В Москву для заключения контракта с Большим театром на постановку балета Мариуса Петипа "Дочь фараона" приехал ПЬЕР ЛАКОТТ. Корреспондент Ъ ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА расспросила французского хореографа об итогах его визита.
— Кто был инициатором постановки "Дочери фараона"?
— Большой театр.
— Почему они обратились именно к вам?
— В прошлом году я дал большое интервью "Коммерсанту", в котором упомянул, что хотел бы поставить балет "Дочь фараона". Мне позвонили из Большого и предложили постановку.
— Почему именно "Дочь фараона"?
— В свое время Нуриев очень хотел, чтобы я поставил "Дочь фараона" в Парижской опере. Это был один из его самых больших проектов. Но он не успел осуществиться — Нуриев умер. О том, чтобы я поставил "Дочь фараона", всегда просила и мой педагог Любовь Егорова (балерина Императорского театра.— Ъ). У нее была исключительная память. Она показывала мне не только главную партию, которую сама танцевала, но и все мизансцены, партию кордебалета — женского и мужского, пантомиму, все роли... Это была фантастика: когда я работал с Егоровой, она заставляла прожить весь балет вместе с ней. Она говорила: "Так просил делать Петипа",— и время останавливалось.
— "Дочь фараона" будет реконструкцией или в большей степени вашей фантазией?
— Об этом спектакле я расспрашивал всех, кого мог,— Кшесинскую, Преображенскую, Владимирова, который танцевал в Москве у Горского. В Нью-Йорке с Ольгой Спесивцевой я разговаривал восемь часов. Прекрасная память, только сначала стеснялась говорить по-французски. В Бостоне я обнаружил тетради Сергеева (режиссер Императорских театров, по записям которого в Мариинском театре в 1999-м возобновили "Спящую красавицу".— Ъ). К сожалению, "Дочь фараона" записана у него фрагментарно — нет указаний о руках, вариации обозначены основными движениями. Но есть полное объяснение мизансцены, с рисунками, это хороший документ.
Судьба все время подбрасывала мне знаки. В Театральном музее Петербурга первое, на что я наткнулся, была фотография Егоровой в роли Аспиччии — она как будто свыше говорила мне: "Ты должен это сделать". В Петербурге я разговаривал с людьми, которые танцевали в этом балете, мне показали две совершенно прелестные вариации. А два месяца назад я обедал с моим другом Жаном Бабиле (знаменитый танцовщик 40-50-х.— Ъ). И он, узнав, что я собираюсь ставить "Дочь фараона", говорит: "А ты знаешь вариацию из па-д`аксьон? Мне ее показал Владимиров, когда мне было пятнадцать". И тут же мне ее передал. Я бы был счастлив, если бы что-нибудь вспомнила великая Семенова — ведь это последняя живая Аспиччия. В Москве я пойду в Бахрушинский музей: говорят, там есть рисунки Петипа, я сравню их с записями Сергеева. Я чувствую — меня ведет моя звезда. Я продолжаю поиск, это сумасшедшая работа — я звоню, я настаиваю, я нашел всех старых танцовщиков, кого мог. И если не узнаю того, что хочу узнать,— опущусь в могилу к уже ушедшим. И мечта станет реальностью. Я думаю, получится очень красивый спектакль.
— Вы уже заключили контракт с театром?
— Да, контракт подписан, все готово. Я сделал декорации и костюмы, привез эскизы, и сейчас мы уже работаем над ними.
— Вы сами делали эскизы?
— У меня были трудности со сценографами, которые не слушают то, что их просят сделать. И, поскольку я знаю точно, чего хочу, то, чтобы не терять времени, я взялся за работу сам. Я не художник, но я всегда любил рисовать. Я оформил уже много своих спектаклей.
— "Дочь фараона" — дорогостоящая вещь. Театр готов нести эти расходы?
— Если Большой этого не сделает, какой театр сможет потянуть такое? Его руководители готовы на расходы, они хотят большой спектакль. О своей работе с Большим театром я говорил немногим, но об этом уже знают везде — в Англии, в Америке, во Франции, в Италии, и все горят нетерпением увидеть "Дочь фараона". Я думаю, Большой будет успешно гастролировать с этим балетом.
— По контракту этот спектакль принадлежит театру?
— Конечно, спектакль становится собственностью театра. К тому же Большой имеет на него эксклюзив: три года я не имею права ставить "Дочь фараона" где-либо еще.
— Вы сами будете выбирать исполнителей или предоставите это театру?
— Я думаю, мы это обсудим в дружеской обстановке.