Премьера кино
Герой фильма "На грани сомнения" (Себастьян Кох) с самого начала сомневается, стоит ли связываться с роковой подругой (Лотте Вербек, справа) его дочки (Ребекка Найт)
На этой неделе в прокат выходит эротический триллер "На грани сомнения" (Suspension of Disbelief), который в исполнении английского искателя новых форм Майка Фиггиса никак не может остаться обычным неонуаром, а превращается в кино о кино, в том числе и благодаря тому, что главный герой — сценарист. О том, что Майк Фиггис не снимает фильмы о простых портовых рабочих, пожалела ЛИДИЯ МАСЛОВА.
Мало есть режиссеров, в чей адрес чаще использовалось бы слово "претенциозный", чем в адрес фиггисовских деконструкторских выкрутасов, и "На грани сомнения" эту тенденцию лишний раз закрепляет. Однако и в потрясшем публику новаторством "Таймкоде" (Timecode), и в не менее формалистском "Отеле" (Hotel) при всей их претенциозности было чему отдать должное, и сквозь авторское самоутверждение все-таки просвечивала какая-никакая история. Теперь же понтовая выделка не может замаскировать вторичное качество сюжетной овчинки, тем более что и режиссерских понтов как-то поубавилось по сравнению, скажем, с действительно дерзкой идеей разделить экран на четыре части и вести повествование одновременно с четырех точек зрения.
Когда-то безрассудно смелый Майк Фиггис на этот раз немного трусливо с самого же начала прикрывается чужим авторитетом: чтобы зритель не догадался (во всяком случае сразу), что его дурят, автор ссылается на Карла Юнга, открывая картину длинным титром, объясняющим, что такое в юнгианском понимании "мистическое участие". Майк Фиггис переносит этот термин в сферу художественного творчества, где, по его мнению, иногда случается, что сочиненный писателем вымысел становится для читателя реальным, непосредственно переживаемым фактом его жизни, так что у него не остается и тени сомнения в реальности происходящего, настолько он погружен внутрь рассказываемой истории. К сожалению, сам фильм "На грани сомнения" не тот случай.
В новой фиггисовской картине встречаются его излюбленные сюжетные мотивы, отчасти напоминающие те, что в "Таймкоде" служили подпоркой для формального эксперимента. У известного кинематографиста, американского сценариста немецкого происхождения (Себастьян Кох) какие-то непонятки с женой, куда-то пропавшей 15 лет назад, зато он знакомится с роковой француженкой (Лотте Вербек), которая сразу гибнет при криминальных обстоятельствах, однако оставляет вместо себя практически идентичную сестру-близнеца, вступающую в интересные отношения не только с героем, но и с его 25-летней дочкой (Ребекка Найт), актрисой, снимающейся в фильме по папиному сценарию. Полицейский инспектор (Кеннет Кранем), выясняющий обстоятельства таинственной гибели француженки, которая утонула в канале, подозревает сценариста в убийстве, а заодно, пользуясь случаем, просит его глянуть сценарий, который инспектор накропал на досуге. Вообще, чтение сценария становится одним из лейтмотивов фильма, и иногда вместо того, чтобы показывать картинку, Майк Фиггис заставляет и зрителя немного почитать "американскую запись", пуская по экрану титры: "1. Самолет взлетает. 2. Самолет садится. 3. Мартин берет напрокат машину". Это еще довольно лестный для публики прием, как бы показывающий, что режиссер верит в силу зрительского воображения, способного представить взлетающий самолет. Но во многих других случаях Майк Фиггис к нашим умственным способностям относится довольно снисходительно, примерно как его герой к туповатым студентам, которым он преподает драматургическое мастерство в лондонской киношколе. В ответ на наивные вопросы будущих сценаристов — например, "почему мы испытываем настоящие эмоции по отношению к героям фильмов?" — Майк Фиггис снова выписывает по экрану поучительные титры типа "character is plot", то есть "персонаж — это сюжет", а когда на экране впервые появляется ключевой женский персонаж, который по идее и должен обеспечивать всю сюжетную динамику, его сопровождает титр "Анжелика", как бы намекающий: смотри в оба! Однако чем больше автор фильма семафорит нам своими вербальными предупреждениями, тем труднее концентрировать внимание на том, в чем разница между двумя идентичными девушками, морочащими голову герою, и где пролегает граница между жизнью и кинематографом, которую Майк Фиггис в конце пытается окончательно размазать, проецируя финальные титры прямо поверх живых людей.