забирают и выписывают штраф. Иногда, забирая, оправдываются: это, мол, наша работа.
Надо сказать, столь философское отношение к московским полицейским разделяют далеко не все индейцы-музыканты. До Хосе мы пытались договориться об интервью с другим эквадорцем, Раулем. Но тот не нашел времени пообщаться: его группа спешно паковала чемоданы и уезжала домой раньше запланированного срока как раз из-за повышенного внимания полиции.
Теперь, впрочем, и Хосе не до шуток. Его родной брат, Вилим Хавьер,— один из тех музыкантов, кого приговорили к депортации в Мурманске.
— Очень сложно разобраться: у вас есть полиция, есть миграционная служба, и работают они независимо друг от друга,— возмущается Хосе.— У нас с братом одинаковые годовые мультивизы. При этом у меня проблем нет, а у брата есть.
У России с Эквадором и правда запутанные договоренности. Конечно, визовый режим между странами отменен. Но въехать без визы можно только с туристическими целями и лишь на 3 месяца. Сознательные музыканты из Эквадора берут годовую рабочую визу, однако и она почему-то позволяет провести в России не больше 90 дней. Именно в эту ловушку попали индейцы, арестованные в Мурманске,— у них положенный срок пребывания уже вышел.
— Наши музыканты, конечно, не делают ничего плохого. Они привыкли ездить по всему миру и играть свою музыку, думая, что виза в России дает такие же условия, как в других странах,— объясняет поверенный в консульских делах эквадорского посольства в России Эди Монтальван Каррион.— Но Россия — это сложно, отдельный, можно сказать, континент. Тут есть некоторые правила, которые даже мне как консулу непонятны. Однако это не значит, что мы не должны их соблюдать. Мне приходится объяснять своим согражданам, что это не Америка, не Англия, не Италия.
Жизнь по сезону
Сейчас эквадорцы и другие индейские гастролеры потянулись домой. Первыми улетают те, кто играл на черноморских курортах — у них сезон уже кончился. Уехали музыканты, выступавшие в Казани. Следующие на очереди — московские индейцы. И конечно, каждой группе еще предстоит решить, стоит ли возвращаться в эту непростую страну. Wuambrakuna, правда, уже решили: вернутся обязательно.
— Нашу музыку хорошо принимают в России, людям нравится, хотя они и не такие открытые, как латиноамериканцы,— объясняет Хосе.— И пока нам позволяют, мы будем тут играть.
Он полетит в Эквадор в конце октября. На память о Москве хочет выучиться готовить борщ. А друзьям и родственникам повезет в подарок матрешки. Так что в сувенирную столицу Эквадора Хосе вернется с российскими сувенирами.