Безухий ездок

премьера кино

Завтра в прокат выходит "Гонка" (Rush), в которой режиссер Рон Ховард пытается воскресить в памяти романтический период "Формулы-1", когда в 1970-е на трассе соперничали австриец Ники Лауда, едва не погибший в 1976 году на Нюрбургринге, и англичанин Джеймс Хант. Для фильма о мужском спорте "Гонка" получилась немного слишком дамской, считает ЛИДИЯ МАСЛОВА.

Стоит сразу заметить, что как визуальный аттракцион "Гонка" выглядит, конечно, подинамичнее, чем репортажи с современной "Формулы-1", где, как замечают позевывающие комментаторы, вынужденные нагонять саспенс на ровном месте, меняются только правила и резина, элемент непредсказуемости сведен к минимуму, а пилоты меряются не столько виртуозностью вождения или волей к победе, сколько скоростью механиков, переобувающих болид на пит-стопе. Однако если сам процесс гонки в фильме Рона Ховарда можно рассмотреть во всех мыслимых ракурсах, включая жмущую на газ ногу гонщика, то с человеческим содержанием дело обстоит не так блестяще.

Главный когнитивный диссонанс, который вызывает "Гонка", связан с тем, что сценарий ее принадлежит не какому-нибудь голливудскому спекулянту-слезовыжимальщику, а англичанину Питеру Моргану, человеку умному и тонкому,— его имя значится в титрах "Королевы" (The Queen) Стивена Фрирза, "Последнего короля Шотландии" (The Last King of Scotland) Кевина Макдональда, и тот же Рон Ховард снял по его сценарию "Фроста против Никсона" (Frost/Nixon). "Гонку" Питер Морган, по его словам, написал как бы в стол, не рассчитывая на то, что найдется много желающих это поставить, а тем более сделать крупнобюджетный зрелищный блокбастер с подробно снятыми гонками.

Моргановский замысел сводился скорее к психологической драме противостояния двух мужских характеров: холодного, осторожного и расчетливого Ники Лауды, с одной стороны, и веселого, беспечного, рискового Джеймса Ханта — с другой. У Рона Ховарда из этого конфликта мировоззрений получилась кондовая мелодрама, целевой аудиторией которой являются скорее девочки, причем не те, которым нравятся гонки, а те, которые мечтают о гонщиках. Их сексуальную привлекательность фильм педалирует в первых же кадрах, где можно видеть голого Криса Хемсуорта (играющего Джеймса Ханта), до этого более известного маленькому зрителю по мифологическому блокбастеру "Тор" (Thor), где монументальная скандинавская невозмутимость удавалась актеру получше, чем теперь развязный британский дендизм. И в дальнейшем перебивки с кадрами красивой жизни, которую может себе позволить на свои гонорары гонщик, выполнены в пошлейшей манере "разврат и пьянство".

В то время как Крис Хемсуорт демонстрирует великолепное телосложение, Даниэль Брюль вынужден шипеть свой текст сквозь специальные зубные накладки, изображающие неправильный прикус Ники Лауды,— он, видимо, должен как-то ассоциироваться с невероятным упрямством героя, который чуть не сгорел заживо во время аварии, но уже через шесть недель стиснул зубы и снова выехал на трассу. Несмотря на небольшую кашу во рту, в целом Даниэль Брюль вполне справляется с задачей, передает склочность характера героя, который в начале карьеры ссорится с папой — главой банка, который станет одним из основных объектов product placement, а потом на чем свет стоит кроет Ferrari за низкое качество автопарка и требует изготовить ему наконец нормальную машину. Такую машину, по мнению Лауды, гонщик должен чувствовать задницей,— и аналогичным простеньким непритязательным юморком пропитан в общем-то весь фильм, где фамилия Хант рифмуется с неприличным словом cunt. Однако на самом деле он совсем не такой — как свидетельствует эпизод, когда благородный Хант лупит в туалете "желтого" журналиста, задавшего изуродованному и оставшемуся практически без одного уха Лауде бестактный вопрос о том, не разрушит ли авария его брак.

К семейной жизни Ники Лауды авторы фильма относятся с повышенным благоговением. На будущую жену (Александра Мария Лара) уже известный гонщик производит неизгладимое впечатление, прокатив ее с ветерком по живописным итальянским пейзажам. Когда в автомобиле случается поломка, девушка встает на шоссе с протянутой рукой в надежде, что проезжие молодцы клюнут на ее красоту, но они, заметив мнущегося на обочине Лауду, бросаются к нему с криками узнавания, проигнорировав сконфуженную девицу, которой предстоит вынести еще и не такое. Например, присутствовать при страшноватой процедуре вакуумной вентиляции обожженных легких мужа и выслушивать его стоны, когда он натягивает шлем на еще не зажившую голову. При этом бедной женщине, должно быть, вспоминается медовый месяц на Ивисе, где молодожены играют в умилительные догонялки, а потом сидят с напряженными лицами у камина, рассуждая о том, каково это, когда внезапно оказывается, что "тебе есть что терять". Примерно эта мысль становится решающим аргументом для Ники Лауды, резко обрывающего свою вроде бы отлично складывающуюся карьеру, и таким образом "Гонка" вместо адреналиновой инъекции, какой она могла быть, в итоге оборачивается сладковатой карамелькой, сентиментальной историей из женского журнала о том, как хорошая жена благотворно повлияла на человека.